2
И вот вор Витька Барин кричит вору Пух-Перо:
- Пух! Ты же сегодня у Боксера не был, ты в отказе, а мусора вот-вот... - Тут он обратил внимание и на Враля: - А ты? Освобожден?
- Нет, - ответил Враль, - а как это?
- Лезьте в кабур, вашу мать! - И воры, кто не взял освобождение (всю ночь в карты дулись, забыли) нырнули под нары, за ними и Враль, - там уже открыт лаз, все спустились в подпол. Из других секций, их еще три, сюда тоже лукнулись (здесь: нырнули - жарг.) отказ-чики, все теперь расползлись кто куда. Наверху стукнули два раза об пол, затем еще два удара. Это означало: мусора собираются капитально обыскать кабур - мол, держитесь там.
Впереди Враля в темноту уходили-уползали пятки Пух-Перо, он полз за ними. Послышался шепот Пуха:
- Сюда, ребята: тут отсек между фундаментом крыльца и коридора, чурбак есть, залезай в тупик, чурбаком закроемся, упремся ногами.
Скоро они все четверо лежали в темноте на спине. Воняло крысами.
- Ну ты мастер врать, толкни что-нибудь, - буркнул Вралю Пух-Перо.
А если вор просит - это Враль уже усвоил - надо постараться. Оно как-то лучше, если у тебя с ворами приличные отношения.
- Хотите про череп Гайдна? - спросил шепотом.
- Он кто, вор? - поинтересовался Пух-Перо.
- Сочинитель, - прошептал Враль, - композитор. Про "Восход Солнца" слыхали?
- Какой тут восход под полом? - буркнул Пух-Перо. - Давай, дуй про череп. Что с ним?
- Гайдн отдал концы в Вене... в прошлом веке. Войска Наполеона только что взяли город, а одиннадцать лет спустя внук Гайдна, князь (Эстергази А.Л.), получил от правительства разрешение перезахоронить Гайдна в Эйзенштадте, он в этом городе долго жил, и тут ему построили монументальный памятник. Когда раскрыли могилу в Гундштурме и сняли с гроба крышку, оказалось, скелет на месте, а черепушки нет. А так не положено.
- А зачем скелету голова? - недоумевал Пух-Перо.
- А черт его знает, - согласился Враль, продолжая рассказ. - Гроб опустили в могилу со скелетом, но без башки. Менты австрийские завели уголовное дело. Напали на след.
- Во, гады! - буркнул Пух-Перо. - Разнюхали? Кто же спер башку?
- Какой-то Карл, бывший секретарь Гайдна, с приятелем ночью на кладбище и отмахали... Заодно еще у одной актрисы (Бетти Роозе - А.Л.) отсекли черепушку. Они, оказывается, интересовались хренологическими (френологическими - А.Л.) теориями какого-то доктора, словно по черепу можно понять характер человека.
В это время надзиратели уже ползали под полом, искали, освещая более чем сжатое простра-нство переносной лампой. Работа эта мусорская - собачья, что и говорить, но, с другой сторо-ны, что им оставалось? В колхоз не хотелось, образования нет, воровать боялись. Вот и ползай тут. Может, конечно, их загнали сюда по комсомольской путевке. В результате общения с местным специфическим контингентом они со временем и омусорились: ведь если человека каждый день бесконечно посылать на три буквы и в другие разные места, можно и озвереть, это факт. Но вот они сейчас тут ползут в пространстве, где невозможно определить, где юг, а где север, ползут с фонарями и ищут человеков. Наконец один наткнулся на кого-то. На кого? Может, это профессор-биолог, обозвавший обыкновенного черного таракана генералиссимусом, или инженер с первой лагерной категорией (несмотря на его сахарный диабет), в котором Боксер, увы, ни хрена не смыслит? Встретились люди на таком низком уровне, и один другому орет в изысканной манере:
- Вылазь! Мразь ползучая! - и толкает профессора в сторону дыры наверх. А мусорам наверху: - Встречайте там! Одного принимайте!
Прокричал, а сам ползет искать других отказчиков. Профессор же покорно уползает в указанном направлении...
Вскоре надзиратели наверху опять слышат крик снизу:
- Там! Наверху! Примите второго!..
- Третьего возьмите!
- Четвертого!..
- Посылаю девятого!
- Пятнадцатого!
Надзиратели наверху пялят зенки на дыру в ожидании появления хоть одной образованной крыски - никого.
А все потому, что профессор, уползая в указанную сторону, едва пятки надзирателя исчезли из виду, меняет направление - уж он-то преотлично ориентируется - и вот он уже уткнулся носом в ботинки другого своего коллеги, к счастью, инженера, который всех их поведет через узенькое отверстие в фундаменте в некоторый другой тупичок; возможно, тоже закроет его за собой чуркой, валяющейся рядом. Теперь они, лежа на спине, упираясь ногами в чурку, фактиче-ски недоступны любой силе.
Мусоров опускают под пол помочь товарищу, они пытаются оттолкнуть чурку лбами, потом переворачиваются на спины и тоже толкают ногами. Ну! У кого копыта сильнее? И все прокли-нают матерей, даже божью матерь, а толку никакого, копыта отказчиков сильнее, им помогает страх. Мусорам приходится вылезать несолоно хлебавши.
- Ну, давай, - требует Пух-Перо, упираясь ногами в чурку, - гони дальше про эту хренологию.
- Френологию, - поправляет Враль. - Одного там вроде посадили, но черепушки они не вернули.
- Во, бляди! Хотя бы бабскую отдали... все-таки актерка без черепушки не смотрится.
Дальше Пух-Перо узнал от Враля, что череп Гайдна зашила в тюфяк жена одного похитите-ля, где он и хранился, пока из тюрьмы не освободился другой и заложил приятеля, после чего тюфяк распороли, череп примерили композитору - оказался подложным. Могилу опять зарыли, и лежал в ней бедолага-композитор без головы, а уже сын Эстергази с трудом нашел настоящий череп.
Пока отказчики делились знаниями, надзиратели натужились отодвинуть чурку. Как же, как же! Так ли это просто? Тогда они предприняли последнюю атаку с применением горячего оружия: пошли на кухню, наполнили пять-шесть сорокалитровых алюминиевых бадеек кипящей водой, потащили их, задыхаясь от тяжести, в злополучный барак; здесь, расставив в разных стратегических позициях, высчитав примерно траекторию ползанья "подпольщиков", начали одновременно поливать через щели кипятком. Тут уж несчастным больше как наверх спасаться некуда - в ожогах, мокрые, люди выходят наконец на поверхность. С них срывают мокрую одежду и, как ошпаренных гусей, тащат в карцер, где им гарантировано "диетическое" питание.
Но, случалось, кипяток не всех доставал. Уцелели на этот раз и Пух-Перо, и другие с ним. Враль побежал к Боксеру в санчасть оформлять освобождение от физического труда.
3
Теперь по утрам Враль бегал с Боксером. Ради этого необходимо было вставать за час до подъема. А как узнать время без часов? Выручали сторожевые собаки, лаявшие в пять утра, когда на вышке, стоявшей рядом с бараком, менялся часовой. Какими часами пользовался Боксер, неизвестно, но Враль заставал его всегда готовым к спортивным занятиям.
Начиная от санчасти, они бежали - впереди Боксер - мелким шагом в сторону бани, отсюда к 12-му бараку, где в этот час на чердаке трухальщиков еще не было, затем мимо кипятилки - к сушилке, дальше трусили мимо каптерки и ряда бараков, последний из которых, седьмой, являлся резиденцией "королевской гвардии" - 37-й штрафной бригады.
Оставив в стороне бараки, они галопировали уже на хорошей скорости к штабу, в котором размещались кабинеты Бугая и прочей администрации. Такой бег, объяснял Боксер, хорош для установления ритма дыхания.
Между делом они болтали о разном - о боксе, конечно, о раундах, тренерах, нокаутах. Но Враль не интересовался боксом. Треска был первым, кого он нокаутировал случайно. Поняв однажды, что не знает, чего хочет и чем интересуется, он растерялся. Но это была не апатия, а следствие усталости, просто слишком часто он сталкивался с несправедливостью и перестал верить во что бы то ни было. Послал бы он и этого боксера подальше, но лагерный опыт не позволял: с лепилой необходимо считаться всем, потому что лепила - человек! Да и бег!.. Разве плохо? Враль слышал про одного побегушника - ушел с концами. За ним километров двадцать шла погоня с собакой, награжденной медалью за поимку многих беглецов, но в данном случае бедная псина схватила инвалидность - вот что значит правильно установленный ритм дыхания.
Враль устраивал Боксера главным образом в качестве партнера по утренней пробежке, его личной жизнью он не интересовался, о собственной же обожал болтать, особенно о том, как его боготворят женщины; о своем происхождении тоже распространялся, но если бы Враль не обладал даром воображения, он бы очень мало что понял. Из рассказа Алика можно или должно было заключить, что Саркисовы... - сам Алик точно не знает - но вроде азербайджанцы, хотя изначально они турки, а их дальние предки произошли от древнекитайских феодалов, так что сам Алик, вполне вероятно, восточный принц. Бывал он в разных зонах - и у сук, и "поляков", даже у беспредельщины, но отовсюду ушел с незалатанной шкурой, потому что его эта резня не касается, он - наука, медицина.
Пробегая мимо вахты, они направились к пищеблоку, затем, миновав колодец и помойку, одну из уборных, очутились у КВЧ. Здесь темп снизили, чтобы закончить бег на ровном дыхании там, где начали, - у санчасти.
После несложных "водных процедур" они расставались: Враль отправлялся на кухню за завтраком Ханадею, Боксер - готовиться к приему больных, симулянтов и просто жаждущих получить "освобождение".
Враль и Скит тоже сошлись характерами, их дружба началась, когда дни стали совсем холодными, летали белые "мухи", а воры все больше отсиживались в зоне, развлекаясь, как умели. В большинстве они все-таки ночные люди. По ночам "бурят", "рамса" гонят, "терса" или "делят третей" (коммерческие карточные игры - А.Л.). Иной к утру окажется в кураже, другой проигрался "до досок", третий - были и такие - лез на чердак вешаться, чтоб не оказаться на "кожаном ноже" за фуфло.
Вечерами, когда бараки еще не заперты (хотя замки для воров до фени), воры чифирят, травят баланду, кто-то на гитаре шпарит, кто-то бацает - как говорится, самодеятельность. Бывают и пельмени (с воли доставят, и водочку тоже), и песни Петьки Лещенко, Изабеллы Юрьевой, или сами воры музицируют, декламируют Есенина, романы травят - настоящие или собственного устного сочинения. И просят Враля рассказать о какой-нибудь хренологии с князьями, и тот всегда им травит. Ворам его заграничные истории нравились, его хвалили.
- Хоть не наш фраер, а жизнь понимает не хуже, чем иной вор!
Как-то его за плечо тронул Скит.