— В КПК, но это же не значит, что мы тут должны перед ним в струнку ходить! — возмущенно ответил Пархоменко. — У нас свои функции и задачи, и в них точно не входит со студентами возиться, выдавая им легкие задачи, как Межуев хотел бы…
— Погоди, не горячись, — сказал зампред, выбивая барабанную дробь пальцами по столу, — получается, ты у нас гордый и самостоятельный, обособляешь себя от партии? Считаешь, что мы тут сами по себе, и партийные задачи решать уже не должны? А партбилет для красоты чисто носишь?
— Да ни в коем случае! — тут же почуял подвох Пархоменко, — как же бы я мог…
— А получается, что смог, — покачал головой Игнатий Федорович, — что тебе сказал Межуев этому пацану поручить?
— Да какие-то отчеты писать или что-то в этом роде, — поморщился растерянно начальник секретариата, — или записки по науке и технике. Что-то, что нам точно не нужно. Мы по другим вопросам зашиваемся… Да я считаю, что этот пацан счастлив должен быть, что на такую работу попал, а не бегать жаловаться…
— А он и не жаловался… — вздохнул зампред, — а зря. Так бы мы раньше про твои бесчинства узнали. А не тогда, когда ему Межуев сам позвонил, чтобы спросить про доклад…
— Да какие бесчинства, Игнатий Федорович, право слово! — возмутился Пархоменко. — Распустили молодежь, первокурсник, а на что-то претендует вообще…
— А такие! — сверкнул глазами зампред. — Комитет партийного контроля работает в тесной связке с Политбюро, напоминаю, если ты почему-то об этом забыл. Владимир Лазоревич затеял специальную новинку для Политбюро — собирать от разных специалистов доклады по новинкам науки и техники, обобщать их и делать на их основе доклад для членов Политбюро. Сейчас же век НТР, НИОКР и все такое. И твой новый сотрудник, которого ты письма разбирать отправил по своей дури, должен был тоже в этой программе участвовать! Владимир Лазоревич его для этой задачи с докладами из рук директора Курчатовского института вырвал. Очень уважаемый академик хотел первым его к себе пристроить.
А что теперь Межуеву предъявлять Политбюро по твоей милости — вырезки из писем трудящихся, осуждающих вторжение США во Вьетнам? Вот где твои мозги, а? Что это за барство такое — думаешь, импортный костюмчик нацепил, в красивый кабинет сел на серьезную должность, канцелярская твоя душа, и КПК с Политбюро тебе больше не указ? Мне самому тебя на землю опустить, или у тебя хитрый план был разозлить Межуева, чтобы он сюда с партийной проверкой пришел, и по статье тебя уволил? Да еще и меня зацепил?
Пархоменко сидел в полуобморочном состоянии. Едва он услышал, что помешал работе Политбюро, как потянул галстук, ему стало не хватать воздуха.
— Иди уже, дурень, — смилостивился зампред, — я даже не знаю, что теперь будет. Остается надеяться на то, что Межуев не обозлится слишком сильно, а тебе надо теперь бегать и шустро разгребать завалы. Пацану верни работу на условиях Межуева. И, не знаю, что ли… Да, так и сделаем — подключай своих на эту задачу — напишите сами этот доклад для Межуева. Пацан уже не успеет. Поставьте там его имя только, чтобы все выглядело чинно-благородно. Подводить Политбюро я лично не готов. Надеюсь, и ты тоже.
Пархоменко только и смог пробормотать, что больше не подведет и все исправит, и, сгорбившись, пошел к выходу из кабинета.
— Постой, — сказал ему вслед Игнатий Федорович. — Доклад готовый завтра к 11.00 отдайте моему секретарю — лучше пусть она лично его Межуеву передаст, чем вы снова что-то напутаете.
*
Поднялись на лифте. Еще когда подходили к двери, я услышал, как разрывается телефон. Поспешил открыть, но он тут же смолк.
— Паша, Галия, здравствуйте! — мать Ивана отворила свою дверь и стояла на пороге, — наверное, там что-то срочное, телефон разрывается уже несколько часов, почти без остановки!
— Спасибо, Ирина Леонидовна, — поблагодарил я. — Ну, раз так, то сейчас снова перезвонят.
— Надеюсь, ничего с мамой или папой не случилось? — испугалась Галия.
— Нет-нет, что ты! — поспешил успокоить я ее, — скорее всего, это по поводу работы меня разыскивают.
Ну да, сразу вспомнил про недавний звонок Межуева. Интересно, от него названивают? Ну а какой я доклад сделаю, если у меня еще пропуск не оформлен? Впрочем, так ему и скажу, выше головы не прыгнешь…
Как и обещала Ирина Леонидовна, телефон зазвонил буквально через минуту после того, как мы вошли.
— Павел… Тарасович, добрый вечер! — услышал я какой-то измученный голос, обладателя которого я не узнал, — а подскажите, пожалуйста, как точно ваш доклад должен называться, который Межуев вам поручил сделать?
— Простите, а с кем я говорю? — решил уточнить у собеседника.
Ну мало ли, сам Межуев попросил кого проверить, не готов ли я изложить все, о чем мы с ним беседуем, любому встречному. Может, я и параноик, но это партийная элита… Те еще зубры. Мало ли они в какие игры со мной готовы играть.
— Это Пархоменко Василий Николаевич, — тем же замученным голосом сказал мужик, — мне бы все же название услышать… И завтра зайдите ко мне в любое время с одиннадцати до трех, надо будет переговорить по вашим обязанностям у нас. Уточним кое-что.
Ого! — подумал я. Большая птица почтила меня своим звонком…
— Здравствуйте, Василий Николаевич, — покладисто сказал я, — речь шла о докладной записке о новинках техники, нашей и зарубежной, и как они могут повлиять на экономику СССР.
— Спасибо, Павел Тарасович, — Пархоменко сегодня был невероятно вежлив. — Завтра вас жду. Доброго вечера!
Галия уже успокоилась, поняв, что звонок не имеет к ее родственникам в Святославле никакого отношения. Но ей все же стало любопытно.
— И кто звонил, что хотел?
— Да мой начальник в Верховном Совете, глава секретариата, — ответил я. — Один раз с ним всего общались, и был он тогда весь такой напыщенный и надменный одновременно. А сейчас вот звонил, и очень даже вежливо со мной разговаривал. Есть у меня одна догадка, почему, но точно не скажу, во что все это выльется…
В субботу в девять утра я уже стоял у проходной Камвольной фабрики на Яузе. Дежурный охранник позвонил куда-то и очень скоро появился Воздвиженский. Увидев меня он, очевидно, растерялся.
— Доброе утро, Глеб Николаевич. Я Ивлев, — представился я.
На его лице отразилось недоверие, изумление, потом недоумение. Так и не понял, что его больше смутило, мой возраст, он явно ожидал кого-то более серьезно выглядящего, или то, что мы уже знакомы.
— С чего начнём? — спросил он меня.
— Давайте, с очистных, — решил я. — Надо закрыть этот вопрос в первую очередь. А то фабрика сильно внимание к себе привлекает своими грязными стоками.
Он кивнул и повёл меня в сторону реки.
*
Подмосковная деревня Коростово.
Апполинария с мужем, Аришкой, Трофимом и Эльвирой укатили на центральную усадьбу на «Жигулях» Ахмада.
И только тут Никифоровна вспомнила, что не заказала им новый таз эмалированный. Вот-вот вернуться Егорыч с Родькой с рыбалки, рыбы опять целое ведро притащат, а старый таз мужчины под свои нужды строительные выпросили. И в чём рыбу чистить?
Пока Никифоровна бегала во двор, посмотреть, может ещё не уехал со двора жигулёнок, уже и рыбаки в конце улицы показались.
— Смотри, Аннушка, сколько мы рыбы наловили, — похвастался Егорыч.
— А наши уже уехали по магазинам. Забыла им таз наказать купить, — расстроенно поделилась Никифоровна. — Старая совсем стала.
— Ничего страшного, — поспешил её успокоить Егорыч. — Что, тебе обязательно с центральной усадьбы таз? У нас в Сельпо, небось, не хуже есть. Родьку сейчас пошлём, он быстро обернётся.
Никифоровна обрадовалась и поспешила в дом за деньгами. Из мелких в кошельке были только рубль и десятка. Рубля на таз не хватит, — решила она. — Придётся десятку дать.
*
— Вот эти два сарая надо сносить и ставить тут новый корпус под очистные, — показывал мне Воздвиженский. — Тут производственный корпус общей стеной, — показал он мне. — И бульдозер не подгонишь, надо по кирпичику аккуратно разбирать.
— И в чём проблемы? — спросил я.