Лена проснулась от влажных прикосновений к босой ступне. Сладко потянувшись, девушка открыла глаза и увидела Звенко, стоявшего на коленях возле ложа. Молодой раб, в короткой белой тунике, нежно вылизывал ее ногу, деликатно напоминая послушнице, что ей пора просыпаться. За его спиной мерцал хрустальный шар, оставленный Леной еще с вечера и сейчас заливавший комнату мягким зеленоватым светом.
— Спасибо, милый, — Лена потрепала светлые вихры, — пойдем купаться!
Она натянула свою тунику — черную с синей вышивкой, — и, поманив Звенко, выскочила за дверь. Спустившись по лестнице, они оказались в одном из садов, разбитом на небольшой террасе у подножья отвесной скалы. С нее стекало множество ручейков, скапливавшихся в большой каменной чаше, обрамленной густыми зарослями. Переливаясь через край, вода текла дальше, наполняя простершийся внизу круглый пруд. Отдаленное журчание справа и слева, напоминало, что за завесой ползучего плюща и лиан, усыпанных ярко-синими цветами, скрываются такие же чаши, где проводили омовение другие послушницы.
Скинув тунику, Лена, поежившись, встала под обжигающе-холодные струи, тщательно протирая все тело вырванной с корнем мыльнянкой. Ополоснувшись, девушка принялась мыть голову, костяным гребнем расчесывая золотисто-рыжие волосы. Звенко стоял рядом, держа в руках два полотенца — одно красивое, из черного шелка, с замысловатой красной вышивкой, вроде той, что украшала Ленину тунику. Второе полотенце, представляло собой обычную белую тряпку, пусть и довольно чистую.
Закончив, Лена вышла из-под импровизированного душа и, приняв от Звенко шелковое полотенце, тщательно вытерлась.
— Давай теперь ты, — она небрежно кивнула в сторону стекавших со скалы струй, — пошевеливайся, мне нужно успеть на службу до рассвета.
Лена с трудом сдержала смех, при виде нетерпеливого предвкушения на лице юноши. Поспешно раздевшись, он залез под холодные струи и Лена, вырвав очередной пучок мыльнянки, принялась тщательно мыть Звенко. Ее пальцы почти любовно оглаживали его кожу, особо задерживаясь на пролегших на спине и ягодицах алых шрамах. С еще большим вниманием Лена обмывала его гениталии, с трудом развязав стягивавший яички черный шнурок. К рабу она проявляла такую же заботу, какую она выказывала бы и к какому-нибудь домашнему животному — лошади или собаке: Устав Монастыря предписывал послушницам бережно относиться ко всякому храмовому имуществу — в том числе и живому. Что, среди прочего, подразумевало и содержание данного имущества в чистоте и вообще в хорошем состоянии.
Закончив, Лена вывела дрожащего, покрытого гусиной кожей, Звенко из-под ледяных струй и тщательно растерла его белой тряпкой. Выдернула из волос черную ленточку и перетянула ею сморщившиеся от холода яички.
— Одевайся, — она шлепнула его по заду, — и приберись в келье. Я отпросила тебя на вечер, так что в загон для рабов можешь сегодня не возвращаться.
И снова усмехнулась при виде откровенного счастья на лице молодого человека: кто бы мог подумать, что совсем недавно он был не так уж и доволен своей участью.
После того как Лена взяла Звенко, — Кайра мимолетно поморщилась от такого выбора, — наставница позволила им подняться в келью. Вообще рабы, даже выделенные той или иной послушнице, все равно содержались в общем загоне, лишь по мере надобности вызываясь к хозяйке. Но в то же время послушницам дозволялось проводить с рабами столько времени, сколько они считали нужным — лишь бы не в ущерб, собственно, послушанию. Понятное дело, что и Лена и Икария и все остальные спешили, как следует познакомиться с новыми игрушками.
Впрочем, сам Звенко поначалу слабо осознавал свой новый статус: едва они оказались в комнате Лены, как он повернулся к ней с сияющими от радости глазами.
— Я думал, что уже никогда не увижу тебя! — пылко произнес он, — сам Вельзевул соединил наши судьбы, раз мы снова вместе!
— «Мы» — Лена иронично заломила бровь, — какой прыткий мальчик. Как ты вообще оказался в рабах?
Звенко насупился.
— Как-как, — с недовольством произнес он, — из-за тебя опять же.
— Мое сердечко плачет, — усмехнулась Лена, — думаешь, я забыла, как ты меня называл там, на болотах? Давай рассказывай — при чем тут я?
Оказалось, что не так уж и не причем, хотя основная вина лежала на уже полузабытом Леной Марко Басарваке. Именно он на одном из застолий похвалялся, как поимел красивую рабыню из Росковии — и не раз.
— Горячая девка, — прихлебывая самогон, гоготал Марко, — ночь не слазил. Там где Звенко языком шурудил, я вот этим поработал.
Упившись до изумления, Марко приспустив штаны, наглядно показывая — чем именно он «орудовал», демонстративно помахивая им перед лицом красного как рак Звенко, под гогот «старших товарищей». Марко, впрочем, не стал развивать тему — он даже дружески хлопнул парня по плечу, показав, что это всего лишь шутка. Однако Звенко уже чувствовал себя смертельно оскорбленным. Улучшив момент, когда Марко выйдет облегчиться, Звенко выскочил за ним во двор и, нащупав за поясом рукоять ножа, попытался вогнать его в спину атамана. К несчастью для себя, юноша и сам изрядно выпил, так что нож, направленный неверной рукой, только царапнул по спине Марко. В следующий момент Звенко обнаружил себя на земле — а над ним, ругаясь и осыпая его побоями, навис командир. Басарвак, без сомнения, забил бы Звенко насмерть, если бы выбежавшие из корчмы товарищи не оттащили разъяренного атамана.
Свои внутренние разборки пограничные стражники решали сами — после короткого круга было решено, что попытке убить атамана, да еще и в спину, не может быть оправдания. Виновный заслуживает казни, худшей чем смерть: Звенко, вместе с очередными пленницами из Топи, вывезли на невольничий рынок, — на острове с говорящим названием Рват, — где и продали покупателям с Храма.
— Я бы в жизни не подумал, что увижу тебя в Некрарии, — произнес Звенко, — Марко, собачий сын, говорил, что продал тебя торговцу из Деваманда.
— Так и было, — кивнула Лена, — продал. Вот только что дальше было, видать рассказывать не захотел. Ладно, пес с ним. Ты сам-то как?
— Теперь отлично! — обрадовано произнес Звенко, — могу бежать, хоть через всю Некрарию.
— Бежать? Куда?
— Ничего не изменилось, — пожал плечами юноша, — в Росковию. Меня привезли в Карион — это город такой, на востоке — а там купцы из твоей страны частые гости. Нам бы только до них добраться, а уж там они нас вывезут. Надо бы только одну-другую золотую побрякушку здесь стянуть, чтобы расплатиться с ними.
Лена мысленно застонала, поражаясь про себя наивной глупости парня.
— Звенко, — мягко сказала она, — во-первых, если ты попытаешься здесь что-то украсть, то тебя живьем скормят собакам. Во-вторых, я никуда не побегу.
— Как так? — парень недоуменно хлопнул глазами, — ты не хочешь домой!
— Мой дом здесь, — отрезала Лена, — в гробу я видела эту вашу Росковию. Мне нравится здесь, и я собираюсь учиться дальше. Хочешь быть со мной — то только как мой раб.
Недоумение на лице парня сменилось разочарованием, а затем и натуральной злостью. Лена даже несколько пожалела о своих словах — до тех пор пока Звенко, раздосадованный внезапным крахом своих надежд, не выпалил того, о чем, наверное, сразу пожалел.
— Так вот ты какая, — пробурчал он, — почуяла власть, значит? Только я тебе рабом не буду. И молчать не буду — пусть здешнее начальство знает, как и где мы тебя подобрали. Вот тогда и посмотрим, кто тут раб, а кто нет.
Он шагнул к двери.
— Стой! — Лена ухватила его за руку.
Парень, не глядя, раздраженно отмахнулся, но Лена, заломив ему руку, толкнула строптивого раба обратно. Звенко, вскрикнув от боли, попытался вырваться, когда Лена ловкой подсечкой сбила его на пол. Звенко тут же вскочил на ноги, но послушница быстро произнесла заклинание — и голову Звенко опутал шар, напоминающий клуб черного дыма. Относительно безвредное колдовство оказывало мощное деморализующее действие: человек словно оказывался в кромешной тьме, не в силах ни сбросить, ни рассеять шар. Звенко, оторопев от неожиданности, слепо кинулся, надеясь выбежать из тьмы, но ударился пахом об приоткрытую Леной дверь. Пока он, корчась от боли, пытался подняться, Лена сдернула с пояса врученный ей кнут и с оттягом хлестнула по спине непокорного юношу. Первый же удар разорвал ветхую тунику, следующие пролегли по его коже длинными кровоточащими полосами. Не давая парню опомниться, Лена, входя в раж, все с большим остервенением хлестала его, буквально прибивая его к полу, не давая подняться.
В итоге бунт был подавлен — уж что-что, а пороть Лена умела. Может, не окажись Звенко дезориентирован налипшим на голову шаром тьмы, он бы и оказал какое сопротивление, а так ему оставалось лишь прорыдать с пола.
— Хватит! Я понял…я все понял.
Лена произнесла заклятие и тьма рассеялась, открывая залитое слезами лицо юноши. Девушка присела рядом и нежно погладила окровавленное тело.
— Дурачок, — улыбнулась она, — что ты думаешь, произошло бы, если бы ты рассказал все? Может, меня и выгнали, но ты остался бы рабом — ведь ты принадлежишь не мне, а моей наставнице Кайре. Она просто переуступила тебя, чтобы я училась дальше. Как ты думаешь — что диакониса Скиллы сделала бы с рабом, из-за которого ей пришлось расстаться с лучшей ученицей? Тебе бы пришлось молиться всем своим Архонтам, чтобы дело закончилось всего лишь псарней.
Она промолчала, ожидая, чтобы сказанное ею, как следует, дошло до Звенко.
— Ты…ты могла бы сказать сразу, — выдавил он, потирая оставленные кнутом шрамы, — без этого вот всего.
— Могла бы, — уже без улыбки произнесла Лена, — но ты слишком нагло себя вел. Кроме того — мне нужно, чтобы ты боялся не только диаконесс, но и меня. Ладно, поднимайся и пойдем в сад — я уже знаю, сок каких трав помогает заживлять такие раны. И запомни — теперь ты делаешь только то, что говорю я.
Чтобы Звенко лучше проникся своим новым положением, Лена, вскоре после лечения, отправила его в загон для рабов и не забирала несколько дней. Общение с собратьями по несчастью благотворно подействовало на строптивого невольника — вернувшись, он уже и не мыслил о том, чтобы взбунтоваться. Оставленные кнутом следы почти зажили — и Лена порадовалась тому, что внимательно слушала диаконессу Гиацею, наставлявшую послушниц в знании трав и приготовляемых из них зелий и снадобий.
Гиацея вещала им и сейчас — миниатюрная симпатичная женщина на вид лет тридцати (то есть пятидесяти-шестидесяти реально) с спускавшимися до пояса густыми черными волосами и огромными зелеными глазами. Она носила черное с зеленым одеяние — символ жриц Ламии, — указательный палец охватывало кольцо в виде кусавшей себя за хвост змейки, выточенной из зеленой яшмы.
— Шесть богинь избрала Триморфа помогать ей управлять миром, — размеренно произносила Гиацея, — и каждой Скилакегета дала отдала власть над одной из материй. Стено правит над камнем, Скилла над морем, ну а Ламия — над травами и всем, что растет на земле и всеми созданиями, что живут в зарослях. Как змея ползущая в траве, ведает все, что происходит у корней трав, так и жрица Скилакагеты должна глубоко проникнуть в суть всех трав земных, дабы раскрыть все их свойства.
Она внимательно осмотрела девушек, жадно ловящих каждое ее слово. Слабая улыбка искривила пунцовые губы, когда женщина произнесла слова очередного гимна.
— Рос асфодел, завивались душистые «женские кудри»,
Мята росла, и камыш, и чабрец, и цветы анемонов,
С ними божественный цвел кикламен, распускалась лаванда,
Ирис и дикий пион, — и раскинула пышные листья,
Их осенив, мандрагора и стебли сплелися диктамна.
Свой аромат источал кардамон и шафран; но взрастали
Там и другие растенья: вьюнка колючая заросль,
Черные маки, волчец, аконит, ядовитые клубни,
Множество гибельных злаков, землей порождаемых в недрах.
Корень, подобный куску кровавого мяса и полный
Сока (похож он на сок темноцветный горного дуба).
Сок собирала для чар в ракушку дракийскую дева,
Семь раз омывши себя водой, неустанно текущей,
Семь раз призвавши Бримо подземную, ночью что бродит,
Мрачною ночью призвав, одетая в темное платье.
— Завтра вы на целый день отправитесь во Внешние сады, — сказала Гиацея, — каждая получит свой сбор трав Скилакагеты, который должна будет найти дозаката. Посмотрим, насколько у вас в голове задержались мои поучения.
— Звенко, не отставай, — нетерпеливо бросила Лена, продираясь сквозь переплетения очередных лиан. Приказание было отдано больше «для порядка» — Лена и так знала, что раб не отстанет ни на шаг. Сказать по правде, он куда лучше ориентировался во всей этой непролазной чаще, неоднократно находя дорогу там, где Лена вставала в тупик. Что и неудивительно — у себя в Ктыреве Звенко считался одним из лучших следопытов, умевшим находить путь даже в самых глухих лесах и гиблых болотах. Это умение ему досталось от отца-лируссийца, — жители северного баронства считались прирожденными лесовиками, — и именно за это парня и взяли в Пограничную стражу, закрыв глаза на довольно таки средние бойцовские качества. Также Звенко неплохо знал травы и даже порывался помочь Лене, но та запретила подсказывать — поручение диаконессы должна выполнить именно она и никак иначе — тем более, что жриц имелись способы проверить ее знания. С раба хватит и того, что он помогал ей находить дорогу.
С утра послушницы разбрелись по Внешним садам — россыпи обширных парков и рощ, с запада и с юга окаймлявших скалу на которой стоял Монастырь. «Садами» все это растительное великолепие именовалось чисто символически — по сути это был полноценный лесной массив, поделенный отчасти небольшими речками, отчасти проложенными меж деревьев дорогами. Каждой девушке выделили свой, как бы выразились в мире Лены, сектор, где послушница искала назначенный ей сбор трав. Все они действовали самостоятельно, без оглядки друг на дружку, однако послушницам разрешалось взять одного раба — у кого таковые имелись, конечно. Разумеется, Лена с радостью ухватилась за эту возможность.
Сейчас Звенко сменил рабскую тунику на более привычный наряд — легкую куртку из стеганой шерсти, штаны и высокие башмаки. В руках он держал медный сосуд, наподобие кувшина с ручкой — туда Лена складывала найденные травы. Сама девушка нарядилась примерно в тот же облачение — в этих лесах трудно было пробираться в одеянии послушницы. Кроме того, девушка прихватила и плотный черный платок, чтобы укрыть свои роскошные волосы. Из-за пояса торчал медный серп, которым она и срезала нужные ей травы. Руки ее прикрывали перчатки из тонко выделанной оленьей кожи — не все из того, что ей поручили найти, безопасно было брать голыми руками. Также она поводок, который натягивал уродливый пес черно-желтой масти, похожий на помесь таксы и шакала. Длинный нос находился в непрестанном движении, улавливая доносящиеся отовсюду запахи, то и дело заставлявшие пса отвлекаться на шмыгавшую по кустам лесную живность. Лене стоило немалых трудов призвать собаку к порядку и направить в нужном направлении. К тому же, пес, оказавшийся еще и на редкость вздорным пустобрехом, то и дело разражался визгливым лаем на Звенко. С Леной он вел себя спокойней: девушка еще в своем мире легко находила общий язык с собаками, а месяцы проведенные на монастырских псарнях, еще больше закрепили это умение.
Тем временем, медный сосуд, который нес Звенко, немного потяжелел — в нем уже лежали цветы аконита и черного мака, кора тиса и дуба, несколько головок дикого чеснока, а также несколько с пяток срезанных грибов — по одному от каждой разновидности. Оставался один, самый важный ингредиент, с обретением которого задание Гиацеи можно было считать выполненным.
Лена нашла желаемое, когда вокруг уже сгустились сумерки, делавшие трудноразличимыми окружающие предметы — при том, что Черное Солнце только начало клониться к земле. Искомое растение обнаружилось на небольшой полянке, рядом с лесным озерцом, затерянное средь других трав — небольшой кустик, с широкими зелеными листьями и оранжевыми ягодами, напоминавшими маленькие яблоки.
Лена пошарила в небольшой кожаной сумке у себя на поясе и достала несколько шариков воска, которыми она тщательно залепила уши.
— Возьми, — сказала она подошедшему Звенко, — залепи уши и встань вон там.
Когда раб исполнил ее приказание, Ленасняла с пояса медный нож и принялась, старательно окапывать растение, одновременно шепча заклятия-призывы к Триморфе. Когда же корень достаточно обнажился, Ленаобвязала вокруг него поводок и, указав рукой на Звенко, громко крикнула:
— Взять!
Она не услышала своих слов — также как и яростного лая, с которым собака кинулась к машинально отшатнувшемуся Звенко. Но даже сквозь воск она вздрогнула от громкого вопля пронесшегося по лесу. Звук этот, столь громкий, сколь и мерзкий, буквально оглушил ее, чуть не сбив с ног — отняв ладони от непроизвольно зажатых ушей, она увидела на них следы крови. Однако уродливому псу пришлось гораздо хуже — не добежав до Звенко пары шагов, он повалился на бок, конвульсивно подергивая лапами, и тут же издох. А из вывороченной земли торчал большой корень, общими очертаниями напоминавший маленького человека. Лена торжествующе улыбнулась — ее сегодняшние поиски, наконец, подошли к концу.
Жестом она показала Звенко вынуть воск из ушей и, когда он исполнил ее приказание, бросила ему нож.
— Похорони песика, — сказала она, — там же где мы мандрагору выкопали. Я сейчас.
Одной рукой взяв у Звенко сосуд, а второй ухватив вырванное растение, Лена понесла его к озерцу где, срезав серпом корень, тщательно промыла его в воде. Затем она бережно положила корень в сосуд, заодно ссыпав в него ягоды. Закупорив сосуд массивной просмоленной пробкой, послушница вернулась к Звенко. Тот уже стоял рядом с небольшим холмиком, обозначавшем место упокоения несчастного животного.
— Ты сегодня хорошо поработал, — кивнула Лена, — и заслужил награду. Снимай штаны!
Звенко немедленно повиновался, торопливо стягивая портки. Лена, забрав у него нож, осторожно поддела лезвием тугую бечевку, стягивавшую яички парня. В следующий момент Лена ухватила раба за член и потянула вниз, заставляя его опуститься на колени перед собачьей могилкой. Все это время она размеренно двигала рукой по мигом затвердевшему члену, то обнажая, то пряча скользкую от смазки головку. Страдавший от долгого воздержания Звенко недолго держался, вскоре разрядившись на рыхлую землю тягучими белыми струями. От возбуждения он даже не удержался на ногах, едва успев подставить руки, чтобы не угодить, в буквальном смысле, лицом в грязь. Однако его влажный член все же окунулся в землю — со стороны это выглядело так, будто Звенко пытался совокупиться с собачьей могилой. Лена усмехнулась и небрежно вытерла заляпанную семенем руку о волосы Звенко.
— Пойди подмойся, — она кивнула в сторону озера, — и давай собираться — нам нужно выбраться отсюда до заката.
— Как скажете, Госпожа, — раб послушно склонил голову, чтобы Лена могла надеть на него оставшийся бесхозным собачий ошейник.