Лена была права в своих подозрениях насчет барона и кошкодевки: найдя удобное место, Вулрех расстелил свой плащ и выложил на него корчагу с местным пивом и вяленого леща. Быстро съев и выпив все, Кэт скинула одежду и растянулась на плаще, загадочно мерцая зелеными глазами. Вулрех с удовольствием рассматривал девушку: хотя они и не первый день были любовниками, он не уставал любоваться на ее тело, идеально сочетавшее округлость женских форм с кошачьей грацией. Кэт, поймав восхищенный взгляд барона, томно потянулась, втягивая и без того плоский живот и выпячивая округлые груди. Барон тут же припал к ним, впившись губами в розовый сосок. Кэт с мурчаньем подалась ему навстречу, одновременно освобождая его от одежды. Мяукнув, она вцепилась зубами в мужское плечо и в следующий миг обнаженные тела сплелись в сладострастных объятьях.
Нападение застало их врасплох, также как и всех: укрывшись плащом, Вулрех и Кэт дремали, устав от постельных игр, когда вечерние сумерки взорвались воплями, рычанием и омерзительным блеянием. Сразу несколько груд зерна полыхнули ярким пламенем и баржа закачалась от запрыгивавших на нее тварей. Гребцы, оказавшиеся слишком нерасторопными, оказались растерзаны на месте, тех же, кто успел прыгнуть в воду, расстреливали из арбалетов сидевшие в лодках воины.
— Что это?! — крикнула Кэт, ошалело оглядываясь на воцарившийся вокруг хаос. Барон ответить не успел — к ним, расшвыривая зерно, устремилось сразу с десяток сатиров. Впереди них, с оглушительным ревом, несся огромный минотавр.
Однако, если сатирам и удалось застать их врасплох, то и парочка оборотней не долго думала, чем удивить нападавших. Злоба и скотская похоть на мордах сатиров сменилась страхом, когда раздался громкий рев и барон, обернувшийся львом, ворвался в толпу рогатых уродов. Минотавр, пригнув голову, попытался насадить зверя на рога, но пещерный лев, сходу перепрыгнул через него, приземлившись в ближайшую груду зерна. Быкоглавый монстр развернулся, но лев оказался проворней — прыжок, хруст костей в могучей пасти и минотавр рухнул на палубу, с вырванным горлом и животом, распоротым ударом задней лапы. Залитый бычьей кровью, лев повернулся к сатирам, пока те, выставив вперед острые тесаки, пики и собственные рога, медленно окружали оборотня, подбадривая друг друга громким блеянием. О его спутнице они забыли — и тут же пожалели об этом, когда за их спинами взвилась черная тень и огромная кошка рухнула на ближайшего сатира, вгрызаясь ему в шею. Сатиры обернулись к новому врагу, но тут на них кинулся пещерный лев. Рыча, огромные кошки метались средь испуганно блеющих уродцев, ломая им шеи ударами могучих лап, перекусывая горла и выпуская кишки. Вскоре сатиры, никогда не отличавшиеся храбростью, обратились в бегство, а лев и кошка догоняли и убивали их, одержимые кровавой горячкой
Лев-Вулрех вдруг тревожно взревел и Кэт, оторвавшись от преследования очередного сатира, увидела, что к барже подходит еще несколько лодок. Одновременно она увидела купеческую галеру, а на ней — фигуру с развевающимися светлыми волосами, свирепо рубящуюся с сатирами. Однако помочь спутнице кошкодевка не могла при всем желании — с лодок полетели факелы и зерно вспыхнуло ярким пламенем, разделившим барона с его любовницей. Вслед за факелами полетели стрелы — и тут Вулрех, издав грозный рык, взвился над баржей. Его грива, окруженная множеством искр, выглядела как пылающая корона. Он обрушился на ближайшую лодку, направо и налево раздавая смертоносные удары. Сатиры с испуганным блеянием кинулись врассыпную, от чего лодка опасно зашаталась, накренилась и, наконец, перевернулась. Кэт хотела кинуться на помощь любовнику, но перед ней уже полыхала стена пламени, ее шерсть начала гореть, а дым ел глаза. Понимая, что на барже оставаться больше нельзя, кошкодевка сиганула прямо в реку. Уже в воде она чувствовала, как ее кожа покрывается рыбьей чешуей, меж пальцев вырастают перепонки, а на шее открываются трепещущие жабры.
Вынырнув, Кэт уже не увидела ни Вулреха, ни Лены, но зато к ней спешили две лодки, битком набитые людьми и сатирами. Несколько стрел пролетели над головой Кэт, и кошкодевка, решив не испытывать судьбу, снова нырнула. Как назло здесь оказалась отмель, по которой Кэт пришлось передвигаться чуть ли не ползком, чтобы не выдать себя. Обычно под водой она видела в темноте так же хорошо и на суше, но сейчас река стала слишком мутной из-за поднявшегося со дна песка и ила, смешанного с пеплом от горевших барж. От всего этого жабры жгло, как огнем и Кэт, желая избавиться от мучений, метнулась туда, где вода была чище и глубже.
Вынырнув снова, Кэт отметила две вещи: во-первых, она оказалась слишком близко к северному берегу и слишком далеко от барж, а во-вторых — погоня не собиралась оставлять ее в покое. Напротив, к тем двум лодкам присоединилась третья. Вновь полетели стрелы и копья и Кэт, уже отчаявшись прийти на помощь друзьям, устремилась к берегу. Там, подходя к самой воде, густо росли камыши, меж которых вздымалось одинокое дерево — большая ива со свесившимися ветками. Разбрызгивая воду и жидкий ил, Кэт выпрыгнула на берег и чуть не взвыла от боли в жабрах — в пылу бегства, она и позабыла, как они реагируют на воздух. Кэт быстро перекинулась в обычную, пусть и очень большую кошку, после чего кинулась в камыши, подымая стаи комаров, распугивая оглушительно оравших лягушек и с трудом выдирая лапы из вязкой грязи.
— Черт! — выругалась Кэт, когда, проломившись через заросли, вновь оказалась перед водной гладью, кое-где затянутой тиной и заросшей большими кувшинками. То, что она приняла за северный берег, оказалось небольшим островком, прикрывавшим вход в речную заводь. И что хуже того — ее преследователи сообразили о том раньше — и сейчас команды обеих лодок, что есть силы налегая на весла, входили в заводь с двух сторон. Путь в реку был также отрезан — Кэт уже слышала позади треск камышей, возбужденное блеяние и крики командиров, погонявших рогатых «воинов». Времени на раздумья не оставалось — и Кэт поступила как и любая кошка, спасаясь от погони: взметнулась на дерево и замерла, притаившись меж толстых ветвей. Мельком она заметила, что этот островок явно кем-то посещался раньше — на ивовой коре был тщательно вырезан чей-то огромный лик: глаза и широко распахнутый рот.
Камыши с треском раздвинулись и рядом с деревом, фыркая и отмахиваясь от комаров, встал огромный минотавр. Вслед за ним вышли сатиры и воины в черных доспехах. Одновременно высаживались и преследователи с остальных лодок — Кэт прикинула, что их не меньше сотни. Среди них оказалось и парочка павианообразных чудовищ, тут же принявшихся тщательно обнюхивать землю. Глядя как быстро двигаются похожие на собачьи носы, Кэт еще успела подумать, что дела разворачиваются скверно. И действительно, очень скоро одна из тварей подбежала к дереву, издав торжествующий вопль. В тот же миг вокруг ивы сгрудилась и остальная свора. Один из павианов кинулся вверх, ловко перебирая по стволу когтистыми лапами, тогда как остальные, столпившись внизу, поддерживали собрата воем, блеянием и мычанием.
С шумом раздвинулись листья и перед Кэт появилась безобразная морда. Клацнули острые клыки, пытаясь ухватить кошкодевку за горло, однако та оказалась быстрее — удар когтистой лапы и мерзкая тварь, оглушительно визжа, рухнула на землю. Вместо глаз у нее зияли кровоточащие дыры. Остальные твари ответили негодующими воплями, но больше на дерево лезть никто не решался.
— Трусливые ублюдки! — выругался один из мужчин, — эй, ты спускайся по хорошему и останешься жить!
— Своей мамаше будешь приказывать! — крикнула сверху Кэт, — той самой, что трахнулась с козлом, породив всю твою шоблу.
Внизу послышалось ругательства, угрозы, просвистело несколько стрел, пробивших густую листву над головой Кэт. А затем этот звучащий вразнобой гам, перекрыл уверенный голос, заставивший кошкодевку похолодеть.
— Эту девку не велели обязательно брать живой. Подпалим дерево и дело с концом.
Ответом стал нестройный гул одобрения, снизу послышалась возня и до ноздрей Кэт донесся едкий запах дыма. Вскоре появились и первые сизые струйки, пока еще едва пробивавшиеся сквозь густую листву. Кэт сжалась в комок, готовясь к последнему отчаянному броску, хотя и понимала, что шансов прорваться немного. Перед прыжком она бросила взгляд на вырезанный в дереве лик — и замерла в изумлении.
Глаза и рот лика сочились ярко-красной жидкостью, которую кошкодевка легко опознала. Кровь текла все сильнее, настоящими потоками устремляясь вниз по стволу, капая с тонких ветвей и узких листьев. Снизу раздались удивленные возгласы — похоже, преследователи Кэт также заметили эти алые струи.
Неожиданно дерево затряслось, содрогнувшись от верхушки до основания. Кэт едва удержалась, зацепившись всеми когтями в кору и лишь спустя миг поняла, что дрожит не одно только дерево.
Дрожит вся земля.
Крики изменились — звучавшее в них изумление сменилось тревогой, а потом и страхом, когда землю сотрясли новые толчки. С шумом выплеснулась вода и камыши зашелестели, словно сквозь них прокладывало дорогу нечто огромное. Блеяние и крики стали вовсе оглушительными и Кэт, набравшись духу, выглянула из листвы.
Ее глазам предстало жуткое зрелище — ее преследователи вступили в бой с совершенно невероятной тварью. Она напоминала помесь угря и сома: с гладкой и блестящей, будто смазанной маслом, черной кожей, выпуклыми рыбьими глазами и длинными усами, как у сома — вот только не двумя, а, как минимум, десятком. Все эти отростки извивались будто щупальца. Толщиной чудовище немногим уступало дереву, на котором сидела Кэт, а если бы ему взбрела в голову фантазия охватить собой остров, то тварь без труда могла укусить себя за хвост. Но что было самым диковинным — на спине у чудовища красовалось почти человеческое лицо, корчившее гневные гримасы. Кэт вдруг поняла, что этот лик, с широко распахнутыми глазами и губастым ртом весьма напоминает личину, вырезанную на иве.
Сражение оказалось неравным — чудовище оказалось слишком громадным, чтобы ему могли причинить вред. Они пытались колоть его копьями, рубить мечами и топорами, на худой конец колоть рогами, но все это лишь вязло в исполинской массе плоти, лишь зля чудовище. Оно давило массой, размазывая людей и сатиров в кровавую грязь, клацало зубастой пастью, разом перекусывая по нескольку тел. Тяжелый хвост хлестал по земле, разбрасывая, калеча и убивая непрошеных гостей, разбивая в щепу брошенные на берегу лодки. И, в конце концов, преследователи обратились в бегство — кто-то метнулся через камыши к брошенной на противоположном берегу лодке, другие пытались достичь берега вплавь. Впрочем, этих беглецов легко выхватывали длинные щупальца, отправляя их в разверзшуюся зубастую пасть.
Спустя миг все было кончено — под деревом тяжело ворочалось огромное чудовище, доедая человеческие тела. Закончив с трапезой, огромная рыба свернулась в несколько колец вокруг дерева, словно исполинский змей. Лицо на спине монстра тоже успокоилось — лишь глаза все еще цепко окидывали все окружающее и Кэт, на всякий случай, спряталась в листве. Захваченная всем происходящим вокруг нее, она не сразу обратила внимание, что происходит с деревом — и как выяснилось зря. Кровь еще текла из глаз и рта резного лика, но потоки эти становились все слабее, а сама кровь светлела с каждой секундой, превращаясь в струйки светло-зеленой жидкости.
Расширенными от удивления глазами Кэт смотрела, как древесные соки испаряются, поднимаясь в воздух клубами зеленоватого тумана. Эти сгустки росли, одновременно приобретая некую форму, превращаясь в призрачные фигуры. Бросив взгляд наружу Кэт увидела, что такие же силуэты, окруженные зеленоватым мерцанием, парят и над камышами и над самой заводью. Словно рой гигантских светлячков, они слетались к корням огромной ивы, на ходу принимая вид то больших белых птиц, то прекрасных девушек в развевающихся белых одеяниях. Те же, что поднимались из воды, иногда опускались туда снова, принимая вид красивых женщин с рыбьими хвостами.
— Идем с нами, сестра! — услышала Кэт голос рядом с собой. Она обернулась — перед ней стояла молодая девушка со светло-зелеными волосами и зелеными же глазами. Полупрозрачное белое одеяние не скрывало прелести молодого, но уже пышного тела.
— Идем, сестра! — повторила она, — поможем Стражу!
Кэт замерла, а странная девушка рассмеялась и, на глазах изумленной кошкодевки, обернулась большой зеленой ящерицей, скользнувшей вниз по коре.
— Мурр! — раздалось у нее за спиной и, обернувшись, Кэт увидела рыжую кошку с рассеченным ухом. Мгновение — и она обернулась обнаженной девушкой, с волосами цвета спелой ржи. Прозрачно-голубые глаза лукаво глянули на ошеломленную Кэт.
— Идем с нами, сестра! — выдохнула она и, совсем по-кошачьи, спрыгнула вниз, откуда уже раздавался игривый смех и томные стоны. Были ли тому виной речные испарения или что-то иное, но Кэт внезапно почувствовала, как что-то с непреодолимой силой влечет ее к этому беззаботному веселью и она, сама не заметив, как приняла человеческое обличье, тоже быстро спрыгнула вниз.
Под деревом все еще простиралось чудовище, величаво раскачивая усатой головой и раскрывая зубастую пасть. А на его спине, нисколько не боясь, плясали речные девы, распевая веселые песни на незнакомом Кэт языке. Скинув одежды, они двигались столь быстро, что, казалось, они порхали, вовсе не касаясь маслянисто-черной кожи. Но, похоже, это было не так: от прикосновения точеных босых ножек раны твари переставали сочиться кровью, стремительно затягиваясь. Пляска становилась все более быстрой и одновременно — все более раскованной: речные девы уже откровенно трогали друг друга, целуя пухлые губы и алые, как ягоды, соски. При этом прелестные создания не переставали двигаться, с неповторимой грацией вышагивая по виткам огромного тела. Проходя мимо лица на спине, каждая из речных дев оставляла поцелуй на полных губах. Изменилось и само лицо — из искаженной гневом жестокой личины, оно обернулось вполне приятным лицом зрелого мужчины.
Кэт, осторожно ступив на огромное тело, тут же оказалась подхвачена смеющимся проказницами, принявшимися целовать и ласкать кошкодевку. Та не оставалась в долгу — ее руки похотливо оглаживали соблазнительные округлости, а губы жадно пили терпкую, как сок диких трав, влагу, росой капавшей с гладких, будто изначально лишенных волос лобков. Вот Кэт тоже поцеловала похотливо выставленные губы, и все вокруг тут же стало подвижным, изменчивым как речной поток. Пляшущие девушки оборачивались лягушками, змеями, водоплавающими птицами, рыбами, а то и вовсе диковинными созданиями, сочетавшими признаки всех этих существ, но сохраняя и женские черты. Кэт тоже проходила все свои превращения: от почти человеческого до полурыбьего-полукошачьего — и во всех обличьях она миловалась с новыми подружками.
Кошкодевка даже не заметила, куда исчезла огромная рыба, как она сама покинула остров и, вместе с весело смеющимися девами, резвилась в воде, догоняя и жадно лаская своих товарок. Невероятная ночь захватила ее целиком, поглотив воспоминания обо всем, что происходило дальше — Кэт очнулась лишь лежа на берегу заводи, в человеческом обличье. Тяжело дыша, словно после бега, она смотрела в небо, на котором медленно всходил окруженный белым орелом диск Черного Солнца. Она даже не пошевелилась, когда услышала цокот копыт и мужские голоса, негромко переговаривавшиеся между собой. Лишь когда разговоры сменились возгласами изумления, Кэт поняла, что ее обнаружили и, пошатываясь, встала, чтобы встретить новых гостей.
Из низкорослого ивняка, покрывавшего берег, выезжало с пару десятков всадников: в кольчугах, вооруженных мечами и шипастыми монгерштернами. Впереди ехал высокий молодой человек. У его пояса висел длинный меч, с посеребренной рукоятью и крупным изумрудом на перекрестье. Стальной шлем, напоминавший каску, венчало изображение некоей хищной птицы, также как и панцирь на груди украшало изображение черного ястреба, сидевшего на спине крокодила. Подобная эмблема красовалась и на светло-зеленом знамени, что нес рослый воин, ехавший рядом с командиром отряда.
Голубые глаза с явным интересом глянули на обнаженную девушку.
— Ее нашли здесь, ваша светлость, — сказал знаменосец, — но не стали трогать до вашего появления.
— Правильно сделали, — усмехнулся молодой человек, бросая поводья одному из воинов и спрыгивая на землю. Краем глаза, Кэт увидела, что на нее, сразу с трех сторон, направлены заряженные арбалеты.
— Я Герхарт Винклер, старший сын и наследник барона Вабарии, — сказал молодой человек, — мы выехали к реке, когда узнали о нападении на купцов. И пусть ястребы Агареса вырвут мне язык, если я скажу, что понимаю, почему Страж Мерты из всех осквернителей своего святилища оставил в живых только тебя.