В деревне можно было найти какую-нибудь знахарку, вот та бы смогла помочь Лудвигу, но одному в лесу выходить лесовика при таких ранениях было сложно. Хорошо хоть, что они в этот день отдалились от землянки всего на несколько сот шагов, а если бы ушли на несколько верст? Как бы он смог дотащить такого здоровяка?
В землянке Лудвиг пришел в сознание.
Затопи печь и по жарче, накрой меня всеми шкурами, — и снова отрубился.
Вот это да! Только теперь Тим заметил, что лесовика била знакомая ему дрожь. Тот самый сильный озноб при лечении. Что же получается? Лудвиг тоже, как и Тим, имеет начальный дар? Кто же он такой? Бесправный бастард из касты чумазых или самый настоящий ближник, почему-то живущий отшельником в лесу?
Так и не получив ответа, Тим быстро растопил печь и плотно укутал лесовика всеми шкурами, что нашел в землянке. А затем, вспомнив об убитом медведе, схватил тесак и направился к месту поединка. Здесь он по-скорому разделал тушу и в четыре приема перетаскал медвежьи части к землянке, свалив их в яму, где Лудвиг хранил мясо. Сейчас зима, поэтому с мясом ничего не сделается, а заняться добычей он сможет позже, когда лесовик выздоровеет. Ждать-то недолго: два-три дня — за этот срок человек с начальным даром вполне справится с теми ранами, что оказались у Лудвига.
Вернувшись в избушку, Тим посмотрел на мечущегося в бредовом ознобе лесовика и не долго размышляя, сбросив куртку, полез под ворох шкур.
Проснулся он уже утром следующего дня. Лесовик спал, но уже был спокоен, хотя и бледен. Основной озноб прошел, можно и вылезать с ложа. Но только он шевельнулся, как Лудвиг очнулся, открыв глаза. Лесовик огляделся пока еще неосмысленным взглядом и задержал его на Тиме.
Медведя я убил?
Да, господин Лудвиг.
Надо бы его разделать, если еще не поздно и не набежали любители медвежатинки.
Я все сделал, господин. Разделал на части и отнес в яму. Яму закрыл. Сейчас холод, мясо не испортится.
А скажи-ка мне, парнишка, кто тебя надоумил меня согревать?
У вас есть начальный дар, я это понял. Раны были серьезные, поэтому я и решился. Я не прав? Тогда готов принять наказание.
Нет, почему же, ты поступил правильно. Редкие чумазые знают про это. А как сирота, приютившийся у мусорщика, об этом узнал?
Я видел, как вот таким образом помогли человеку с даром. Только там согревали две девицы.
Тим не наврал. Ведь это действительно было и было с ним. И он это видел. Но говорить, что этот человек — он самый, Тим не стал.
Да, здесь девиц не найти, разве что медведицу, — пошутил лесовик.
Уже на следующий день Лудвиг почти полностью выздоровел. Правда, немного хромал, но хромота пройдет через день. Так и получилось. Лесовик полностью оклемался, был, как и раньше, бодр и даже весел. Целый день он с Тимом коптил медвежью добычу, а вечером за столом впервые разрешил Тиму есть одновременно с ним и, даже достав вторую кружку, налил туда вина.
Почему Лудвиг решил раскрыться перед Тимом, парнишка не понял. То ли устал лесовик от одиночества, то ли просто решил довериться.
Ты знаешь, Тимка, я ведь ближник. Графский ближник. Но это было в прошлом. Сколько я лет уже в этой глуши? Наверно, больше десятка.
Лудвиг налил себе еще вина и почти залпом выпил всю кружку. А затем надолго замолчал. Тиму очень захотелось узнать продолжение истории жизни лесовика. Еще вчера он бы не посмел задать вопрос, но сейчас, сидя с ним за одним столом, Тим осмелел.
Вы были ближником турисского графа?
Турисского? — очнулся лесовик. — Нет, я был ближником его светлости ралльского графа Дженриса. В тот год графиня, взяв с собой сыновей, поехала в гости к своему брату. Я должен был обеспечить ее безопасность. Она решила погостить подольше и отослала меня обратно. Уезжая, я оставил двух солдат. А когда графиня возвращалась в Ралльск, то на турисской земле, неподалеку от границы с Ралльском на них напали бандиты. Двух солдат оказалось мало. Графиню убили вместе с одним из сыновей, а второй просто чудом остался жив. За мою оплошность граф мог меня казнить, но ограничился только изгнанием. И вот я здесь уже больше десяти лет.
Я мог бы, как это делают многие, завербоваться в наемники. Жалованье получил бы хорошее, солдат в подчинение — ведь я как-никак графский ближник, хоть и бывший. Вначале я так и решил было, но в последний момент понял, что поступлю иначе. Вина моя перед графом слишком велика, чтобы беспечно прожигать жизнь в наемниках. И вот я здесь один в лесу, рядом с границей Ралльска. Сам не знаю, что я жду. Но если судьба даст мне возможность хоть как-то помочь графу, то я с радостью это сделаю. Хоть как-то, хоть чуть-чуть, но заглажу свою вину. Вот так-то, Тимка. Что-то я совсем заболтался. Видимо слишком долго жил бирюком.
Лесовик перед ним раскрылся, ближник перед чумазым! И ведь рассказал свое сокровенное. Мог ли теперь Тим и дальше скрывать свои секреты?
Господин Лудвиг, я тоже могу вам что-то рассказать. Про себя.
Хм. И что же ты можешь рассказать такого… интересного?
Когда позавчера вы меня спросили, откуда я знаю, как согревать людей с даром, я сказал, что видел, как две девицы это делали с тем человеком. И тот человек… это был я.
Человек? Ты? — Видимо Лудвиг уже перебрал вина, раз не понял смысла слов Тима.
Это у меня есть такой же дар.
Как? — Лудвиг моментально протрезвел.
Да, господин.
Ты хочешь сказать, что ты ближник?
Нет, господин, я из чумазых. А откуда у меня дар, я не знаю. Я же сирота.
Лудвиг смотрел на Тима каким-то странным взглядом, точно таким же, как тогда, в день встречи, когда Тим, отмывшись от грязи, вылез из бочки.
Не думаю, что ты врешь, ведь проверить наличие дара не трудно. Тогда откуда же он у чумазого? Родителей знаешь, помнишь?
Нет, совсем не помню. А дар, наверно, от какого-нибудь ближника, который переспал со служанкой. Или прачкой или еще с кем.
Может быть и так. А может быть и нет. Я и раньше заметил, что ты очень похож на одного человека. Из благородных. Теперь понимаю, откуда сходство.
Простите за наглость… это турисский граф?
Турисский граф? Почему ты так думаешь?
Я не знаю. Просто так. Ну, очень хочется, чтобы этот человек, который с моей матерью, ну… был бы графом.
Ишь ты какой, захотел оказаться графским бастардом?
Простите, я, наверно, слишком нагл.
Ладно. В конце концов, почему бы и не графский бастард? Очень может быть. Но все равно останешься чумазым.
Я понимаю. Если мой отец… простите, если благородный не признал меня и мать, то так все и останется. Я ведь даже мать не знаю.
Такова участь не признанных бастардов. Хоть трижды у тебя будь начальный дар, все равно ты чумазый.
На следующий день Лудвиг по-прежнему кликал Тима Тимкой, как и положено для чумазых, однако за стол вместе с собой усадил снова. Это повторилось и в следующие дни. И ел Тим не то, что оставалось после лесовика, а наравне с ним. Вот только вина ему не предлагали.
Так прошло полгода. В один из теплых дней, вернувшийся из отлучки Лудвиг неожиданно спросил Тима:
Палла помнишь?