«Нет, это не волшебство, это другое».
— Хиенна, законная наследница сто двадцать седьмого слоя Бездны
Суккуба начала свой рассказ, сопровождаемый редким смущенным покашливанием или нервным смешком при упоминании подробностей. Иногда она останавливалась, чтобы перевести дух.
— Началось все давно по меркам смертных. Пууты не всегда жили в Рахэн-ди. Тогда мы даже назывались как-то иначе, но мало кто помнит, какое имя было у нашего народа. В те времена у нас были свои боги, а у них — свои миры. Все эти средние и младшие боги происходили от одного старшего по имени Иблис…
Муфад’ал, до этого стоявший со скучающим видом, при упоминании имени верховного демона поднял голову и вытянул шею, старательно вслушиваясь. Он, конечно, мог слышать мысли почти всех присутствующих и без зрительного контакта, но разумы Хиенны и Гарба оставались закрытыми.
— Младшие боги сотворили разумных существ по своему образу и подобию, — продолжила Хиенна. — Пууты вышли прекрасными созданиями, как я, только лучше и прекраснее. Но большинство богов пуутов уже стали злыми к моменту сотворения нашей расы.
— Злыми или обозленными? — уточнил Адинук. — Может ли кто-то стать злым просто потому, что он таким родился?
— Да, скорее обозленными, — согласилась суккуба. — Боги в те времена часто ходили в гости, и разное случалось. Один начнет насмехаться над созданиями другого, а тот обижается. То советами кого-то замучают, то успехам соседа позавидуют. Были такие, которые просто гостей не любили. У каждого нашлись свои причины обозлиться.
— Как дети малые, честное слово, — усмехнулся Аггрх.
— Это как посмотреть, — возразил ему Гарб, вспомнив про свою бытность единственным шаманом в деревне. — Если бы тебя доставали глупыми вопросами, непроходимой тупостью и невежеством тысячи лет, ты бы тоже, наверное, начал злиться на всех вокруг.
Хиенна кивнула. Ее губы изогнулись в подобии улыбки, придав суккубе ореол загадочности.
— Да, остальные небожители тоже так считали. И все же со временем некоторые, среди которых были и боги пуутов, озлобились достаточно сильно, чтобы началась большая война. То была страшная эпоха. Целые народы выкашивались божественным огнем и оружием смертных. Никто не разбирал праведных и отвергнутых — гибли все без разбору. Боги пуутов вели нас от победы к победе, ведь нас было больше.
— Понаплодились, — презрительно процедил Муфад’ал сквозь зубы.
— Нас и сейчас больше, — с достоинством сообщила суккуба, удостоив мара уничижающим взглядом.
— Они поэтому и воевать умеют лишь числом, а не умением, — подлил масла в огонь Муфад’ал, но мысль передал только смертным, и Хиенна ничего не поняла.
Аггрх понимающе хмыкнул, а Адинук еще быстрее заскрипел пером.
— Так уж вышло, что в ту войну вмешался Део и остановил ее в самый разгар генерального сражения. Итог вы, наверное, знаете. Сложился существующий ныне порядок, как ни противно мне это слово.
— Закон есть закон, — мысленно добавил жахани.
— А какое отношение это имеет к турниру? — напомнил цель рассказа Гарб наводящим вопросом.
— Не самое прямое, — белозубо улыбнулась Хиенна. — Я начала издалека, чтобы подвести к главному. Део поместил всех пуутов в Великий разлом, сделав его бесконечным. Как только нас становится слишком много для этого мира, он расширяется, добавляя слой за слоем. Каждый новый слой вдвое больше предыдущего и чем-то отличается от остальных. Каждым из слоев управляет один из бывших богов или один из их потомков. Сколько их теперь, наверное, только Иблис и знает. Но есть одно досадное обстоятельство — пууты не могут черпать Дэ из природы, как смертные. Это часть наказания. Прожить без этого можно, но относительное могущество даруется только избранным. Остальные вынуждены довольствоваться грубой силой и подчиняться тем, у кого есть власть иного рода.
— Правители, конечно, попадают в число избранных? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Адинук. — Это так очевидно.
Пуута подтвердила догадку эльфа только взглядом и медленным взмахом пушистых ресниц.
— Да, им достается драконья доля. Также есть удачливые охотники за душами смертных, наследники правителей и некоторые древние существа. Как вы понимаете, самыми сильными являются именно властелины. А еще есть традиция, что самое большое могущество может быть даровано только достойному или достойной.
— У них наверняка очень интересный способ определения достойных, — передал мысль Муфад’ал.
Со стороны казалось, что он вообще не интересуется рассказом, но на деле он был весь внимание.
— Один из вариантов Гарб уже видел, — сообщила Хиенна. — Нужно буквально поглотить плоть соперника или соперницы в ритуальном круге после поединка. Не целиком, конечно: достаточно сердца. Так погибла моя мать.
— А второй — турнир? — попытался догадаться Аггрх.
— Как ни странно, не совсем, — улыбнулась ему суккуба. — Обитатели слоя должны пожелать, чтобы ими правил кто-то, и тогда свершается чудо — новому владыке даруется сила. Чем больше будет желающих, тем больше могущества получит новый правитель.
— И турнир для этого? — не унимался орк.
Муфад’ал тоже подался вперед, выдав свое любопытство.
— Турнир — это способ показать, кто больше всех достоин править. Тут уже все зависит от участников. Можно нагнать на будущих подданных страху, а можно поразить всех какими-то умениями и способностями. Но за всю известную историю Рахэн-ди состоялось лишь три турнира, и все они были так давно и далеко отсюда, что уже потерялись в минувшем. Хотя, основным способом, конечно же, является банальное устранение всех остальных претендентов прямо там на арене.
— А кто может принять участие в этом… замечательном мероприятии? — выпалил Муфад’ал, на секунду отбросив осторожность.
Сообразив, что он выдал себя, жахани попытался принять безучастный вид. Получилось неважно: расширенные зрачки и подрагивающие длинные, почти эльфийские уши все равно выдавали сильное волнение.
От суккубы не ускользнул такой повышенный интерес. Она задержала на Муфад’але взгляд еще раз, демонстративно налила себе вина в бокал, сделала маленький глоток и только после этого ответила.
— Едва ли не любой желающий, — сказала она, медленно растягивая звуки так, что жахани, наклонявшийся с каждым словом все ближе к ней, чуть не задохнулся от нетерпения.
— Любой? — с надеждой повторил Муфад’ал.
— Да, — все также неторопливо сказала Хиенна, а потом вздохнула и добавила. — К сожалению, существ из иных миров больше не допускают. На одном турнире, вроде бы, толпа разорвала участника на кусочки. Кажется, тот несчастный как раз был твоей породы, мар.
Улыбка сползла с лица бедного дьявола.
— Бедненький, ты расстроился? — явно издеваясь, насмешливо произнесла принцесса. — Какая была бы забавная шутка, прими ты участие в турнире. Я бы даже с удовольствием посмотрела, как ты соблазняешь смертных.
— Тьфу ты пропасть! — брезгливо сморщился Муфад’ал. — Извращение какое!
— Да, это одно из обязательных состязаний в нашем слое, — добила его Хиенна. — Еще можно похвастаться побежденными в бою марами. Скольких ты убил, мой сладкий?
Муфад’ал окончательно расстроился и отвернулся, а остальные начали смеяться — сначала робко, а потом все громче. Жахани же затаил обиду. Так насмехаться над убитыми неправильно. Вражда враждой, но потеря любого бессмертного существа невосполнима. Если бестолковые пууты этого не понимают, то у них проблемы с головой или чем там их вид привык думать.
— Что ж, теперь к делу, — посерьезнела пуута. — Понадобится вся помощь, которую вы сможете мне оказать. А нам с тобой, Гарб, предстоит работа по поиску Минору. Я могу доверять только тебе в этом вопросе.
— Кстати, что у нас с безопасностью? — спросил гоблин. — Не хотелось бы, чтобы Мерилит подстроила сейчас какую-нибудь пакость.
— По этому поводу можно уже не волноваться, — успокоила всех принцесса. — До состязаний все точно будут живы и здоровы, если специально не нарываться.
— А дальше? — спросил Адинук.
— Как повезет, — пожала плечами Хиенна.
***
Турнир назначили через неделю. Мерилит так рвалась к власти, что даже времени на подготовку отвела ровно столько, чтобы рабы едва успели подготовить арену и собралось достаточное количество гостей. Для строительства пууты использовали как своих импов и чуть более крупных демонов, так и пленных жахани-строителей.
Хиенна зорко следила за всеми приготовлениями, всерьез опасаясь неприятных сюрпризов во время состязаний.
Глашатаев разослали в самые дальние уголки королевства, и гости вместе с потенциальными соперниками и соперницами вскоре начали прибывать. Вокруг замка вырос палаточный городок, простирающийся докуда глаз хватает.
В первый день Аггрх выглянул из окошка башни и цыкнул зубом, увидев творящийся бардак.
— Да, людно тут у вас. Турнир в Грюнвальденбурге собирал тысяч двадцать народу, но сейчас смотрю, а там почитай никого и не было по сравнению с этим нашествием.
Масса самых разнообразных демонов заполонила окрестности. То тут, то там возникали стычки между отдельными личностями, а иной раз и целыми группами, перерастая в небольшие сражения. Задиристый нрав собравшихся давал о себе знать.
Сражения эти быстро начинались и быстро заканчивались. Иногда уничтожением одной из групп, а иногда братанием. В последнем случае объединенная группировка вполне могла попытаться задать взбучку кому-то третьему. Йаамы патрулировали окрестности, но ни во что не вмешивались, следя только, чтобы подданные не посягали на сам замок. В целом вокруг цитадели царило самое настоящее веселье, близкое к полной анархии.
Не все из прибывших жили в палатках. Пару видов пуутов закопались в грунт, обозначая свое присутствие только торчащими наружу конечностями. Часть крылатых тварей облюбовала окрестные скалы, устраивая там крикливые состязания, часто приводящие к изменению иерархии — кого-то сшибали на лету вниз, а кто-то тут же горделиво занимал место еще падающего сородича. Обычно ненадолго.
Пока остальные усердно готовились к турниру, Муфад’ал скучал, поскольку ему не отводилось никакой роли в намечающейся заварухе. Он изредка выглядывал из окна башни и всякий раз неодобрительно качал головой. Сама атмосфера беспорядка претила ему и вызывала стойкое отвращение. И все же он неизменно возвращался к своему наблюдательному пункту, чтобы неотрывно смотреть, как весело пестрая орда внизу проводит время.
— Грустишь? — проходя мимо, спросил Гарб.
— Немного, — не отрывая взгляда от очередной кучи малы внизу, ответил жахани. — Никак не могу понять, почему между нами такая огромная пропасть. Мы похожи, но при этом такие разные.
Гарб остановился, подошел к Муфад’алу и проследил за направлением его взгляда.
— Знаешь, — сказал гоблин, почесав затылок посохом. — Я всегда жил по привычке. По привычке ковырялся в мусорных кучах в поисках пропитания. Унижал слабых и пресмыкался перед сильными, потому что так было принято. Меня так учили с тех самых пор, как… когда я попал в ученики к шаману. Слабому так нужно себя вести, чтобы выжить, говорили они.
Гоблин перевел дух, продолжая смотреть на кишащее демонами пространство, и воспоминания захлестнули его.
— Сейчас ты сильный, только еще не научился вести себя иначе, — сказал жахани, но Гарб так погрузился в прошлое, что даже не понял смысла этих слов.
— Потом я наловчился уворачиваться от тумаков старшего брата, затрещин и посоха учителя и других учеников, — продолжил шаман после паузы, — научился разговаривать с духами и внимательно их слушать. Духи мудрее смертных. Ими не движет зов плоти, и существуют они куда дольше. У них я научился тому, что мир не ограничивается моей деревней. Оказалось, за ее пределами полно других народов, и у каждого из них есть свои традиции, боги и даже свой собственный взгляд на мир. Однако, только начав это путешествие, я окончательно убедился, что хотя все разумные существа разные, но все же очень похожи.
— Да, все-таки мы с пуутами похожи несмотря на различия и большую войну, — рассеянно добавил жахани, почесав волосатой рукой макушку возле правого рога.
— Точно, — поддержал собеседника Гарб. — Я о том же. Все разные из-за разных традиций, образования. Воспитание, наконец, играет большую роль. Если тебе с рождения внушают, что есть враг, и этот враг — мерзкий, злобный, отвратительный… Разве не будешь ты ненавидеть врага всем сердцем или чем там вы жахани ненавидите?
— У нас говорят «ненавидеть животом», — сказал Муфад’ал и добавил, — это если коротко. В моем языке для обозначения разных видов ненависти есть больше тысячи слов и выражений.
— Вот, я же говорю — традиции! — поднял вверх указательный палец гоблин. — Вас учат ненавидеть с детства. А вот если взглянуть на врага по-другому, с его точки зрения и без учета своего мировоззрения, получается совсем другая картина. Иногда выходит, что ты этому врагу вообще безразличен. В другом случае ты и сам будешь внушать страх и омерзение. Только по-настоящему разумное и образованное существо способно побороть свои предрассудки.
Муфад’ал печально улыбнулся.
— Наверное, я недостаточно разумен, мой простодушный друг, — сказал он. — К тому же, младенчество для жахани — вещь относительная. Новые жахани появляются на свет не так, как вы или даже пууты. Многие же из нас и вовсе еще помнят времена до изгнания, хотя уже и смутно. Нет, ненависть — это то, что изобрел мой народ. Мы любили Део, и все же предали его по наущению Люцифера. Мы не думали, что предаем, пока не стало поздно. Создатель отверг нашу любовь и проклял нас. Низверг в мир, в котором мы научились выживать и ненавидеть. Его, Люцифера, самих себя и всех остальных. Ненависть — это основа нашего существования. Иногда мне даже кажется, что не будь ненависти, мы бы просто исчезли. Мы нуждались в чувстве, которое помогло бы заменить нам утраченную любовь, и мы его нашли. А затем щедро поделились им со всеми остальными мирами.
— Прости, я как-то не подумал, — смутился Гарб.
— Ничего, ты всего лишь смертный, к тому же с короткой жизнью. Для меня ты не более, чем неразумное дитя. Твои рассуждения наивны. И все же есть в них доля истины.
— Значит… ты ненавидишь всех? — несмело спросил гоблин.
— Более чем ты можешь себе вообразить, мой смертный друг, — стукнул копытом об пол Муфад’ал, как бы придавая веса своим словам. — Кого-то больше, кого-то меньше. Однако меня утомил этот разговор.
— Если хочешь, потом еще поговорим, — предложил шаман.
— Всегда к твоим услугам, — раскланялся Муфад’ал и снова отвернулся к окну.
***
Начало турнира стремительно приближалось. Огромная арена для состязаний мрачно нависала над палаточным городком. Для смертных осталось загадкой, откуда взялось столько материалов для ее постройки. Хотя рудников и каменоломен поблизости видно не было, каменистая почва Рахэн-ди давала вполне прозрачный намек, что с камнем тут проблем нет. Происхождение же древесины вызывало полнейшее недоумение. За все время в Бездне компаньоны ни разу не встретили ничего похожего на дерево. Разве только плотоядный кактус с натяжкой мог бы подойти, но такие растения тоже встречались редко.
Бурбалка и Аггрх шли на поправку: они уже вполне самостоятельно передвигались и даже находились в приподнятом настроении. На фоне пережитого оба обрели товарища по несчастью и теперь постоянно предавались воспоминаниям. Правда, один из разговоров не заладился.
— Помнишь, как она сказала, что ты невкусный? — беззлобно попытался в очередной раз поддеть Аггрха человек.
У них уже вошла в привычку шутливо перебраниваться: оба оттачивали зубоскальство друг на друге. Обижаться никто и не думал.
В этот раз орк неожиданно нахмурился.
— Да, что-то я совсем перестал пользоваться популярностью у женщин, — воин запустил пятерню в начавшую отрастать густую черную бороду. — Старею, наверное. Надо бы побриться, а то скоро буду на дворфа похож.
— Нет же, она добавила, что ты насквозь провонял жахани, а не дворфом, — ухмыльнулся бывший ученик чародея, тоже потирая пробивающуюся полоску усиков.
Когда-то он носил такие в той далекой прошлой жизни еще во время ученичества. Щеки он брил одному ему доступной магией, а усы решил оставить. Вроде как, они ему шли. Так однажды заявил учитель Велмсли.
Аггрх тут же свернул разговор и быстро вышел из комнаты, оставив человека в недоумении. Воину было что рассказать, вот только он не мог придумать, с кем можно поделиться своими тревогами. Антонио уж точно не подходил для этой роли.
Головные боли донимали орка все чаще, вызывая раздражение и напоминая о споре с Лю. Они начались именно после попадания в Бездну, и воина это сильно беспокоило. Ни снадобье Гарба, ни собственные иголки, ни даже лечение Михеля не помогали. Странные шепотки в голове сопровождали каждый приступ, и это пугало больше всего. Первый раз случился, когда он сделал тот злосчастный шаг к Хиенне. Второй после превращения Каввеля. Тем словам Меридианы Аггрх значения не придал, пока Бурбалка не напомнил о них. Что же она почувствовала?
Тем временем Михель с мрачной решимостью на лице днями отрабатывал удары, техники и приемы в специально отведенном для него заброшенном уголке замка. Со стороны выглядело жутковато, когда молодой человек не слишком крепкого телосложения крошил кулаками каменные колонны. Иногда, входя в особое состояние, парень применял исключительно секретные монашеские штучки, и камень рассыпался в пыль еще до соприкосновения с его руками или ногами. С тренировок Михель возвращался усталый, пыльный и недовольный собой. Гарб несколько раз пытался выяснить, что не так, но человек всякий раз уходил от ответа. Наконец гоблин улучил момент и буквально взял монаха за грудки, чтобы тот не улизнул, как обычно:
— Что с тобой творится?
Мужчина недовольно поморщился. У него ныли кулаки после тренировки, а от постоянного молока вместо воды побаливал живот.
— Тренируюсь, — туманно ответил он, грустно улыбаясь.
Гарба ответ не удовлетворил.
— Я твой друг и хочу знать, что происходит. Может, нужно срочно принимать меры, пока чего-то не случилось!
— Это все из-за нее, — покраснел Михель. — Я не могу понять, действительно ли она меня любит или это все притворство.
— Я надеюсь, ты учитываешь, что вы принадлежите к разным видам и тебе могут быть непонятны ее чувства и мотивы? Я даже не уверен, что вы совместимы в физическом смысле. Ну, то есть, конечно, она суккуба и черпает силу из мужчин, но все-таки… — шаман отпустил монашескую робу, аккуратно вернув человека на пол. — Будь осторожен. Я… мы все не хотим потерять тебя.
— Хотелось бы верить, что любовь присуща всем видам без исключения, — пробормотал монах. — Меня учили, что это то, что Вседержитель вложил в каждое свое дитя и не стал забирать даже у демонов.
— Владыка света наверняка слишком мудр, чтобы не дать шанс заблудшим на исправление, — ответил Гарб. — Может, это как раз нужный способ. Все-таки, если она тебя обидит, дай знать. Хорошо? У меня с ней уговор по этому поводу.
— Хорошо, — вяло пообещал человек, стараясь не утратить баланс между желанием сохранить отношения с гоблином и нежеланием пускать постороннего к себе в душу.
Саму суккубу слишком занимала подготовка к состязаниям, поэтому испытывать какие-то эмоции она просто не успевала. Пуута разрывалась между необходимостью следить за сооружением арены и собственными тренировками. Из-за этого свободного времени у нее едва хватало на сон и еду.
Адинук выпросил для себя отдельное помещение и проводил в нем за закрытыми дверями большую часть дня. Пару раз проходивший мимо Аггрх с содроганием отмечал, что он не знает и знать не хочет, почему из-за двери, кроме звуков какой-то возни, доносится чуть слышный шелест и иногда громкое чавканье.
Гарб тренировался то по-шамански, то по-жречески, а иной раз и по методике Михеля. Расслабляющие и укрепляющие сеансы медитации сменялись для него часами жаркой молитвы. В такие моменты даже друзья не рисковали ходить мимо его комнаты. Про слуг, которые, как оказалось, водятся в замке в изобилии, и говорить не приходилось. Демонята, быстро и бесшумно снующие по своим делам, зал с молящимся Гарбом предпочитали обходить или облетать через соседнее крыло замка. Они чувствовали исходящие из комнаты потоки божественной энергии, приводившие их в состояние суеверного ужаса.
Один лишь Муфад’ал все время отстраненно смотрел в окно, что-то изредка бормоча на незнакомом всем красивом и певучем языке.