И началась первая великая война. Драконы возомнили себя самыми могучими среди богов и потребовали почитать их наравне с Део. В очередной раз гордыня привела к падению, ибо остальные боги объединились и вместе легко победили недругов. Великих драконов уничтожили, а остальных лишили божественной искры. Так драконье племя утратило своих богов.
Полурослик все-таки обманул, дрянь такая. Гарб его не упрекал, потому что на его месте, вероятно, поступил бы также. С другой стороны, очень хотелось вернуться и заколдовать пару розг, чтобы паршивец надолго запомнил, у кого нельзя даже в мыслях пытаться отобрать деньги. Поле, через которое маленький негодяй послал шамана, оказалось довольно топким, а под конец превратилось в самое настоящее болото. Издалека этого видно не было, а когда ноги начали проваливаться в трясину, стало поздно.
Если гоблину топь не доставила неудобства, — он соорудил себе мокроступы и спокойно шагал по болоту — то бык провалился почти сразу же, как только под ногами закончился твердый торф. Пришлось вытаскивать ревущего перепуганной белугой подопечного на более прочную почву заклинанием левитации. От спешки у Гарба оно сразу не получилось, так что у полорогого вся жизнь успела пронестись перед глазами.
Уже стемнело, и идти стало совсем тяжело. Пришлось искать участок потверже, разводить костер и ждать превращения быка в минотавра. С первой частью гоблин справился успешно — костер получился на славу из нескольких собранных веток, мха и старого верного огнива. Только времени на ожидание неожиданно не оказалось.
На свет костра из окрестных кустов повылезала целая туча прямоходящих ящеров с копьями в чешуйчатых лапах. Гоблину не оставили ни мгновения на сопротивление: шаман едва успел задуматься о дежурном заклинании или шпаге, как уже оказался крепко связан и с кляпом во рту покачивался на колышке. Двое ящеров взвалили его на плечи и потащили, пыхтя от натуги, в непроглядную ночную темень.
Краем уха Гарб услышал, как затоптали костер. Потом — мычание упирающегося быка. Полорогий брыкался, наотрез отказываясь двигаться с места. Затем кому-то из рептилий, видимо, пришла в голову блестящая идея подбодрить животное каменным наконечником копья. Ящеры никогда не видели человеческого изобретения — корриды, иначе были бы куда осторожнее с выбором методов воздействия на крупнорогатого.
До связанного шамана донеслись греющие душу звуки топтания и бодания всего живого в досягаемости рогов и копыт. Носильщики тоже услышали рев озверевшего быка, но только ускорили шаг. Спустя минуту звуки сменились рассерженным голосом минотавра. Голос был громкий, из-за чего слышался на большом расстоянии.
— А, тритоньи внуки! — заорал пират. — Я вам покажу, где кальмары линяют!
Каввель еще выговаривал противникам, что неосторожное обращение с оружием до добра не доводит. Доводы перемежались с глухими ударами, сопровождавшимися громовыми раскатами — топор добавлял к силе удара еще и неслабую молнию, которая гарантированно добивала врага, рискнувшего скрестить оружие в неравном бою с пиратским капитаном. Слышно было, как минотавр звал Гарба по имени, как бросился его искать в болоте.
Впрочем, найти что-либо в трясине, освещаемой только яркими искрами, периодически пробегавшими по поверхности секиры, и болотными огоньками, было сложно. Ящеры двигались бесшумно, а топь надежно скрывала следы их перемещений.
***
Каввель несся по болоту, не теряя при этом бдительности. Периодически приходилось прыгать с кочки на кочку, но кое-где попадалась и твердая почва.
С его копытами и массой провалиться было делом плевым. Куда именно минотавр бежал, он и сам не знал. При нем торба с припасами, верная боевая секира и часов шесть времени до рассвета на поиски компаньона. Потерять такой шанс на спасение из-за глупого гоблина, который завел его в трясину, а сам попал в дурацкую ловушку? Ни за что!
Пират происходил из очень знатного рода и всегда с высокомерием относился даже к своим сородичам. Про остальных и говорить нечего. Он привык добиваться в жизни всего, что пожелает. Ведь можно просто пойти и взять все, что хочется. Если надо — силой. За это его боги и наказали.
Торгарон даровал тауросу лазейку. Пират точно знал, что кто-то должен совершить ради него несколько подвигов — это и будет путем к спасению, пускай временному. Гарб оказался подходящим существом для такого свершения. Минотавр проникся тем, что маленький червячок начал становиться весьма полезным. И настолько зауважал, что предложил ему свою дружбу. А вот при малейшей оплошности со стороны «друга» вспомнил старые замашки и сейчас был готов его спасти, а потом придушить своими же руками. Как посмел этот мозгляк ставить под угрозу спасение легендарного Морского Палача?
Сколько он пробежал, и не бегал ли кругами, Каввель не осознавал. Потихоньку пират смягчился и успокоился — ландшафт не располагал к длительному кипению эмоций. Минотавр остановился и осмотрелся: в свете секиры из темноты выступали смутные очертания зарослей камыша, мох-сфагнум ковром устилал берег, кое-где проглядывали похожие на миниатюрные елочки побеги кукушкиного льна. Никаких следов похитителей. Превращение произошло уже после того, как гоблина унесли, так что даже примерного направления он знать не мог. Будь тауросу опытным следопытом, от него не ушли бы и болотные ящеры, но Каввель был морским быком и не заметил характерных примятостей мха.
Минотавр тяжело вздохнул и втянул воздух ноздрями — непривычные ароматы сразу наполнили легкие. Не благоухал соленый морской бриз, не пахло водорослями, потом моряков и ромом. Вокруг смердело тиной, торфом, гнилью, недавно пролитой холодной кровью и гнусными ящерами. Последний запах был слабым, но отчетливым. Как ищейка, Каввель наклонил голову к земле, еще раз втянул воздух и уловил направление.
— Попались! — довольно произнес он, приготовившись к погоне.
Сделав шаг в ту сторону, он всем телом ощутил за спиной присутствие постороннего. Потустороннего. Черная шерсть между рогов встала дыбом, предупреждая об опасности. Минотавр резко развернулся, отпрыгнул и махнул секирой в месте, где только что стоял сам. Топор со свистом прошел сквозь воздух и темную полупрозрачную фигуру. Существо издало жутковатое шипение и потянуло к минотавру отростки, напоминающие руки.
Топор еще раз рубанул тень, не причинив ей никакого вреда. Страх на секунду попытался парализовать волю Каввеля, но был с позором выгнан из подсознания. Однако этой секунды хватило, чтобы бесплотная тварь успела коснуться руки пирата. Конечность немедленно плетью обвисла вдоль тела и онемела.
Опасность противника теперь не вызывала сомнений. Перехватив здоровой рукой секиру, тауросу принялся танцевать вокруг тени, лихорадочно пытаясь сообразить, как отделаться от нежити. Пока смекалки хватало только, чтобы больше не давать к себе прикасаться. Существо оказалось немного медлительным в нападении, зато передвигалось почти с той же скоростью, что и минотавр. Жуткий танец с тенью продолжался до тех пор, пока Каввель не почувствовал отсутствие твердой почвы под копытами. Безмолвный силуэт встрепенулся и рванул к увязшей и лишенной мобильности добыче.
Тауросу изо всех сил пытался высвободить ноги из топи. Неподвижная рука оказалась в этом деле серьезной помехой. Если бы она могла двигаться, выбраться из трясины не составило бы труда, а так ноги уходили все глубже. Каввель только и мог, что здоровой рукой всадить секиру в берег и пытаться этой же рукой подтянуться ближе к твердому месту. Тень была уже совсем рядом. Она нависла над Каввелем, протягивая к нему мерзкие обездвиживающие отростки.
— Проклятье! — выругался минотавр.
Впервые в жизни двурогий оказался в ситуации, в которой сила не могла ему помочь в борьбе за собственную жизнь.
В тот момент, когда уже стало казаться, что вот он конец, позади тени образовался портал, выплюнувший в ее сторону светящийся протуберанец. Фантом дернулся, попытался освободиться, но захват оказался крепким. Секунд тридцать портальный щуп просто держал тень, потом стал потихоньку втягивать ее в себя. Каввель наблюдал, не прекращая при этом попыток подтянуться поближе к твердому участку почвы.
Едва тень полностью затянуло в портал, онемевшая рука обрела способность двигаться, а из пространственного окна с тихим шипением воздуха вырвался другой дух. Присмотревшись, Каввель узнал Бурбалку.
— Уф! — обрадовался минотавр, вылезая на берег и отряхиваясь от грязи. — Благодарю, а то я чуть концы не отдал!
Бурбалка дал ему отдышаться и сказал:
— Пошли, нам еще гоблина выручать.
— А как ты…
— Лучше тебе не знать, чего мне стоило сюда выбраться, но козел очень пригодился.
— Ладно, — минотавр вспомнил, что времени осталось в обрез, и спросил. — Мы успеем? И куда вообще идти? Я след потерял.
— Иди за мной, горе-следопыт. Успеем! Туда где-то час ходу.
***
Если бы у Гарба в этот момент спросили, чего ему хочется больше всего на свете, он бы замешкался с ответом. Ловцу духов хотелось слишком многого. Например, освободиться от веревок, вернуть шпагу и долго втыкать ее в тела ящеров, бросивших его в пропахшую плесенью деревянную клетку. Особенно много нехороших вещей он желал своему коллеге по ремеслу из числа чешуйчатых гадов.
Эта мерзкая тварь потыкала своим грязным посохом по одежде Гарба и, видимо определив, что она волшебная, приказала раздеть пленника. Теперь шаман-ящер с восхищенным шипением старался напялить на себя хоть что-то из гардероба почти голого гоблина. У него это получалось с большим трудом. Все-таки четырехфутовый гоблин и шестифутовый ящер — это разная размерная категория.
Изодрав все в лоскуты, от чего одежда потеряла большую часть магических свойств, ящер раздраженно бросил ее в костер. Внимание рептилии переключилось на шпагу. Рассмотрев ее со всех сторон, гад удовлетворенно взялся за навершие, пораскачивал из стороны в сторону и отпустил, потом поднял и еще раз повторил процедуру. Немного поиграв с оружием, он потерял к нему интерес, но не выбросил, а приладил к поясу. Шпага была для него коротковата, но ящеры в хорошем оружии не разбираются.
По всем признакам этот гад был главным. Во всяком случае, его приказания и капризы исполнялись беспрекословно. Дюжина приближенных с копьями и посохами преданно следила за каждым движением вожака, а заодно охраняла его.
Сначала произошел осмотр трофеев, и только потом шаман захотел услышать доклад о произошедшем. Сперва он спокойно внимал, а затем стал громко шипеть на разные лады, перебивая докладчика. Под конец схватил свой посох и огрел каждого из приспешников по голове — не очень больно, но чувствительно. Подчиненные стояли, виновато опустив головы, и терпеливо сносили гнев повелителя.
Наконец главарь успокоился до той степени, чтобы перестать лупцевать сородичей и начать прохаживаться туда-сюда перед их строем. Он заложил одну лапу за спину, наверняка воображая себя полководцем перед штабом. Смерив всех взглядом, вожак снова зашипел, и в его интонациях проявились поучительные нотки. Когда он закончил, подчиненные засуетились и куда-то помчались со всех лап. «Главнокомандующий» посмотрел им вслед, затем подошел к клетке с Гарбом, устрашающе навис над ней и сказал на удивительно правильном всеобщем:
— Мое имя Ссашкиш. Я великий повелитель этого болота и окрестностей. Ты, жалкий теплокровный, вторгся в мои владения и за это будешь наказан. Мои подданные с удовольствием тебя съедят, но сначала ты мне расскажешь, как сделать волшебную накидку моего размера. Откажешься, и я испробую на тебе тысячу способов сделать больно. Покажешь — умрешь быстро.
Гарб изобразил полнейшее безразличие на морде, хотя в действительности очень трепетно относился к физической боли.
— Ты сделаешь, что я вежливо попросил, или нет? — почти зашипел чешуйчатый, нервно постукивая набалдашником посоха по клетке с пленником.
На голове гада раскрылся большой гребень, начавший наливаться красным. Не дождавшись ответа, ящер стукнул посохом так, что на связанного гоблина сверху посыпались прошлогодние сухие листья, устилавших верх клетки в большом количестве. Сообразив, что пленник отказывается говорить из-за заткнутого рта, он отпер клетку и вытащил кляп. Гоблин с наслаждением вдохнул полной грудью тяжелый болотный воздух.
— Говори, не молчи! — угрожающе сказал холоднокровный шаман.
Гарб подышал немного, чтобы еще позлить собирающегося полакомиться гоблином каннибала, и сказал:
— О да, могучий ящер, я покажу тебе, как сделать волшебные вещи, но сначала тебе придется меня развязать. Я даже готов вышить для тебя руны для двух комплектов волшебной одежды, если мне дадут иголку с ниткой.
— Хорошо, что ты согласен. Я развяжу тебя, а ты сделаешь все очень осторожно. Только запомни. Если мне покажется, что ты хотя бы подумал о побеге, я начну втыкать в тебя иголки болотного дикобраза.
Гарб дал согласие вести себя хорошо и не пытаться сбежать, а сам думал, что главное — освободить руки и рот, а там кривая выведет. Ящер развязал затекшего гоблина, терпеливо подождал, пока конечности пленника придут в норму, а потом потребовал приступить к работе. В голове у гобхата к этому времени уже созрел план бегства, имеющий только один недостаток: отсутствие одежды.
Холоднокровный принес две накидки с двумя парами штанов, подходящих ему по размеру, иголку и разноцветные нитки. Гоблин взялся вышивать на одеяниях знакомые руны, попутно заговаривая гаду зубы. Дескать, одно одеяние защитит могучего повелителя рептилий от огня, холода, стрел врагов и так далее, а другое дарует ему силу и смелость.
На самом деле одних рун для такого было мало, ведь нужно еще провести сложнейший обряд. Об этом хитрый гоблин умолчал, потому как сами символы, которые он вышивал, имели совсем другое предназначение. Гарб закончил с вышивкой обоих комплектов, затем, пользуясь отсутствием помощников шамана, выпалил простое замораживающее заклинание, не требующее больших запасов Дэ.
Ящер застыл с раскрытой пастью. Гоблин кое-как напялил на него нужную рубаху. Руны сразу же засияли цветами ниток, которыми были вышиты. Глаза чешуйчатого под слоем льда беспокойно забегали, и было от чего. Руны выкачивали из него Дэ в ускоренном темпе. Будь у Гарба в запасе хотя бы полчаса, рубашка высосала бы шамана досуха, навсегда лишив его возможности колдовать. Ловец духов осознавал, что жизнь дороже, и ждать не стал, хотя жажда мести и требовала наказать обидчика сильнее.
Пока рубашка работала, гобхат торопливо подгонял второй комплект под себя. Руны на этой одежке давали какую-никакую защиту. С остальным возиться не было времени. Закончив, гоблин напялил на себя пошитое на скорую лапу. Получилось почти в самый раз, хотя пришлось кое-что отпороть, а местами костюмчик сидел вкривь и вкось. Это уже не имело никакого значения. Гарб сорвал с пояса ящера свою шпагу, отсалютовал ледышке, снял с начинающего оттаивать шамана рубаху, полную энергии, сломал его шаманский посох, ткнул пару раз шпагой в мороженое мясо «на память», и дал деру.