— Отлично! Я тогда заеду сегодня, — пообещал он и попрощался до вечера.
Потом я позвонил бабушке на работу. Уточнил, собрались ли они уже и когда мне за ними приезжать? Бабуля сказала, что они давно готовы, на завтра она уже отпросилась и можно их забирать хоть сегодня.
— Ну и отлично, — обрадовался я. — Спокойно вас сегодня привезу, ночь у нас переночуете, а завтра без спешки сядем на поезд. Будьте готовы часам к восьми.
Сообщил жене, положив трубку, что сегодня всех привезу к ночи. Спросил, чем ей помочь, она попросила подсобить ей с бельём грязным разобраться. Мол, не хочется уезжать, оставив его не постиранным.
*
Москва. Останкинский молочный комбинат.
Студенческий стройотряд с понедельника вышел на другой завод. Женя с Костей исправно ездили на работу. После свадьбы все как-то быстро устаканилось. И на работе отношения с сокурсниками Кости у Жени сильно изменились. Её приняли в команду и стали относиться как к своей.
Ещё Женя начала пробовать на вкус слово муж. Так странно было произносить его.
— Девчонки, мужа моего не видели? — спрашивала она бывало. Сперва запинаясь на слове «муж»… не сразу привыкла.
Несколько дней привыкала она и к новой квартире, но вскоре удивилась, когда поймала себя на ощущении, как будто сто лет уже здесь живёт.
На работе больше ни с кем не спорила. Велели магнитом металл проверять и мелом подписывать, она так и делала. Магнитится, значит, сталь. Не магнитится, значит, алюминий. Мелкие куски, не тяжёлые, сама тут же в соответствующую кучу откидывала. Большие и тяжёлые таскали парни.
Работа спорилась. Оборудование в цеху быстро разобрали и вынесли. Началась подготовка к бетонированию.
*
Несколько часов стирали с женой, полоскали, отжимали, вешали. Точнее, я стирал, то и дело отгоняя жену. Чуть не поругались.
— Ну дай мне, хоть, мелкие вещи развесить на балконе, — требовала она.
— Тебе руки вверх нельзя поднимать, — возражал я.
— Я же, всё равно, буду всё потом сама снимать.
— Это другое, вешать труднее, — отвечал я.
Перестирали всё с горем пополам, пообедали и прилегли отдохнуть. Галия сразу вырубилась и засопела. А ещё помогать мне собиралась.
Часов в пять проснулись, пошёл в гараж за машиной и перегнал её к дому. Жена собрала мне с собой геркулеса для Тузика на неделю и всяких обрезков из мясного отдела на рынке, чтобы в деревне на нашу собаку не тратились, пока я буду на море.
В половину шестого приехал Сатчан. Помог ему перетащить коробки до багажника его жигулёнка.
— Смотри, — показал я ему, — вот эту коробку сожгите нахрен, а вот эту передайте новой команде. Здесь всё нормально. Бухгалтер типографии толковый, аккуратный. Знает, как вести двойную бухгалтерию. Короче, не бросайте его, пристройте временно куда-нибудь. Он вам ещё пригодится.
— Ты, прямо, всё-всё проверил? — с сомнением оглядел документы в нужной коробке Сатчан.
— Все, только итоги не просчитывал. Зачем? Если и вкралась где-то ошибка, то пусть ищут, если кому-то очень хочется. Ошибка ошибке рознь. Ошибка в расчётах серьезных последствий за собой не влечёт. И доказать умысел, в этом случае, практически невозможно.
— Ладно. Я всё понял. — задумчиво проговорил он. — Спасибо. Забери, вот, последний привет от нашей типографии, — открыл он заднюю дверцу, где на сиденье стояли довольно высокие стопки книг, обёрнутые в толстую бумагу. — Бери две, и я две возьму, — велел он и мы потащили четыре стопки книг ко мне в подъезд. Обычно это была одна стопка. Расплатились так, значит, за мою работу. Ну, и отлично, жирный кусок, напоследок, значит. Он помог мне дотащить книги до квартиры, мы попрощались с ним, и он ушёл.
Галию с собой в деревню брать не стал, еду туда и сразу обратно, какой смысл ей лишний раз трястись в машине. Тем более, обратно придётся ехать, набившись в машину, как селёдки в бочку. Опасаться того, что ГАИ остановит и прицепится, что права еще не вступили в силу, не стал — я был уверен, что мои корочки любые проблемы решат на месте. Тем более быковать я не собирался, что может разозлить инспектора и заставить его пойти на принцип, а первой мыслью у любого гаишника, который увидит, сколько мне лет, будет — чьим же я являюсь родственником, если в семнадцать лет уже работаю в Верховном Совете? И зачем ему это проверять, связываясь со мной? В Москве в ГАИ работать лучше, чем в Салехарде…
Приехал немного раньше восьми. Меня сразу за стол усадили, как будто я с работы, а не из дома. Инна с Санькой на руках тут же подсела ко мне узнать, что нового в свете делается. Аришка Тузика начала гонять по всему дому.
— Что, Пётр приезжает? — поинтересовался я.
— Да, на все выходные, — удивлённо посмотрела на меня сестра, типа, что такие глупости спрашиваешь.
— Вовремя мы вам мотоцикл купили, — заметил я. — Бабуля уезжает на месяц. Как теперь связь держать будем? — спросил я погромче, чтоб и Никифоровна слышала.
— У нас в клубе есть телефон, но я там бываю сутки через трое, — ответила она.
— Через Петю можно, — предложила Инна.
— Да ладно, месяц пройдёт и не заметим, — сказал Егорыч. — Что может случиться? Ну, а если уж совсем что, до почты добежим позвонить. А вы телеграмму нам вышлете. Почтальонша каждый день, вон, бегает.
— В самом деле, забыл совсем про почту, — хлопнул я себя по лбу.
Тузик забился под кровать, и Аришка потеряла к нему интерес. Нашла в моём лице свободные коленки и потребовала взять её на ручки.
— На моле еду, ту-ту! — показала она мне согнутыми ручёнками, как двигаются рычаги на колёсах паровоза.
— Вот, вводите ребёнка в заблуждение, — рассмеялся я. — Где мы теперь ей паровоз найдём?
— Ничего, увидит! — уверенно заявил Егорыч. — Их ещё полно ездит.
Бабуля с Трофимом, наконец, собрались и потребовали, чтобы все сели на дорожку.
— Ту-ту! — завопила Аришка и все зашикали на неё. Согласно советской примете, сидеть на дорожку надо молча.
Сказать им, что, вообще-то, традиция эта пошла от того, что раньше люди, в этот момент, мысленно молились перед дальней дорогой? Ладно, не буду ломать шаблоны. А, может, кто и сейчас молится?
Все встали, начали прощаться. Инна напугала Аришку — расплакалась, расстроившись из-за расставания. Мы с Родькой и Егорычем понесли чемодан, рюкзак и многочисленные сумки к машине. Все вышли нас провожать, прощание получилось какое-то невесёлое.
— У нас, вообще-то, праздник! — напомнил я всем. — У некоторых товарищей отпуск начинается. Впервые за много лет. Да, бабуль? Ты когда последний раз на море была?
— Ой, отстань, — отмахнулась, смутившись, бабушка. — Какое море?
*
Москва. Комиссия партийного контроля при ЦК КПСС.
Владимир Лазоревич весь день думал над словами академика после вчерашней встречи. Из головы не выходила фраза Александра Матвеича, что этот доклад — дело рук не одного человека. А ведь, и правда, данные, приведенные в этом докладе, касаются разных областей знаний. Анализ перспективности новинок сделан с точки зрения рыночной экономики. Откуда советский студент может, вообще, что-то знать про рыночную экономику на таком уровне? И изложение… Межуев и сам, ещё с первого раза, отметил логичность, последовательность и доступность формулировок и всего текста в целом. Чиновники, в основном, так не пишут. Они пишут особым способом — так, что, пока дочитаешь предложение, забудешь, с чего оно начиналось. Что-то понять можно, только имея большой опыт. Это, можно сказать, особый «чиновничий» язык.
Межуев не раз ловил себя на мысли, что чиновники специально его придумали, чтобы много писать и ничего при этом не было понятно. Если кто-то не понял, что ему ответили, значит — сам дурак. А чиновники — люди умные, старались. Вон, сколько мудрёных слов написали.
В этом же докладе всё было с точностью до наоборот. Ни одного лишнего слова, всё по делу и на своём месте. Четко, короткими предложениями.