Минотавры издревле считаются людоедами. Хотя факты людоедства, коим считается поедание представителя разумной расы, были достоверно зафиксированы лишь в орочьих и богильских общинах, предрассудки сильно осложняют минотаврам отношения с соседями. Другим народам трудно перебороть страх, внушаемый собственным воображением.
Дорога к эльфийским владениям оказалась быстрой и приятной. Орк проявил себя недурным следопытом и постоянно находил короткие маршруты в обход проторенных трактов, существенно сокращающие путь. Хотя последний отрезок оказался ему незнаком. Путники всерьез задумались, не плутают ли они, когда им повстречалась четвертая по счету лесная тропинка, как две капли воды похожая на три предыдущих.
Запасы провизии стремительно таяли. Единогласно решили отправить Михеля с Бурбалкой попытать счастья в человеческом поселении. Указатель на оное в гуще листвы сумел разглядеть Гарб. Эта вылазка за провиантом едва не закончилась для человеческой части отряда плачевно.
Группа расположилась лагерем на большой поляне в паре миль от деревеньки, чтобы не травмировать своим видом психику ее обитателей. Монах с напарником захватили с собой небольшую сумму денег и ушли. В ожидании их появления Гарб занялся сооружением костра, а Каввель отправился на охоту. Аггрх, считавший ниже достоинства воина заниматься подобным, уселся начищать оружие. Спустя час Гарб заволновался, куда запропастились добытчики. Орк его беспокойства не разделил, надев на себя в ответ маску ленивого безразличия.
Бурбалка внезапным появлением быстро развеял тревогу по поводу своего отсутствия. Он выскочил из леса и припустил со всех ног к лагерю. За ним, потрясая кольями и вилами мчались взбудораженные крестьяне. Крепкие краснолицые парни были настроены настолько решительно, что даже встреча нос к носу с огромным вооруженным орком не остудила их пыл. Деревенские хлопцы хоть и были неважными воинами, зато почесать кулаки любили. К тому же они моментально определили, что на их стороне существенный численный перевес.
— Он ишшо и с пакостью всякой водится! Бей их, робяты! — ярился пуще всех бойкий остроносый дедок в драном зипуне на голое тело.
Сам он в драку не лез, разумно предпочитая подбадривать остальных, выглядывая из-за широких спин. Робятам и без напоминаний не терпелось насадить всех в лагере на кол, поэтому они тут же принялись теснить вставшего на защиту Бурбалки Аггрха. Вид у орка, однако, был слишком свирепым, чтобы мужики отважились опрометью броситься на него. Аггрх же, будучи опытным бойцом, тоже не стал без оглядки кидаться в гущу врагов, предпочитая выжидать, медленно отступая к деревьям и не давая себя окружить. Наверняка в этой драке полегло бы много народу, если бы не своевременное появление Каввеля.
Тауросу охотился, но услышал шум и вернулся в лагерь. Явление минотавра народу прошло в почти полной тишине, нарушенной только одиночным звуком обморочно падающего тела. Каввель, держащий в руках секиру, величественно выплыл из березовой рощи сбоку от места потенциального побоища, поэтому заметили его не сразу. В какой-то момент дедок узрел страшенную рогатую зверюгу, обросшую черной шерстью, и умолк на полуслове. Молчание столь активного болельщика не прошло незамеченным, и несколько голов повернулись в его сторону. Головы в том положении и застыли, а галдежу сразу поубавилось. Стихли и остальные, едва до них дошло, что баланс сил поменялся.
В деревне Торкиль никогда и ничего не слышали о минотаврах, иначе испуг был бы куда существеннее. Жители побережья Лунного моря рассказывают соседям достаточно страшные байки о пиратах, чтобы рассказы эти обросли кучей еще более страшных подробностей, делая из рогатых флибустьеров чуть ли не исчадий адских. К счастью, Торкиль располагался слишком далеко от источника слухов, чтобы крестьян сразу прихватил Кондратий[1]. Тем не менее в каждом человеческом селении мамаши с колыбели внушают детишкам страх перед демонами. Каввель идеально подходил под описание среднестатистического изверга: здоровый такой, черный, рогатый, страшный и с топором.
Изверг в нерешительности (не иначе выбирая первую жертву) остановился, сурово зыркнув на толпу грешников красными глазищами. С противоположной стороны приободренный орк шуганул передние ряды крестьян мечом. Толпа подалась назад, и в этот момент Каввель сделал шаг вперед. Еще он открыл рот, чтобы выяснить, какие претензии к его спутникам предъявляются, но разговора не получилось.
Нервы у мужиков сдали, и они, побросав оружие, с криками бросились врассыпную. В мгновение ока поляна очистилась, обнаружив на траве под грудой кольев и вил худые дрожащие ноги. Аггрх подошел и осторожно пощекотал голые пятки кончиком меча. Ноги отчаянно задергались, и на свет божий вылез давешний дедок. Выглядел он слегка помятым, но все еще не растерявшим большей части задора. Он дико повертел головой, пытаясь сообразить, как же это ему так не подфартило. Поняв, что пути к отступлению перекрыты, он шустро подбежал к ближайшей березе и как белка вскарабкался на ее верхушку, проявив несвойственную его возрасту прыть.
— Накося, выкуси! — торжествующе вскричал он, почувствовав себя в относительной безопасности.
— Что с Михелем сделали? — грозно поинтересовался Каввель.
— Что обычно с ворьем делают! — крикнул дед, маятником раскачиваясь на березовой верхушке.
— Мы в разные стороны побежали, — вылез из укрытия Антонио.
У него за пазухой кудахтнуло, и парень извлек из-под рубашки откормленную рыжую курицу.
— У-у-у, ворюга! — заорал дед, грозя вниз кулаком.
Каввель внимательно посмотрел на Бурбалку. Тот не выдержал взгляда и опустил глаза.
— Я как лучше хотел, — принялся оправдываться он. — Они нам всякую дрянь продавали, а тут эта курица сама вышла, ну я и не сдержался.
— Отдай куру, гад! — не унимался с верхотуры дедок.
— Да отдам, отдам! — зло прищурился Антонио. — Как только слезешь.
— Ищи дураков! — донеслось сверху.
— Ну, как знаешь, — пожал плечами парень.
Гарб незаметно появился из густого малинника, на ходу смахивая с себя проголодавшихся клещей, уже присмотревших самые аппетитные места на теле шамана.
— Бурбалка, курицу надо вернуть, — делая ударение на слове «надо», сказал он и обратился к потерпевшему. — Слезайте, пожалуйста!
— Не слезу!
— Почему? — спросил Гарб.
— Не могу! — жалобно заголосил дедок. — Сымите мене отседова, а я вам куру ентую подарю!
— Пойдет, — пророкотал Каввель и занес секиру над деревом.
— Неееет! — испуганно завопил дед.
Тонкая верхушка березы обломилась, и невезучий верхолаз полетел к земле, ломая сучья и отчаянно размахивая руками, будто надеясь взлететь. Аггрх бросил меч, подпрыгнул и легко перехватил пикирующего деда. Отпущенный на землю мученик с выпученными глазами галопом помчался к деревне, да так, что только грязные пятки сверкали.
— Пошли святошу выручать, — подобрав оружие, мрачно изрек орк.
— И курицу вернуть надо, — в тон ему добавил Антонио.
***
Деревня встретила отряд «карателей» настороженной тишиной. Обрывок рукава монашьей робы печально болтался на изгороди возле ближайшего к лесу дома, навевая мысли о жестокой расправе над служителем культа. Ставни в хатах были наглухо закрыты, собаки прятались по будкам, и только одна отважная шавка сделала попытку залаять на минотавра. Каввель топнул копытом, и маленькая мерзавка скрылась в своем дворе, обрушив из-за забора на незваных гостей потоки звонкой собачьей ругани. Спутники прошли по главной улице до самого края деревни, не встретив ни души. Следов Михеля найти также не удалось.
Каввель дошел до частокола, вернулся назад и легонько постучал рукоятью секиры в дверь одного из домов.
— Есть кто? — спросил он.
— Никога нема, пан деман! — послышался из-за двери испуганный женский голос.
— Ага, — прищурился минотавр. — А где же тогда все?
— Хаваюцца па хатах! — чуть смелее ответила женщина, сообразив, что дверь ломать пока не собираются.
— Логично, — сказал Гарб. — А монаха у вас случайно нет?
За дверью раздался громкий испуганный мужской шепот. Женский что-то ему ответил, а затем хозяйка дома снова заговорила громко.
— Такога маладога, симпатичнага, цемнаволосага, з родинкай на правай брави и кучай шрамав на целе? Не, николи не было такога.
Каввель озадаченно почесал нос.
— А кого же вы сейчас описывали? — задал вопрос Антонио.
— Манаха! — ответила женщина. — Тольки он не у нас, а у старасты в падвале сядить. Самая вялизная хата, пятая ад варот.
— Забавный у вас говорок, — хмыкнул Гарб. — Спасибо.
— Та нема за шо! Хадите ужо адселе хутчэйшэ, мой мужик ад вас перапужаны пад лавай хаваецца, зусим с глузду зъехау!
Дом старосты в плане тишины от прочих строений не отличался. В остальном из ряда деревянных лачуг он выделялся только размерами и качеством ограды. Каввель бесцеремонно вышиб копытом дверь и вошел внутрь. Староста — видный мужик средних лет с окладистой седеющей бородой и чуть оттопыренными остроконечными ушами — привстал из-за стола, чтобы убедиться, что ему ничего не мерещится. Потом со вздохом отставил от себя пузатую бутыль с самогоном подальше и спросил:
— За своим пришли? Можете забирать, он в подвале. Но предупреждаю, что за разгром, выбитую дверь, сломанную изгородь, увечья, воровство и моральный ущерб придется заплатить.
— А то что? — поинтересовался минотавр.
— А то вашей бандой сильно заинтересуются лесные стражи. Наша деревня располагается в Льонасском автономном округе и подчиняется непосредственно главе Академии. Если я сообщу, куда следует, вас поймают и повесят. Или сразу стрелами нашпигуют.
— О, я же говорил, до Льонаса недалеко! — обрадовался Аггрх.
— Тогда какого ляда мы четвертый день ходим кругами? — спросил Каввель.
Староста глубокомысленно почесал мясистый нос.
— Я знаю, — сказал он.
— Говори! — хором выпалили все.
— В городе сейчас небольшая заварушка, и академики включили какое-то защитное магическое устройство. Подробностей не расскажу, но оно заставляет чужаков плутать на подступах к городу. Вы, кстати, не первые. Тут уже неделю где-то ходит отряд гномов. Если будете упорствовать, как они, то проведете в лесу не меньше времени, рискуя встретиться с разъяренными коротышками.
— Сколько ты хочешь? — спросил Каввель.
— Деловой разговор значительно приятнее для моих ушей, — улыбнулся староста и принялся загибать пальцы. — Пять золотых штрафа за браконьерство в нашем лесу. Да-да, не смотрите на меня так — я все знаю. Один золотой за выбитую дверь, за украденную курицу…
Гарб открыл было рот, чтобы высказаться, но вмешался Бурбалка.
— Курицу мы вернем! — сквозь зубы сказал он.
— За факт кражи курицы один золотой и скидка за возврат украденного при согласии обворованного четыре серебряных монеты, за порчу общественного и частного имущества пять серебряных монет и за моральный ущерб десять золотых. Итого…
— Давайте его просто убьем, а деревню разграбим, — простодушно предложил Аггрх.
— А что, это мысль! — поддержал его Каввель.
Пирата тоже возмутила жадность сельского бюрократа.
— Еще пять золотых за угрозы в адрес официального лица, — спокойно произнес староста. — И пять за угрозу причинения насилия в отношении жителей деревни. А если попытаетесь не заплатить или убьете меня, то Льонаса вам не видать, как своих ушей.
Дело принимало скверный оборот. Каждый из компаньонов пытался придумать, как не расстаться с деньгами, и в то же время получить нужную информацию.
— Говорят, жареные уши полуэльфов очень неплохо идут под самогон, — задумчиво, глядя прямо в глаза старосте, изрек орк, как бы невзначай обнажив меч и проверив заточку лезвия пальцем. Еще он демонстративно облизнулся для пущего эффекта.
Староста поменялся в лице, обнаружив свое слабое место, чем тут же воспользовался Гарб.
— Уважаемый, простите моих друзей. Мы больше не будем безобразничать, и никто не тронет ваши уши, а вы нам сделаете хорошую скидку как, э-э-м, оптовым покупателям. Штрафов же много, правда? И дадите проводника в Льонас, за что мы заплатим отдельно. Так никому не будет обидно, а в городе сами разберутся, что с нами делать.
Деревенский голова почесал затылок, пытаясь принять правильное решение. С одной стороны эти верзилы навели шороху в деревне, с другой — они согласились разойтись миром и существенно пополнить вместительные сундуки, которые староста прятал в укромном месте на своем огороде.
— Ладно, уговорили, — сказал он. — Но я делаю это исключительно из любви ко всему светлому. Даю вам пяти…
Полуэльф посмотрел на плотоядно скалящегося орка и нервно потрогал руками уши, словно проверяя, на месте ли они.
— …семидесятипроцентную скидку на все штрафы, только с Рохликом вам все равно придется договориться. Он очень расстроен потерей любимой несушки.
— Рохлик, это такой резвый дедок в рваном кафтане? — уточнил Аггрх, подавив в зародыше желание ляпнуть что-нибудь язвительное по поводу связи между «любовью к светлому» и бутылкой на столе.
— Он самый, — сказал староста. — Теперь идите к нему, а когда договоритесь, несите гроши, тогда получите проводника и своего друга назад.
***
Указанная старостой хата выглядела самой убогой из всех стоящих рядом развалюх. На их фоне дома в родной деревне Гарба смотрелись хоромами. Из-за ветхой покосившейся двери доносились старческие оханья и аханья. Стучаться отправили Антонио, чтобы Рохлик от ужаса не отдал концы, не успев засвидетельствовать старосте, что прощает своим обидчикам кражу и моральный ущерб. Стук убил в хате все звуки. Даже птичий гомон под стрехой стих, уступив место гнетущему безмолвию.
— Хто там? — раздался скрипучий старушечий голос в ответ на повторение стука. — Ежели это опять свидетели Триединого, то мы дедовскую веру менять не собираемся.
— Не, бабуль, — ответил Бурбалка. — Я курицу вашу принес.
— Ишь ты! — поразилась бабулька. — Так чего ж ты стоишь, окаянный! Давай ее скорее сюды! Сейчас отопру.
До ушей Антонио донесся звук откидываемой щеколды, и в щель приоткрывшейся двери выглянул глаз.
— Куру покажи! — потребовали голосом Рохлика.
Бурбалка предъявил щели кудахчущий комочек перьев. Дверь резко распахнулась, из щели вынырнула рука, сцапала курицу за шею и втащила ее внутрь прежде, чем Антонио сообразил, что произошло. Дверь захлопнулась прямо перед носом бывшего призрака. Бурбалка постучался еще раз.
— Чего тебе ишшо? — недовольно спросила старуха.
— Так старосте надо сказать, что вы на нас зла не держите. Было бы неплохо, чтобы Рохлик к нему с нами пошел.
— Дудки! — крикнул Рохлик. — Я выйду, а вы меня сызнова пытать? И так спина не разгинается! Нет уж, наелись уже!
— Да кто тебя пытал? Кому ты нужен? — не выдержал несправедливости обвинения Каввель.
— И демона сваво заберите! — истошно завопила бабка. — Люди добрые, што ж гэта робицца!
Положение становилось безвыходным: на уговоры дедок не поддавался, угрожать было нельзя, бабка верещала, Каввель кипятился, Аггрх мрачнел, а время шло. Выручил разыгравшийся радикулит Рохлика, из-за которого тот, неловко согнувшись, случайно надавил на дряхлый «портал» сильнее, чем следовало. Старая и некогда очень надежная дверь захрустела внутренностями и выпала из косяка вместе с дедом. Страдалец обреченно застонал, растянувшись на останках своего последнего рубежа обороны, и приготовился к мучительной смерти.
— Позвольте, я посмотрю! — услышал он чей-то голос.
Подняв голову, Рохлик едва не уперся носом в нос склонившегося к нему гоблина. Голова тотчас рухнула обратно и прикрылась руками.
— Делайте, что хотите, только не бейте!
Гарб остался доволен осмотром, заявив, что эту болезнь он знает, и сможет ее вылечить, нужно только четыре часа на приготовление отвара.
— Дай-ка я взгляну, — вмешался Аггрх.
Дед лежал ни жив ни мертв и боялся пошевелиться. Орк осмотрел пациента, молча достал из кармана три тонких иголки, полил их дурно пахнущей жидкостью из склянки, извлеченной из того же кармана, и осторожно воткнул деду в мочки ушей и поясницу, приказав терпеть и не дергаться. Спустя минуту Рохлик перестал охать, а еще через полторы смог самостоятельно встать, после извлечения игл.
Дедок потрогал поясницу, повращал тазом по часовой стрелке и не нашел никаких неисправностей.
— Ой, сынки, спасибки вам! Чем отблагодарить-то?
— Ты нам курицу обещал подарить, — пошутил Бурбалка.
Глаза Рохлика беспокойно забегали, но деваться было некуда.
— Может, другую возьмете? — с надеждой спросил он.
— Да, ладно. Шутит он! Не надо нам твоих кур, лучше старосте скажи, что мы хорошие, — успокоил его Аггрх. — А что в ней такого особенного?
— Так ить, порода особая — рябая дарханская! Яйца несет, да не простые, а золотые! — сознался дед. — В прошлым годе на базаре купил. Лавочник сказал, что скоро уже нестись начнет, да нешто пока никак.
В этот момент где-то в недрах жилища заквохтала несушка. То ли сказался перенесенный стресс, то ли просто пришло время, но она решила снести яйцо именно сейчас. Дед опрометью бросился в хату. Затем он вылетел, держа в руке добычу. Скорлупа блистала снежной белизной, хотя местами и оказалась заляпана птичьим пометом. Непередаваемая словами скорбь отразилась на лице Рохлика. Он в сердцах швырнул яйцо в стену дома. Белая сфера впечаталась в древесину и пробила в бревне дыру и вошла в него где-то на треть.
— Убойная штучка, — заметил Гарб. — Советую с ней поаккуратнее.
Каввель поддел яйцо лезвием секиры. Оно нехотя отделилось от стены, обнажив глубокую пробоину.
— С такими снарядами да при штурме города, да если посильнее метнуть… — мечтательно сказал он. — Продавай их военным, заработаешь не хуже, чем на золотых.
— Ой, спасибо огромное! Что бы я без вас делал!
Спустя час, выплатив положенные штрафы и забрав сильно помятого Михеля из подвала, компания в сопровождении местного знатока лесных тропинок двинулась наконец в сторону Льонаса. Рохлик так активно встал грудью на защиту недавних недругов, что староста на секунду засомневался, кто кому должен платить.
Впрочем, эта слабость быстро уступила место обычной прагматичности, и друзьям пришлось раскошелиться сполна. Скряга полуэльф пообещал, что проводник доведет компанию в целости и сохранности до самых городских стен. Обещание подкрепилось охранным амулетом, прикрепленным к поясу каждого путешественника. Гарб нашел магические свойства этих чаров весьма сомнительными, но понадеялся, что эльфийские патрули при виде пестрых ленточек хотя бы не будут стрелять без предупреждения.
Михель то ворчал, то читал успокоительные мантры, но выглядел даже здоровее Каввеля, если не считать пары ссадин и синяков, поэтому в путь тронулись в общем-то приподнятом настроении.
Каждый ожидал от эльфийского города чего-то своего, хотя в конечном итоге таинственные чудеса манили всех в равной степени. Даже монах на словах безразличный ко всему мирскому с нарастающим нетерпением предвкушал свидание с хвалеными эльфийскими красавицами, о которых знал не понаслышке, а из вполне конкретного опыта.
Орка одолевали сомнения. С одной стороны, он добился своего: рукопись попадет в Академию. К тому же эльфийские прелестницы манили и его. С другой, лусиды никогда не отличались любовью к его народу, и воин с трепетом ждал завершения этого путешествия.
[1] По некоторым поверьям, ангел смерти (прим. авт.)