- Ничего, милый, - шептала она, всё шире открывая глаза. - Переживёшь, пройдёт...
Иногда он, положив голову на колени ей, крепко засыпал, и девушка сидела неподвижно до поры, пока не надо было будить его, - сидела и, точно нянька, тихо гладила его стриженую голову.
...Павел приносил газету, развёртывал на столе многоречивый пёстрый лист и, склонясь над ним, с некоторой торжественностью читал о товарищах Европы и всего мира, о неустанной их борьбе и работе, говорил о вождях партии, о неутомимых бойцах ежедневной войны.
Она сидела неподвижно, тихо и редко спрашивала его о чём-нибудь, но Павел был уверен, что мордовка всё понимает.
Он замечал, что, если речь идёт о героях и учителях, - её лицо странно напрягается и голубые глаза мерцают, точно у ребёнка, слушающего волшебную сказку. Иногда этот неподвижный взгляд был даже неприятен, напоминая о взгляде умной,. преданной собаки, которая углублённо думает о чём-то, понятном только её немой, звериной душе. В такие минуты ему казалось, что эта тихая, коренастая девушка спокойно может сделать всё...
Она часто спрашивала:
- Как ты назвал имя-то?
Помолчав, отчётливо повторяла имя и снова спрашивала:
- А по-русски как будет?
- Не знаю. У нас нет эдаких имён.
- Разве не было у нас таких святых? - недоверчиво и невесело спрашивала она.
Павел - хохотал.
- Святые - это, брат, не по нашей части! Мы живём в аду, они у нас не водятся...
- Будут! - сказала однажды Лиза.
Это краткое слово прозвучало странно, точно первый, после полуночи, удар колокола, возвещающий во тьме ночной рождение нового дня. Павел посмотрел в лицо подруги - но не заметил в нём ничего особенного. Подумав, он осведомился:
- Ты что это имена спрашиваешь?
Опустив голову, она не ответила. Тогда он ласково приподнял её лицо и, смеясь, спросил ещё:
- Может - молиться собираешься за них? А?
- Что ж, - сказала она, - я и молюсь. Только я - без имён, а просто: помоги, господи, тем, кто добро делает для людей! Смейся, мне всё равно.
- Бесполезно это, Лиза!
- Кто как может, так и должен помогать хорошим людям.
- Полно, Лиза! Нет, тебе надо учиться иначе помогать...
- Выучусь - буду иначе...
И, прижавшись к нему, сказала:
- Это ведь ничего: обидеть их это не может...
Павел обнял её и замолчал, думая о чём-то неясном и большом.
Товарищи видели, что он прячет часть своего времени и от них и от жены, относит его куда-то в сторону, но - молчали, притворяясь, что верят его объяснениям.
Только весёлый литейщик Михайло Сердюков спросил однажды:
- Что, Паша, и ты сударушку завёл?
Застигнутый врасплох, Павел смущённо спросил:
- А кто ещё?
Рябой, вихрастый Михайло взмахнул обожжёнными руками и - захохотал.
- Ловко я тебя поддел! Что, брат, а? Ну, теперь я донесу жене на тебя...
- Нет, ты не говори! - серьёзно попросил Павел.
- Что дашь? Давай Некрасова, ну?
- Не дам. А сказать ей - сам скажу...
Сердюков удивлённо взглянул на него.
- Скажешь? Жене?
- Ну да.
- Зачем?
- Надо же!
Михаил наморщил изрытый лоб, скосил глаза в сторону и вздохнул.
- Значит - серьёзно у тебя? Что ж - это хорошо! Всем видно - не пара она тебе. Она мещанкой родилась, это у неё - в костях. Чёрного кобеля не вымоешь добела - и время зря тратить не стоит...
"Не понимает", - думал Павел.
- Ты её не любишь, - тихо сказал он.
- Верно! - насмешливо согласился Сердюков. - Это верно: я - другую люблю, не её...
Тогда Павел спросил:
- А ты - тоже?
- Что - тоже? Ах да...