— Думаю, будет символично, если я явлюсь на церемонию в красном!
Марозия, облаченная в полупрозрачное одеяние из алого шелка, раскинулась на ложе, приняв свою самую соблазнительную позу. Черные волосы охватывала золотая диадема с алыми рубинами, такие же рубины украшали и ожерелье на изящной шее. Она подняла бокал из алого стекла, наполненный до краев красным же вином и, пригубив немного, томно посмотрела на своего любовника. Тот, приняв вид высокого красавца, с черными волосами и синими глазами, лег рядом с княгиней Бората, заключая ее в кольцо мускулистых рук.
— Ты моя Алая Женщина, — прошептал ей на ухо оборотень. Гросканка простонала, когда пальцы лже-князя проникли в ее увлажнившееся междуножье.
— Аааххх, — Марозия развернулась, впиваясь в губы любовника жадным поцелуем, — я не могу больше ждать. Жертвоприношение подождет — возьми меня прямо здесь.
— Тебе не стоит сейчас менять обличье князя, — послышался негромкий голос от двери, — в замке слишком много посторонних. Они не готовы пока знать правду.
Недовольная Марозия вскинула очаровательную головку, гневно смотря на стоявшего в дверях Дирканея.
— Пришли трое вождей кланов, — продолжал жрец, — они хотят видеть князя.
— Пусть подождут, — раздраженно сказала Марозия, — не видишь, князь занят?
— К сожалению, это не может ждать, — лже-Влайку встал с кровати, вновь принимая облик князя, — не волнуйся дорогая, на церемонии у нас будет масса времени, чтобы насладиться друг другом. Пойдем, Дирканей.
Он улыбнулся надувшейся супруге и вышел из спальни вместе со жрецом.
— Я так понимаю, что никаких вождей? — спросил лже-князь, шагая рядом с отшельником, — тебе нужно было поговорить со мной наедине?
— Ты быстро учишься, — одобрительно кивнул Дирканей, — да, хотел. Марозия не должна слышать этот разговор, хотя бы потому, что речь пойдет о ней.
— О моей жене, — вскинул брови оборотень, — а что с ней не так?
— Ее легкомыслие опасно, — покачал головой отшельник, — и она слишком много мнит о себе. Думаю, женщина выполнила свою роль.
— Считаешь, от нее пора избавляться? — оборотень искоса глянул на отшельника.
— Уверен, — кивнул Дирканей, — сейчас она только мешает. Будет лучше, если ты совершишь не двойное, а тройное жертвоприношение. Она мнит себя Алой Женщиной — что же, в Гроскании такие часто заканчивали жизнь на алтарях Асмодея.
— А как же Таскулат? — спросил лже-Влайку.
— У герцога хватает других проблем, — пожал плечами Дирканей, — к тому же Марозия никогда не была его любимой дочерью. Если мы придумаем правдивую причину ее смерти, заодно пообещав Тускулату, что все наши договоренности останутся в силе…думаю, он не будет искать мести. К императору он точно не сунется — слишком многое может вскрыться, что в Гроскании хотели бы сохранить в тайне.
— Сказать по правде, — самозванец вдруг широко улыбнулся, — мне и самому уже наскучила эта сучка. Может и правда пора заменить ее на более покладистую любовницу.
— Думаю, ты недолго останешься в одиночестве, — усмехнулся Дирканей, — пусть княгиня последует в Лимб вместе с супругом, как в старые времена.
— Так и будет, — кивнул лже-князь, — уже сегодня ночью.
Дирканей молча кивнул в ответ, пряча довольную улыбку. Жрец, считавший себя подлинным создателем баларканя, не мог допустить, чтобы кто бы то ни было оспаривал его власть над крылатым змеем — а значит и над всем Боратом. Хотя он, в свое время и содействовал заключению этого брака, сейчас он считал, что зря подпустил эту развратную девку так близко к власти. Избавившись от Марозии, служитель Вельзевула станет единственным владыкой княжества.
Голаскайра возвышалась над Боратом, видная из любой точки горного княжества — как незыблемый символ власти ее правителей. Это была даже не одна, а несколько скалистых вершин, окруживших небольшое плато. Подобраться к нему постороннему человеку считалось невозможным — слишком крутыми были скалистые склоны, обрывавшиеся в глубокие пропасти, на дне которых шумели бурные реки. Лишь несколько тайных проходов, защищенных множеством заклятий, вели сквозь пещеры, пронизывавшие величайшую вершину Бората, словно огромные червоточины. В этих пещерах пребывали и усыпальницы прежних князей, что и сейчас ворочались в своих склепах, мучимые вечным голодом. Однако путь на плато пролегал в стороне от этих гробниц — владыки Бората слишком хорошо знали, чего можно ждать от своих мертвых предков и старались лишний раз не пересекаться с ними.
Однако сейчас в священном месте собрались те, кто не боялся князей-збураторов, но напротив — отчаянно жаждал встречи с ними. В центре плато стоял идол — Крылатый Пес, изваянный из глыбы зеленого камня, в три человеческих роста. Перед изваянием стоял алтарь — черный камень, изрезанный магическими знаками и желобками для стока крови. С трех сторон вокруг алтаря полыхали костры сине-зеленого пламени, вырывавшегося прямо из трещин в камне. Они горели без дров или иного видимого топлива. На самом же алтаре извивалась, отчаянно пытаясь вырваться из пут, голая Кэт. Сейчас она пребывала в своем «истинном» обличье, почти человеческом — если не считать кошачьих ушей, заостренных зубов и вертикальных зрачков. Как не старалась кошкодевка, ей так и не удавалось сейчас превратиться в огромную кошку.
— Даже не пытайся, — сказал Дирканей, повернув голову, словно его пустые глазницы, облепленные опарышами, могли хоть что-то видеть. «Озаренный» носил длинное одеяние из черного шелка, расшитое изображениями белых мух и бабочек «мертвая голова». В руке он держал неизменный посох.
— На этом алтаре древние чары, — продолжал жрец, — в здешних горах, как ты знаешь, много разных существ, способных менять обличье. Однако на этом алтаре любой оборотень принимает свой подлинный вид.
Похоже он говорил правду: Кэт заметила, как стоявший рядом лже-Влайко держится подальше от алтаря, явно опасаясь выдать свою истинную природу. Самозванец носил тот же наряд, в котором Кэт видела в тронном зале — разве что сейчас к его облачению добавился и длинный, слегка изогнутый клинок, заточенный с одной стороны. Лезвие покрывала насечка из магических знаков, а рукоять была выполнена в виде оскаленной морды волка. Рядом, обняв князя за талию, стояла Марозия, в полупрозрачном алом одеянии. Обнаженные части ее тела лоснились, словно смазанные маслом, и Кэт догадалась, что гросканка натерлась одной из тех мазей, что используют ведьмы, чтобы не мерзнуть. Что было весьма кстати — сама Кэт, даже несмотря на близость полыхающих костров, невольно ежилась от гулявшего по плато ледяного ветра.
Кроме этой троицы на плато находился еще только один человек — настоящий Влайку, связанный, с мешком на голове, лежал между лапами каменного пса. Других людей тут не имелось — надо полагать, пока самозванец не был готов открыться даже ближайшим подручным. Однако плато не пустовало — на скалистых утесах и даже на голове Крылатого Пса, неспешно рассаживались совы-стриги, зыркавшие вокруг желтыми глазами. Время от времени вместо огромной совы на скале оказывалась голая ведьма с седыми космами. В воздухе, словно огромные мотыльки, молча метались вихревые бесы. А вокруг алтаря, скаля острые клыки, стояли самые верные сподвижники самозванца — оборотни-приколичи, с одной человеческой и одной звериной половинами тел. Здесь же скалил зубы и огнедышащий пес Орфо.
Тишину вдруг нарушил удар колокола — один, затем второй, третий, — это подавал о себе знать небольшой храм Ваала, у подножия Голаскайры. И в этот момент над горами тускло забрезжило Черное Солнце. Дирканей переглянулся с лже-Влайку и тот энергично кивнул.
— Пора!
Жрец вскинул над головой жезл и начал читать заклинание.
— Именем Повелителя Мух и всех архонтов и духов поднебесья, кровью Крылатого Посланника, что течет в жилах его потомков, я призываю вас проснуться в могильной тиши, чтобы наследник княжьего рода мог приветствовать славных предков…
По мере произнесения этих слов янтарь в навершии посоха мерцал все сильнее, наливаясь темно-желтым светом. Камень словно потек, превращаясь в язык живого огня и было видно, как черная тварь внутри вдруг зашевелилась, словно пытаясь вырваться наружу. Жрец продолжал читать заклинания, пока в ответ не раздался громкий вой и из пещер, окруживших плато, один за другим не стали выходить чудовища, похожие на помесь волков и драконов. Уродливые морды, заросшие густой шерстью, показались Кэт знакомыми — как грубая, звероподобная пародия на лица самого Влайку и его двойника. Расправив огромные перепончатые крылья, збураторы взмывали в небо, опускаясь рядом с алтарем. Прочая нечисть почтительно расступалась, уступая место хозяевам плато. Находясь в человеческом обличье, Кэт в полной мере осознавала, что ее ждет и сейчас, дрожала от страха, смотря на скалящиеся вокруг клыкастые пасти. Вот сейчас она пожалела о том, что брезговала справлять естественные надобности в камере: от холода и страха ее мочевой пузырь не выдержал и кошкодевка обмочилась прямо на алтаре. Марозия, заметив растекшуюся по камню лужу, расплылась в садистской улыбке.
— Уже не такая дерзкая! — нарочито громко шепнула она. Збураторам шутка явно пришлась по вкусу — они вздергивали верхнюю губу, показывая острые клыки, в насмешливом оскале. Дирканей раздраженно махнул рукой и самозванец шагнул вперед.
— Сегодняшний рассвет, — начал он, — не просто начало нового дня. Это рассвет для Бората, начало его возрождения. Его я собирался отметить двойным жертвоприношением, но теперь я вижу, — он повысил голос, — что этого мало. Чтобы возвысить Борат — не только средь Дракийских княжеств, но и по всей империи, — я должен отсечь все, что мешает и мне быть твердым и решительным в достижении этой цели. Гласиа-Лаболас, крылатый архонт, мой великий предок, поддержи меня в моем стремлении…
С этими словами лже-князь потянул с пояса острый меч и тонкие губы Дирканея расплылись в довольной улыбке: Озаренный будто видел все, что делает его создание. Он все еще улыбался, когда самозванец, взмахнув клинком, одним ударом снес голову безглазому жрецу. Она покатилась по земле, разбрызгивая кровь и разбрасывая извивающихся опарышей, когда Влайку пинком сбросил ее в одну из огнедышащих трещин. Следом отправился и посох Дирканея. Самозванец взмахнул рукой и приколичи, с глухим рычанием вцепились в обезглавленное тело, разрывая его на части. Вместе с ними бывшего хозяина жадно пожирал и Орф.
Самозванец обнял за плечи ошеломленную Марозию и привлек к себе, целуя алые губы.
— Этот предатель, — громко сказал он, — подговаривал меня убить собственную жену! Он хотел поссорить Борат с Гросканией, а затем собирался убить и меня, чтобы вокняжиться самому. Я спрашиваю вас, мои великие предки — достоин ли я был зваться князем Бората, если бы не пресек его гнусные планы?
Одобрительный вой и рычание были ему ответом — похоже, волкоподобные твари, несмотря на благородное происхождение, не отличались умом и не уразумели то, что поняла даже Кэт. Чудовище, прикинувшееся князем, больше не нуждалось в соучастниках, знавших истинную природу лже-Влайку. Дирканея подвела чрезмерная самоуверенность — привыкнув считать змока своим послушным орудием, жрец просмотрел тот миг, когда его создание решило обратиться против него.
Впрочем, об этом Кэт долго не думала: все случившееся ничего не меняло в ее собственной судьбе.
— Я обещал тройную жертву, — продолжал лже-князь, — но я слишком уважаю своих предков, чтобы угощать их куском червивой тухлятины. Вас ждет более нежное мясо — одновременно девушки и кошки, которую я берег для сегодняшнего празднества.
Послышалось утробное рычание и крылатые твари начали медленно подходить к испуганной Кэт, облизываясь и капая слюной. Лже-Влайку, по-прежнему державшийся подальше от алтаря, обнимался со злорадно смеявшейся Марозией, уже предвкушавшей, как наглую кошкодевку разорвут на части.
Кольцо оскаленных пастей нависло над Кэт и та, поняв, что проживает последние мгновения жизни, издала громкий мяукающий вой. На миг збураторы отшатнулись, словно обычные псы перед шипящей на них кошкой, — и в тут сверху раздался ответный яростный крик. Збураторы вскинули головы, послышалось грозное рычание и чудовища разом взмыли вверх. Кэт посмотрела на княжескую парочку, но та, забыв о пленнице, тоже ошеломленно уставилась в небо. Кошкодевка проследила за их взглядом и невольно заорала от восторга, увидев летящее над плато невообразимое создание. На нем восседала хорошо знакомая ей фигура, с семью извивающимися змеями в руках.