— Ну что, уже решили, чем вы можете меня удивить?
Тонко улыбаясь, Гиацея стояла у изголовья мраморного алтаря, на котором лежал труп мужчины лет тридцати. Из широко распахнутого рта торчали зеленые стебли, также как из широкой раны на горле. При каких обстоятельствах умер этот человек, Лена не хотела и думать. Она, также как и еще пара десятков послушниц, из числа побывавших в Садах, стояла у стены зала, живо напомнившем избушку Стрыги. Те же чучела, травы и зелья — разве что все сосуды сплошь стеклянные: колбы, реторты, банки. В самых больших сосудах, напоминавших аквариумы, плавали части человеческих тел.
Ну и, конечно, этот зал был намного больше — в нем бы уместилась не только избушка Стрыги, но и, пожалуй, половина храма Вельзевула в Ктыреве. Да и «экспонатов» было намного больше — сарлонской знахарке не стоило и мечтать о подобном инвентаре.
Помимо Гиацеи в зале находилась еще одна диаконесса: молодая зеленоглазая брюнетка в черно-красном одеянии жрицы Эмпусы. Именно служительницы этой богини заведовали в Никтополе всем, что касалось человеческой плоти и крови. Клыкастые лики божественной кровопийцы скалились со стен, насмешливо наблюдая за девушками.
— Ну, кто будет первой? — нетерпеливо повторила Гиацея.
Лена, оглянувшись на девушек, шагнула вперед, держа склянку с темно-зеленым содержимым. Это зелье, изготовленное из собранных ею трав, являлось, своего рода, знаком качества проделанной работы. Лена подошла к трупу, морщась от запаха — убитый, похоже, мертв уже несколько дней, — и, откупорив пробку, старательно окропила тело.
Несмотря на то, что зелье делалось, согласно всем рекомендациям наставниц, Лена невольно отшатнулась, когда мертвец вдруг вздрогнул, словно пронзенный током, руки слепо зашарили, задергались и ноги, словно покойник пытался встать. Кожа мертвеца, там где упали капли зелья, стала лопаться, а из образовывавшихся пор устремились ядовито-зеленые побеги. Голова трупа покрылась зеленым мхом, а вместо вытекавших глаз распустились фиолетовые цветы, по которым ползали крупные черви. Рот трупа оскалился острыми зубами, когда он рывком уселся на мраморном алтаре.
— Достаточно! — кивнула Гиацея, — Икария! Твое зелье!
Черноволосая девушка шагнула вперед, срывая пробку со своего сосуда и выплескивая твари в лицо дурно пахнущую жидкость. В тот же миг мох почернел и осыпался засохшей трухой, также пожухли и опали побеги, а цветы провалились внутрь глазниц. Мертвец тяжело осел на мрамор, продолжая стремительно разлагаться. Спустя мгновение на алтаре уже лежал скелет в луже вонючей черной жижи.
Вторая жрица хлопнула в ладони и в зал вошли два странных существа: выше любого из людей, мускулистые, с кожей цвета сырого мяса, острыми ушами и оскаленными пастями хищников. Из одежды они носили лишь набедренные повязки, почти не прикрывавшие могучие чресла. Один из них сгреб в охапку кости, второй насухо вытер алтарь мокрой тряпкой. Поклонившись диаконессам, страшилища вышли из зала.
— В вас двоих я не сомневалась, — Гиацея улыбнулась, — посмотрим, что у остальных.
Одна за другой подходили послушницы, демонстрируя снадобья, изготовленные из собранных в Садах трав. Чтобы проверить их действие все те же краснокожие рабы, вводили в зал подопытных — как животных, так и людей. Зелья действовали сильно по-разному: кого-то убивали на месте, кого делали необычайно вялым или наоборот приводя в сильное возбуждение. Были и иные реакции, заставлявшие Лену морщиться от отвращения — ей стоило некоторых трудов не отвернуться. Гиацея внимательно наблюдала за действием зелий: то довольно кивая, то морщась, кривясь и всячески выражая свое неудовольствие. Из двадцати девушек диаконесса одобрила только восемь — причем, как с неудовольствием отметила Лена, в число «одобренных» вошли почти все, кто состоял в «Нерее». Из ее же собственных сторонниц одобрение, — и то довольно сдержанное, — получила лишь Марти. Елена поймала торжествующий взгляд Икарии и кисло улыбнулась ей в ответ.
— Ну, а как ты думала, — лениво произнесла Кайра, — «Нерея» — это нечто большее, чем сборище хитрых интриганок.
Послушница и ее наставница сидели на так называемой Морской Террасе — просторной беседке, вырезанной в скалах на северной стороне монастыря. Пол здесь был отделан плитками синего мрамора с белыми и фиолетовыми прожилками, также как и массивные колонны. Потолок украшала искусная мозаика с изображениями рыб, спрутов, русалок и морских змеев. Колонны, в свою очередь, покрывал причудливый орнамент — переплетения не то змеиных тел, не то щупалец, обвивавших мощные столпы. На каждой из колонн красовался лик Скиллы, окруженный извивающимися щупальцами. С террасы открывался прекрасный вид на море — Черное Солнце стояло в зените и все вокруг выглядело как умеренно пасмурный день в мире Лены.
Между Кайрой и Леной находился стол из черного дерева с синим отливом. На нем стояла пузатая бутылка с ромом и блюдо с запеченными миногами и жареной барабулькой.
— Теперь, когда вас начали всерьез учить магии, — продолжала диаконесса, — в «Нерее» начали объединять свои силы — и тем самым помогать друг другу.
— Разве это не запрещено? — вскинула бровь Лена, — ведь каждая послушница должна создать свое зелье самостоятельно.
— Создавать да, — кивнула Кайра, — но безупречно подобрать все ингредиенты — лишь полдела. Важны еще и заклятия, что читают над зельями. Никакие правила не запрещают «Нерее» провести ритуал, чтобы разом усилить творение каждой из подружек Икарии.
— Как это? — недоуменно помотала головой Лена.
— Вступление в «Нерею» обставлено особыми ритуалами, — снисходительно пояснила Кайра, — посвящение в тайное общество создает особые узы — обретающие все большие силы, в процессе постижения послушницами тайн магии. И никто не запретит Лактении, наставнице Икарии или ее матери, Артемисии, верховной жрице Лаверны в Карионе, тайком подсказать твоей сопернице обряд, что поможет им объединить силы.
— Эти узы сохраняются на всю жизнь? — спросила Лена. Кайра покачала головой.
— Только до посвящения в жрицы. После этого появляются новые узы — уже не между несколькими хитроумными послушницами, решившими возвыситься над остальными, но между всеми служительницами Триморфы. Однако до посвящения доживают не все.
— Знаю, — буркнула Лена, — поэтому меня так и не приняли в «Нерею»?
— Соображаешь, — одобрительно кивнула Кайра, — пока там заправляет Икария, она костьми ляжет, чтобы не делиться общей силой с той, кого она считает своей главной соперницей. И никто не может заставить ее — диаконессы не вмешиваются в неуставные отношения между послушницами.
— Ты не можешь заставить послушницу сделать то, что хочешь? — недоверчиво спросила Лена.
— Не могу, — покачала головой диаконесса, — у каждой послушницы — своя наставница. И если я начну кого-то принуждать — об этом тут же узнают остальные.
— И что тогда?
— В монастыре…тоже не все любят друг друга.
— Ну, а мне что теперь делать? — спросила Елена, — они же нас сожрут поодиночке.
Кайра задумчиво посмотрела на море.
— Когда я жила в Лоркни, — вдруг сказала она, — у меня была сестра. Она и сейчас есть, просто я очень давно ее не видела. Не сказать, чтобы мы враждовали, но и особой дружбы не было — ну ты понимаешь, как оно бывает в детстве. В нашей семье издавна отмечали Обручение с Океаном: очень древний праздник, еще со времен мерков. Центральное место на празднике у Невесты — и так получилось, что несколько лет подряд ею становилась моя сестра Элта. Она всегда наряжалась в платье из кожи слепых морских змей, а волосы украшала изумрудной жемчужиной из раковины моллюска, что живет в пещерах под нашим островом. Эту раковину ей подарил наш дядя по матери — и всякий раз Элта с гордостью выносила ее на праздник. Но однажды Жребий Невесты пал на меня. Я, разумеется, обрадовалась, а Элта надулась и не захотела одолжить мне жемчужину. Я не стала с ней спорить: в ночь накануне Обручения, я отправилась к морю — во время отлива те самые пещеры открываются и туда можно пробраться. Я едва успела выбраться до прилива — но нашла нужную раковину, а вместе с ней — и такую же жемчужину, как и у моей сестры. На празднике я была великолепной.
Она замолчала, отпив из кубка и искоса глянув на Лену. Послушница, понимающе кивнув в ответ, потянулась за своим кубком, улыбаясь внезапно пришедшей ей в голову мысли.
— Ты же не всерьез? Как ты можешь думать о таком?
Удивление и неподдельный страх потеснили в душе Марти обычное подобострастие. Этой ночью послушница, как они и условились, пришла в келью Лены (Звенко, не обращая внимания на его жалобный скулеж, хозяйка отправила в загон рабов) — и чуть ли не с порога была ошарашена тем, что озвучила ее странная подруга.
— Мы разозлим «Нерею» как никогда раньше, — взволнованно говорила Марти, — и может не только их, но и самих наставниц.
— Наставницам все равно, — сказала Елена, — ну, может не всем, но наказания не будет — никаких правил мы не нарушаем, я узнавала.
Лена лежала в своей койке совершенно голая — и Марти, пытаясь ее переубедить, все же нет-нет, да косилась на Ленины прелести. Сама послушница явилась в шелковой ночной сорочке, которую одним движением руки можно было задрать до шеи — что Лена неоднократно и проделывала, к вящему удовольствию обеих. Сейчас Мартильда тоже явилась в келью в надежде на веселую ночку и все еще не могла перенастроиться, чтобы убедить подругу отказаться от ее безумного плана.
— Ты представляешь, как они все взбесятся, когда узнают? — жалобно протянула Марти, — Икария и все остальные. Так мы еще могли надеяться, что они возьмут нас…
— Куда возьмут? — хмыкнула Лена, — все еще надеешься, что тебя примут в «Нерею»? Забудь — после смерти Фарсины у тебя там черная метка.
— Что?
— Неважно, — махнула рукой Лена, — в общем, Икария тебе уже не поверит. Меня же она и подавно не примет — зачем ей соперница в «Нерее»?
— Но это значит война?
— Лучше так, чем просто сдаться без боя. Если и дальше будем вести себя как овцы, эти волчицы нас сожрут. Меня дважды пытались убить — думаю и третий раз не заставит долго ждать. А потом и тебе не поздоровиться и остальным девчонкам — Икария не простит вам. Хочешь, чтобы тебя уважали — поучись защищаться.
— Ты думаешь…у нас получиться?
— Все будет нормально, — произнесла Лена, — кончай трепаться, принцесса. Убеждать это не твое — давай попробуем найти твоему рту более привычное применение.
Больше слов не понадобилось — Мартильда, сгорая от похоти, скользнула на кровать и Лена призывно раздвинула ноги, приоткрывая гладкую промежность, эпилированную медовым воском. Тюргонка тут же хищно впилась в истекавший влагой розовый цветок. Лена издала протяжный стон, выгнувшись всем телом от охватившего ее острого наслаждения. Издавая чмокающие звуки, Марти губами и языком ласкала влажную плоть, бросая на старшую послушницу замутненные похотью взгляды. Сам вид веснушчатого личика заключенного в кольцо сильных бедер, неимоверно возбуждал Лену — вскоре она с громким стоном кончила, одновременно вдавив в себя Марти с такой силой, что та практически утонула в ее мускулистой плоти. Но даже тогда тюргонка, лишенная возможности видеть и даже дышать, не переставала вылизывать Лену, сквиртующую послушнице прямо в рот. Наконец тиски бедер разжались, выпуская растрепанную, мало не задохнувшуюся Марти. Не давая девушке опомниться, Лена опрокинула ее на спину — и теперь уже рыжеволосая послушница вскрикивала и стонала, пока Лена целовала и кусала небольшие острые груди. Целуя плоский живот, она спускалась все ниже, пока не зарылась лицом в рыжеватые волоски женского лона. Протяжный стон сорвался с распухших губ Марти и ее острые ногти конвульсивно впились в двигавшуюся у нее между ног светловолосую шевелюру.
Уже позже они расслабленно лежали в кровати, обмениваясь ленивыми поцелуями.
— Ну, так что? — Лена приподнялась на локте, заглядывая в глаза Марти, — ты со мной?
— Не знаю, чем закончится эта твоя затея, — ответила тюргонка, — но я с тобой! Вот только, что скажут остальные?
— Я сама с ними поговорю, — сказала Лена, — может даже сегодня утром, перед службой.
— Так скоро?
— С этим делом медлить не стоит.
Лена рассчитывала переговорить со своими сторонницами в небольшом храме, где проходила утренняя служба — не раскрывая всего просто попросить их собраться вечером у нее в келье. Обычно диаконессы приходили на службу позже, так что Лена рассчитывала, что у нее будет время перекинуться словечком-другим с послушницами.
Однако в этот раз все было иначе.
Войдя в храм, Лена увидела Лактению перед статуей Скилакагеты. Рядом с ней стояли четыре девушки в необычных нарядах: по ним Лена поняла, что девушки прибыли в монастырь совсем недавно, раз даже не получили еще туник послушниц.
— Сегодня необычный день, — вместо приветствия сказала архдиаконесса, — в наш монастырь прибыли четыре благородные девы. Идя разными путями, они явились в Никтополь почти одновременно, а поскольку четыре, также как три и семь — священное число Триморфы, то я и решила представить вам их еще до службы.
Она хлопнул в ладони и вперед, коротко поклонившись, шагнула девушка в длинной юбке из темно-красного бархата и зеленой безрукавке поверх белой блузки. Безрукавку и юбку украшали шнуры, с нанизанными на них бусинами и небольшими серебряными колокольчиками, издающими негромкий звон при каждом движении девушки.
— Княжна Вайорика из Дракии.
Ну, это понятно — черные волосы, слегка смуглая кожа, нос с небольшой горбинкой, темно-синие глаза, да еще и на руке наколка с сильно стилизованным луком. Лена уже знала, что это символ Лерайе, Архонта-Лучника, культ которого во всей Империи, наибольшей популярностью пользовался именно в Дракийских Княжествах. После присоединения Дракии к Империи, несколько веков назад, оттуда и переселились в Некрарию жрицы Скилакагеты. В монастыре считали, что Триморфа и подвластные ей богини по сей день правят Дракийскими Княжествами под видом Астарота и младших архонтов Гремори и Лерайе, нередко принимающих женское обличье. По сей день не меньше половины всех послушниц из Империи — уроженки Дракии.
— Княжна Найда из Сарлонии.
Тоже легко узнать — белая вышиванка, расшитая черными мухами; черная юбка, расшитая белыми мухами; черевички из тончайшей выделки кожи и венок из оранжевых и фиолетовых цветов в черных волосах. Полные груди, крутые бедра, круглое лицо — чем-то эта девушка напомнила Лене молодую Наташу Королеву, разве что посимпатичнее. Радостная улыбка на все лицо, в черных глазах — наивная радость деревенской дурочки, впервые выбравшейся в большой город. А поскольку дурочек в Монастырь не брали, значит с этой простушкой стоит держать ухо особенно востро.
— Редкая гостья — Иоко из Йамто. Не припомню, чтобы в Некрарии хоть раз появлялись послушницы из столь дальних краев.
О «дальних краях» Лена ничего не знала, но даже если бы Лактения не произнесла имени, и так понятно аналогом какой страны в ее собственном мире являлась эта самая Йамто. Черные волосы, уложенные в замысловатую прическу, высокие скулы и узкие глаза, черное кимоно вышитое красными хризантемами. Тонкую талию перехватывает широкий пояс, из-за которого торчит рукоять небольшого кинжала. Лицо — словно безупречная фарфоровая маска, умело скрывавшая любые эмоции девушки.
— И, наконец, боярышня Темнозара из Пятиградья. Из Росковии у нас раньше тоже никого не было …, -Лактения бросила быстрый взгляд на Лену, — но теперь она не первая.
Почудилось ли Лене или в голосе Лактении и впрямь прозвучала насмешка? Кто знает, что сочла нужным сообщить Саломея диаконессе, больше всех работающей с послушницами? Сама Темнозара не повела и глазом. Что и говорить, выглядела она эффектно: высокая голубоглазая красавица с золотистыми косами, выбивавшимися из-под двурогой шапки, усыпанной жемчугом. На черном сарафане красная вышивка, изображающая дерущихся волков, медведей и хищных птиц. С головного убора у висков свисают серебряные подвески, на груди красуется причудливое ожерелье, где окованные серебром звериные клыки и когти сочетаются с золотыми и янтарными бусами.
Темнозара никак не показала своего интереса к «землячке» и все же Лена внутренне напряглась, когда жрица упомянула о ней — сумеет ли она теперь сохранить свою легенду? Хотя Пятиградье — богатая вечевая республика на юго-западе Росковии, а Залесье — северо-восточная глухомань и все же…вряд ли они настолько чужды друг другу, чтобы не распознать самозванку.
— Уверена, что вы все, — Лактения особенно подчеркнула слово «все», — поможете новеньким влиться в ряды Сестер. Ну, а пока же возблагодарим Триморфу за новые души, что она привела в Никтополь. Новенькие, вы пока просто запоминайте.
Жрица развернулась к статуе и все послушницы послушно подхватили гимн, воздавая славу Трехликой Богине. Лена перехватила встревоженный взгляд Марти и ободряюще улыбнулась ей — что же, значит, придется немного отложить разговор.