Если у страха глаза велики, вы либо смотритесь в зеркало, либо нарвались на пучеглазого выползня.
Пособие по выживанию в Подземье
Слух вернулся не сразу. Адинук долгое время просто сидел, обхватив руками голову, на каменистом полу пещеры, куда его забросило. Барабанные перепонки темнокожего барда едва не лопнули, когда множество летучих паразитов запищали в унисон. Отсутствие одной из ушных раковин ничуть не спасало положение. Голова гудела, как растревоженный улей карликовых виверн. Темный эльф сумел разжать руки и обнаружил, что надрывно кричит. Совладав с собой, он закрыл рот и осмотрелся.
— Такое чувство, что я дома.
Потолок смутно угадывался где-то высоко над головой, стены поросли сиреневым мхом, излучающим едва заметное свечение того же, только более бледного цвета, а пять узких проходов змейками расползались в разные стороны, создавая видимость выбора. В том, что выбора на самом деле никакого нет, Адинук был уверен, потому что успел нарушить первую заповедь Подземья — «Будь незаметным». А это место слишком походило на ту пещеру, в которой ему довелось провести первые сто лет своей жизни.
Чувство опасности появилось сразу после возвращения возможности слышать. Бард взял наизготовку лук, убедился, что в колчане еще осталось восемь стрел, и почувствовал шевеление в заплечном мешке.
— Выходи, хорошая моя! — развязал он тесемки, чтобы выпустить на волю ручную паучиху Милену.
С момента воссоединения с Адинуком восьминогая спутница тихонько сидела в мешке из-за Аггрха, боящегося пауков больше всего на свете. Теперь, когда орка поблизости не было, питомица попросилась погулять, истосковавшись по открытым просторам.
Волшебные свойства котомки легко позволяли огромным объектам уменьшаться в десятки раз и помещаться в ограниченном пространстве. Несмотря на то, что им с Миленой частенько приходилось путешествовать подобным образом, Адинук каждый раз не переставал восхищаться красотой паучихи. Когда ее огромное тело полностью выползло на свет и достигло своих истинных размеров, бард, не в силах более сдерживаться, бросился обнимать свою любимицу.
— Радость моя, как же я соскучился! — приговаривал он, почесывая пальцем голову Милены.
Арахнида довольно зашуршала конечностями и неуклюже обняла хозяина, боясь поцарапать его своими когтистыми лапами. Отдав дань радости воссоединения, Адинук вспомнил, что находится в неизвестном месте, полном опасностей.
— Будь готова, — шепнул он спутнице.
Паучиха козырнула одной лапой и скрылась в тенях, укрывающих свод пещеры от тех, кто может передвигаться только по низу. Бард покрепче взялся за лук и медленно двинулся в один из проходов. Пройдя несколько шагов, эльф почувствовал, что за ним наблюдают.
— Я пришел с миром и покорностью! — произнес Адинук традиционную фразу, означавшую, что готов сдаться превосходящим силам, если таковые готовы сохранить ему жизнь.
— Опусти оружие, отступник! — скомандовал властный женский голос.
— Начинается, — разочарованно протянул бард.
Теперь он был уверен, что очутился в Подземье, поскольку этот голос вряд ли можно было спутать с чьим-то еще. Лук он тем не менее опустил.
Из темноты вынырнули трое его среброволосых сородичей с адамантовыми мечами наголо. Вся троица носила фиолетовые цвета дома Хельвиафин. Мечники отобрали у Адинука оружие и скрутили руки за спиной кожаным ремнем. Тогда из сумрака неторопливо вышла темнокожая женщина, по одеянию которой легко можно было опознать жрицу Карвалшаресс — повелительницы пауков.
— Так-так, кто же дерзнул проникнуть в наши тоннели на этот раз? — произнесла эльфийка, кинжалом отодвинув с лица барда мешающую прядь.
— Ты как всегда выглядишь божественно, Элгин, — улыбнулся Адинук. — Помнишь наш последний раз вместе?
Жрица дернулась так, будто ее ужалила змея.
— Ты? — со смесью суеверного ужаса, недоверия и злобы в голосе выпалила она.
— Собственной персоной, — попытался поклониться бард, за что был награжден ударом по голове.
***
— Че делать будем? — закинул удочку Антонио. Ответа Каввеля он опасался, но начинать разговор на скользкую тему первым не хотелось.
— Ох, юнга, не могу ничего дельного предложить вот так сразу. Обмозговать надо все серьезно. Вроде, по времени нас никто не ограничивал?
— Да, только жрать охота, а ничего нету, — протянул Бурбалка, потирая требующий пищи живот.
— Ты прав, приятель, — согласился минотавр, прислушиваясь к недовольному бурчанию собственного брюха.
Волшебная котомка осталась у Гарба, и тауросу ругнулся вполголоса, вспомнив про хранящийся в ней запас провианта. Суккуба тем временем скорчилась на земле в позе эмбриона и тихонько постанывала. Ее кожа посерела, глаза ввалились, а по телу периодически пробегала судорога.
— Мне ее жалко, — сообщил Антонио, отворачиваясь, чтобы не видеть выражение морды Каввеля. — Она мне еще и жизнь спасла.
Минотавр ладонью взъерошил волосы на голове человека и тихо произнес:
— Знаю, дружок. С другой стороны, для меня она значит мало. Свой долг жизни я ей выплатил.
Антонио обернулся и посмотрел прямо в глаза пирата. Тот не выдержал и отвел взгляд.
— А я для тебя че-то значу?
— Ты боевой товарищ, и член экипажа… и друг. Этим все сказано.
Минотавр впервые признался в дружбе с человеком. Это прозвучало странно для обоих, но слова уже покинули рот пирата. Раньше Каввель с некоторым презрением относился даже к части компаньонов, но совместные испытания заставили его пересмотреть свои привязанности.
В наступившей тишине протяжный стон демонессы прозвучал особенно жалостливо для ушей бывшего призрака, вынудив окончательно принять решение, которое уже оформилось у него в голове.
— Я останусь! — заявил Бурбалка.
— Нет! — быстро отреагировал Каввель. — Ни в коем случае!
— Я ее тут не брошу!
— Если бы не моя клятва помогать Гарбу, я мог бы остаться, но слово уже дано, — печально изрек пират. — Ты же знаешь, мой род клятв не нарушает.
— А ты уверен, что Гарб еще живой? Мы в Аду ваще-то!
Минотавр насупился и фыркнул.
— То есть ты пытаешься убедить меня остаться тут ради спасения какой-то потаскушки из чужого для нас мира? Хорош друг, нечего сказать!
Антонио смутился, не зная, что ответить.
— Прости! — сказал он. — Я не это имел в виду.
— Ладно, проплыли мимо, — великодушно принял извинение Каввель. — Я вот думаю… этот баклан выход нам не показал, а только намекнул, что он будет. А будет ли?
Как будто специально, чтобы развеять возможные сомнения, в двадцати шагах от них с тихим свистом раскрылась портальная дверь — достаточно широкая, чтобы в нее могли пройти сразу трое.
— Надо рискнуть! — обрадовался Бурбалка.
— Кажется, я понимаю, о чем ты, — согласился Каввель, сгребая в охапку обмякшее тело демонессы.
— На счет три! — крикнул парень. — Один, два, три!
Человек и минотавр понеслись к порталу и синхронно прыгнули. Такое же дружное приземление ожидало их по ту сторону. Окно портала издевательски подмигнуло и свернулось, чтобы снова открыться в двадцати шагах от друзей.
— Походу, правила у этой игры все-таки есть, — задумчиво произнес Антонио, подходя ближе к пространственному окну. — Ну-ка!
Горсть песка влетела в воронку и бесследно в ней исчезла.
— Так и знал, — огорчился человек. — Портал пустит тока двоих. Готов биться об заклад, что он не пропустит даже одного.
— С чего ты взял?
— Так просто же! Нам, типа, намекнули, что уйти смогут только двое, для чего в жертву надо принести третьего. Если прикинуть, что третьего нужно просто оставить, то получается — портал настроен на двоих. Ни больше, ни меньше. Иначе один пройдет, а потом еще двое.
— Попробуешь подтвердить догадку?
— Чтоб меня там не поджарило…
— А может?
— Еще как!
— Тогда я попробую.
Каввель бережно уложил суккубу на песок и бесшабашно рванул к порталу. Пространственное окно дождалось прыжка минотавра и преспокойно переместилось в сторону в последний момент, оставив гиганта ни с чем.
— Бросьте меня! — извиваясь от боли, простонала Хиенна. — Я вам только мешаю.
— Не кипеши, подруга! — преувеличенно бодрым тоном заявил Антонио. — Мы тебя не бросим.
«Подруга» в ответ скрежетнула зубами, издала дикий вой и замерла без движения.
— Померла? — с надеждой спросил Каввель.
— Нет, — зыркнул на него исподлобья Бурбалка, — дышит, вроде. Да и высшие демоны бессмертны, так что своей смертью не помрет. Забавные они твари, конечно. Бессмертие для них как игрушка. Они думают, что это типа неуязвимости. По мне, так они должны до усеру бояться всего, что может их убить. А они прут, куда можно и нельзя. Никогда их не пойму.
— Но сознание потеряла, — пират сделал ключевой вывод из потока излияний компаньона, и в его глазах отразилась напряженная работа мысли. — Так говоришь, портал пропустит только двоих?
— Ну, да! — отозвался человек, пытаясь привести суккубу в чувство.
— Есть идея! Никого бросать не придется, — заговорщически подмигнул минотавр, бесцеремонно отбирая бесчувственное тело у реаниматора. — Рвем копыта!
— Че за идея? — уточнил на бегу Антонио.
— Портал пропустит все, что не может думать! — успел крикнуть перед прыжком Каввель. — Как тот песок!
***
Знакомыми с детства тропами Адинука препроводили в город, провели по мощеной плитами центральной улице мимо серого здания академии боевых искусств, в которой он учился фехтованию и стрельбе, к величественному храму, посвященному Королеве Арахнид. Храм, раскинув в стороны ноги-колонны, возвышался своей паучьей громадой над остальными строениями в самом глубоком южном углу пещеры, что обеспечивало его относительную безопасность в случае нападения нелетающих недругов.
Святая святых редко открывает свои двери мужчинам из рода темных эльфов. Карвалшаресс с недоверием относится к самцам, а ее жрицы фанатично следуют заветам богини. Появление в храме мужчины возможно в исключительных случаях, поэтому Адинук, видя, куда его ведут, мог только гадать, не собираются ли его принести в жертву. Если не собираются, то зачем ведут туда, где, кроме мучительной казни, его может ждать лишь оказание величайших почестей, которых может быть удостоен мужчина троу. Впрочем, памятуя о последних событиях, бард уже не был уверен ни в чем, а гудящая после удара голова к тому же не давала сосредоточиться на главном — как выпутаться из этой пренеприятной ситуации.
Адинука ввели в притвор, где охрана отобрала у него все, что не забрали во время первого обыска. После этого, барда освободили от пут и проводили в наос. Храм, как и положено святилищу Карвалшаресс, не имел внутри никаких источников света, что не мешало всем троу ориентироваться, пользуясь для этого сумеречным зрением.
— Добро пожаловать домой, первенец, — ледяным тоном поприветствовала его с амвона верховная жрица, заодно приходящаяся ему матерью и главой клана. — Что за рванина на тебе надета? Моему отпрыску, даже такому никчемному, не пристало ходить в обносках.
Пурпурно-фиолетовые одеяния самой преподобной были сотканы из тончайшего паучьего шелка и оставляли открытыми лишь кисти рук и выкрашенные в фиолетовый волосы. Голову венчала серебристая диадема, усыпанная традиционными сапфирами. Чуть более мелкие камешки украшали обшлаги расширяющихся книзу штанов и адамантовые наручи. Эльфийка, как еще помнил Адинук, представляла собой образец красоты холодного типа, хотя глаза выдавали ее солидный даже по меркам остроухих возраст уже в момент его бегства. Сейчас наверняка годы брали свое, поэтому проступающие морщины тщательно скрывались вуалью.
Верховная жрица восседала на золоченом троне, исполненном в виде огромной паучихи, по обе стороны от которого на небольшом расстоянии стояли еще три служительницы Карвалшаресс — все сестры Адинука. Их одеяния проще и удобнее: платья в пол, перехваченные поясами чуть выше талии. Такие одежды скрывают движения, но не сковывают их. В широких рукавах легко спрятать кинжал или даже бич.
— Благодарю за теплый прием, матушка, — склонил голову бард, игнорируя перекошенные от ненависти лица сестричек и глядя только на мать. — Там наверху трудно добыть хорошую одежду.
— Не смей обращаться к нам без упоминания титула, или мы прикажем вырвать тебе язык! — фраза заставила эльфа вздрогнуть и вжать голову в плечи.
Если он чего-нибудь и боялся в жизни по-настоящему, так это онеметь.
— Да, преподобная Илхар, — поспешно исправил свою оплошность Адинук. — Прости твоему непутевому отпрыску забывчивость. Верхний мир плохо влияет на умственные способности нашего народа.
— То-то же! — погрозила ему пальцем матрона. — Расскажи нам, что могло произойти такого, что вынудило тебя вернуться домой. Одного только факта твоего бегства вполне достаточно для смертного приговора, и тебе ли не знать об этом. Помнится, ты раньше славно казнил всяких отщепенцев. К тому же, если принять во внимание некоторые исчезнувшие ценности, то тебя еще и пыткам подвергнуть надо. Говори, изменник!
Бард благоразумно дождался прямого приказа открыть рот, хотя ему до ужаса хотелось перебить родительницу каким-нибудь дерзким комментарием и напомнить ей, что из имущества Дома он унес только Милену — тогда еще маленькую паучишку — и свою одежду. Подавив опасные для жизни порывы, троу откашлялся и чинно, как подобает отпрыску благородного Дома, начал выкручиваться:
— Мне стало известно об опасности, угрожающей Дому Хельвиафин. Поскольку я все еще храню верность своей семье и Дому, я не мог не прийти.
Видя блеснувший в глазах матери интерес, Адинук воодушевился и принялся красочно, с применением большого количества подробностей, врать об огромной армии, которую собирает злобный могущественный некромант, жаждущий завоевать все Подземье.
— Кто же этот загадочный противник? — спросила матрона, шикая на дочерей, уже начавших перешептываться, выдумывая для брата самую изощренную пытку.
— Его зовут Сандро, и он с поверхности.
Илхар изумленно подняла бровь, едва не утратив невозмутимость.
— Военный советник короля инс-огглинов? Это интересные сведения. Как же ему удается создавать собственную армию, не привлекая к себе внимания Сконма? Правитель этих тварей весьма подозрителен и уничтожит поверхностника при малейшем намеке на предательство.
Адинук понял, что своим враньем где-то зацепил часть правды. Известие о том, что Сандро, о котором сам Адинук знал только по рассказам друзей, стал советником Сконма, застало барда врасплох. Не подав виду, эльф продолжил изворачиваться, расхваливая таланты человека, сумевшего завоевать расположение племени хапугов.
В жилах этой расы полугоблинов, обитающих в Подземье. также течет кровь эльфов. Благодаря этому они являются искусными темными магами и отменными бойцами. Настолько, что их боятся даже троу.
— Довольно! — прервала его преподобная матрона. — Мы все проверим. Сандро, судя по твоим словам, действительно представляет угрозу. Если все, что ты сказал, правда, мы сохраним тебе жизнь. Будем считать, что все эти годы ты выполнял наши поручения наверху, ведя полную лишений жизнь.
Бард молча поклонился, испытывая невероятное облегчение. Уверенность в завтрашнем дне понемногу возвращалась к нему: немедленной казни не ожидалось, а в дальнейшем можно будет усыпить бдительность стражи и улизнуть из родительского гнездышка повторно — на сей раз окончательно.
— Однако, памятуя о твоих прошлых преступлениях против Дома, мы не можем не подвергнуть твою преданность сомнению. Готов ли ты делом доказать, что по-прежнему верен нам?
— Я готов пройти любое испытание, — смело заявил Адинук.
— Ведите! — матрона махнула в сторону храмовой темницы.
Несколько прислужниц бросились исполнять приказание и через пару минут пригнали в наос пленников. В них бард с ужасом узнал Каввеля, Хиенну и Антонио. Выглядели все трое неважно, особенно пуута, которую минотавр нес на руках. Суккуба, похоже, потеряла сознание.
— Тебе будет оказана великая честь, — сообщила Илхар. — Мужчинам обычно запрещено участвовать в жертвоприношениях, если, конечно, не их приносят в жертву. Для тебя наша повелительница Карвалшаресс делает исключение: ты не просто будешь присутствовать, ты будешь жертвовать!
Вероятно, мимика Адинука отразила целую гамму чувств, потому что лица его сестер разом озарились довольными улыбками. Хорошо зная повадки родственниц, бард немедленно взял себя в руки, чтобы не выдать матроне своего знакомства с компаньонами. Впрочем, искры гнева, пляшущие в глазах матери, красноречиво свидетельствовали о ее осведомленности в данном вопросе.
Троу спешно пытался придумать, как спасти друзей, но очевидного решения на ум не приходило.
— Я готов, — ответил он на невысказанный вопрос матроны.
— Сделай это, и я буду тобой гордиться, — поощрила его Илхар.
Было время, когда Адинук отдал бы все, чтобы услышать подобное обещание из уст матери и увидеть полные ненависти взгляды сестер. Теперь его больше волновало другое. Отрекшись однажды от образа жизни своих темных собратьев, бард отказался и от бесконечных интриг, злобы и ненависти. Иногда беглого принца мучило желание вернуться, но он всегда подавлял такие порывы. Он еще не забыл, что дома даже первый среди мужчин всегда стоит на ступеньку ниже любой из сестер. Помнил он и о других несправедливостях.
Честолюбие никогда им не двигало — хватало и тех почестей, что ему оказывали как первенцу матроны. Адинук сбежал, потому что не терпел принуждения. Вот и сейчас вольный дух барда отчаянно протестовал против навязывания ему чужой воли.
Тем не менее троу глубоко вдохнул, чтобы успокоить подрагивающие руки, и взял предложенный ритуальный кинжал. С рукояти на него насмешливо посмотрела рубиновыми глазами Карвалшаресс. Адинуку показалось, что лапы паучьей богини, искусно вырезанные на костяной поверхности, переплелись с его пальцами, образовав с ними единое целое. Ощущение было не из приятных — словно сотни невидимых иголочек впились в ладонь и намертво в ней застряли.
Троу медленно приблизился к жертвеннику под пристальным наблюдением четырех жриц.
— Приступай! — приказала Илхар.
Бард посмотрел на привязанных к алтарю друзей. Из-за темноты они не могли видеть его лица, а из-за заклятия молчания не имели возможности говорить. Глаза Каввеля беспокойно двигались, пытаясь высмотреть во мраке способ освободиться. Лицо Бурбалки выражало покорность — он, видимо, уже пробовал уйти через портал, но не сумел. Суккуба лежала без сознания.
Руки Адинука снова мелко задрожали, когда он обхватил рукоять кинжала обеими ладонями и занес клинок над грудью Каввеля. Минотавр уловил в темноте движение и громко засопел от натуги, но храмовая прислуга хорошо знала свое дело: усиленные магией веревки выдержали.
— Или остаться? — мелькнула мысль в голове темного эльфа. — Забыть о свободе, покориться матери? Все-таки это моя родня, и скитания уже приелись. Сколько я не был дома, пятьдесят или сто лет? Баллады можно и тут тайком писать. Друзья… да я их знаю всего ничего! Какие они мне друзья? Сами, небось, ради моего спасения пальцем бы не пошевелили. А за их убийство обещали прощение. Наверняка дуралеи проболтались матери, что знают меня, иначе их бы принесли в жертву еще до моего прибытия. Значит, если я сейчас не нанесу удар, мне тоже не жить. Миленочка без меня пропадет. А если ударю, совесть потом не замучает? Что же делать?
— Нам долго ждать? — нетерпеливо поинтересовалась Элгин на правах старшей дочери.
— Я молился Карвалшаресс, — обреченно отозвался Адинук, приняв решение. — Уже приступаю.
***
Милена осторожно кралась по потолку пещеры за гадкими троу, посмевшими обидеть ее хозяина. Можно было бы сразу прыгнуть на них и впрыснуть яд, но Адинук не подал условного сигнала. Наверное, он что-то задумал, поэтому нельзя ему мешать.
Проследив за плененным бардом до самого храма, арахнида немного покрутилась снаружи, перебралась на храмовую крышу и обнаружила очень удобный, словно специально для нее сооруженный, лаз внутрь. Обрадовавшись, что не пришлось долго искать вход, Милена протиснулась в узковатое отверстие и столкнулась с такой же, как сама арахнидой, только менее крупной.
— Конкурентка! — защелкала жвалами обитательница храмового чердака.
— От конкурентки слышу! — обиделась Милена, делая выпад лапой.
Хозяйка помещения отпрыгнула и заняла оборонительную позицию. Последовал короткий обмен ударами, чтобы выявить слабые места в обороне друг друга. Милена пришла к выводу, что ее шлепки хоть и не наносят существенного вреда, но заталкивают соперницу вглубь чердака. Удвоив усилия, арахнида шаг за шагом отвоевала несколько футов, издала победный клич и, улучив момент, вцепилась хелицерами в бок противницы. Яд подействовал мгновенно: вражеская паучиха завалилась на бок, и засучила ногами, размазывая сочащуюся лимфу по полу.
Через некоторое время соперница затихла. Милена опасливо ткнула ее тело лапой. Тычок получился несколько сильнее ожидаемого, и массивная туша отлетела на фут в сторону. Звук падения, однако, раздался не сразу, а спустя долю секунды, и получил продолжение в виде крепких эльфийских ругательств на разные голоса.
— Ой, — подумала арахнида и забеспокоилась о хозяине, который был где-то внизу. На ощупь найдя провал, в который упало тело убитой соперницы, Милена заглянула вниз. Как оказалось, своевременно: хозяин в опасности!
***
Решение остаться пришло неожиданно.
— Наверное, я просто устал бежать, — подумал Адинук, прицеливаясь, чтобы попасть прямо в сердце минотавра и избавить его от ненужных мучений.
Внезапно откуда-то сверху раздался шорох, заставивший барда замереть, а затем сделать кувырок в сторону.
— Что за… — троу разинул рот от изумления при виде туши, падающей на место, где он только что стоял.
Столь немногословными были только Адинук и преподобная матрона.
Прислужницы, стоящие у стен, испуганно завизжали, а жрицы с проклятиями принялись разматывать свои семихвостые волшебные бичи. По их взглядам бард понял, что терять ему уже нечего и спешно бросился разрезать веревки, удерживающие друзей на алтаре. Рукоять кинжала с ожесточением вгрызлась ему в ладонь, и Адинук почувствовал, как по руке потекла кровь. Карвалшаресс не простила оскорбления.
Успев освободить только Каввеля и слегка надрезать веревки, связывающие Антонио, он увернулся от первого удара бичом. Вторая сестра выбила у него из рук кинжал, а третья попала в цель: волшебные хвосты обвились вокруг шеи барда.
— Вот и конец, — грустно подумал Адинук, безуспешно пытаясь ослабить захват.