Этих — нет.
За несколько дней я насмотрелся на чумазых. И ни одного, кроме тебя, не увидел нормального. Все мерзавцы, негодяи, открытые или скрытые. Подлое племя.
А твой дядя? Мы уже про него говорили. А наемники? Они же из касты воинов. За тобой до сих пор охотятся. За деньги охотятся?
Эвард хмуро кивнул головой.
Вот видишь? И среди благородных и воинов тоже есть негодяи.
Есть, но эти просто продались, а чумазые — они с рождения подлы.
Опять говоришь про подлость. А в чем подлость, не объяснишь?
Хорошо, я скажу, хотя мне будет сделать это трудно. Дядя объявил отца самозванцем, значит, и я такой же. Он предложил мне подтвердить эту ложь про отца, за что обещал дать денег и выслать из Ралльска. В противном случае меня клеймили бы и отправили на каторгу. Я отказался. Дядя поступил… не благородно, но милостиво. Он не стал меня клеймить и отправлять на каторгу. Дал денег и отправил сюда. А следом или вперед меня направил убийц.
Вот видишь, как благородный поступил.
Обожди. Я не про это. Дядя знал, как меня оскорбить. Он велел меня пороть на конюшне, как какого-то чумазого. Это было так унизительно! А вокруг стояли наши слуги, чумазые. И насмехались надо мной.
Эвард говорил сквозь зубы, сжав кулаки.
Подлое сословие! Как только верну графство, велю всех в замке пороть нещадно! По сто плетей каждому!
Сто никто не выдержит.
Я знаю. Пусть бьют не зараз. Это будет хорошим уроком для всех чумазых.
Ты хотел и меня плетьми за оскорбление твоей чести.
Ты — другое, я вижу. Но наказать тебя я обязан, иначе все будут смеяться надо мной. Они и так будут смеяться. Но жесткостью по отношению к виновным я смогу заставить себя уважать!
Не знаю, насколько это верно. Мне в шкуре благородного не бывать. Но заслужить уважение можно и иным.
Чем же?
Мне трудно объяснить.
Вот видишь! С подлым сословием нужно только так. Но не все чумазые подлы. Вот ты. Ты тогда не соврал, что левша. И со мной дрался, используя одну руку, раз у меня вторая еще была плоха. Но скажи, почему ты, левша, дрался правой рукой? Или ты знал, что я левша, а использую только правую?
Нет, не знал. Откуда мне знать-то? А правой дрался, потому что знал, что я посильнее тебя буду в драке на кулачках. Я же несколько лет этим и кормился. Участвовал в кулачных боях. Вот и решил немного уравновесить драку.
Странно это слышать из уст чумазого. Очень… А почему ты мне помогаешь? Ведь давно мог бы уйти. Или потому, что ты Ралльска, а я твой виконт?
Ты, конечно, виконт, а я чумазый из твоего графства, но я помогаю тебе не поэтому. Если бы поэтому, то меня давно и след простыл бы.
Тогда из-за чего?
Ты смелый и дерешься хорошо. Одно в тебе плохо.
И что это?
Ты благородный…
Ты это всерьез?
Да.
Нам друг друга не понять. Вот если бы тебя или твоего отца благородный признал ближником, тогда ты говорил бы иначе.
Тим задумался.
А знаешь, Эвард, здесь, возможно, ты прав.
Вот видишь!
Нет, я не о том с тобой соглашаюсь. Будь у меня богатый отец, пусть из чумазых, из купцов, я бы тоже, наверно, считал так, как думаешь ты. Разве что завидовал бы, что я рожден не в той касте.
А ты разве не завидуешь?
Не знаю, я как-то не думал.
И не мечтал оказаться в касте ближников или воинов?
С чего бы это?
А предположим, что у тебя нашелся отец и ты оказываешься ближником, вот тогда заговоришь по-другому?
То есть стану ли я презирать чумазых?
Вот именно.
Тим снова задумался.
Не знаю. Человек слаб, стоит его поманить лучшей жизнью. Многие изменились бы, стали бы смотреть свысока и презирать тех, среди которых они жили раньше. Многие, почти все. Может быть, и я. Даже, наверно, стал бы. Но, знаешь, я рад, что я такой и мне ничего не светит. Был чумазым и умру чумазым. Зато умру честно.
Странный ты какой-то…
На следующее утро они, испачкав лица, вымытые накануне вечером в канаве, направились в сторону ближайших городских ворот. Тим собирался проводить Эварда до того момента, когда тот пройдет ворота, а затем решить вопрос с разменом хотя бы одного золотого. Это было большой проблемой. В пригородах вряд ли кто мог бы это сделать, местные менялы брались менять лишь серебро на медь или медь на серебро, да и то мало кто обращался к ним за помощью. А золото меняли только в лавках, что были во внутренней части города. Но как туда сунуться чумазому оборвышу, для которого наличие серебряной монеты уже подозрительно, не говоря о золоте?
А где взять другую одежду? Под соломой так и осталась зарытой хорошая одежда Эварда, правда, залитая кровью. После вчерашней встречи с наемниками Эвард не рискнул взять ее с собой. Кровь можно отстирать, но где сушить? Заметят посторонние — будут проблемы. Ладно, высушит он ее внутри сарая, потратив целый день. Оденет и направится в город. Но далеко ли сможет отойти? Его же схватят и за серебрянку награды отдадут наемникам. А так как они с Эвардом очень похожи, то его тут же и зарежут, приняв за виконта. Нет, в Меленвиле эта одежда для него слишком опасна.
Поэтому Тиму лучше покинуть герцогскую столицу, направившись куда-нибудь в другое место. Ведь в кошельке есть еще две серебрянки — на первое время денег хватит. Но как же тогда Лудвиг? Если тот сумел уйти от погони, то лесовик может появиться в Меленвиле. Вот ведь вопросище: уходить из города или подождать?
А Эвард, почти не опасаясь наемных убийц, приближался к городским воротам. Там его уже не достанут. Он дойдет до герцогского замка, представится офицеру и окажется перед старым герцогом, родным братом его умершей бабушки. Двоюродный дедушка ему поможет, восстановит в правах на графство. А негодяя дядю — в изгнание.
Дальше я не пойду, — услышал он за спиной голос Тима, но, не оборачиваясь, пошел дальше. Ведь он виконт, почти граф, а тот лишь чумазый, пусть и не такой подлый, как остальные.