— Эльпенором, как вы, вероятно, знаете, звали греческого моряка, которого родственница госпожи Коттитоэ по имени Цирцея превратила в свинью; и мой родственник выбрал для него это имя потому, что его нос похож на свиное рыло. У него есть племянник, названный по той же причине Порцеллом, то есть поросенком. А полное имя Винулы — Церура Винула. «Церура» составлено из двух греческих слов: ceraz (керас) — рог и onra (оура) — хвост, ибо его хвост раздвоен наподобие двух рогов и к тому же очень твердый. Мой родственник сказал про Винулу так: «Это изящная гусеница, клянусь Господом, и невероятно красивая». Имена позволяют сплести мир воедино, установить связь между различными существами; имя — своего рода метаморфоза, метафора, то есть речевой оборот, который переносит одно понятие на другое.
— Ну конечно же, — сказал Сет, который думал о своем. — Конечно, это гусеницы. А я принял их за ужасных змей или ящеров.
— Такую же ошибку совершают и люди нормального роста, и голодные птицы. В том-то и заключается хитрость. Как всякая настоящая гусеница, они обретут крылья, и тогда их имена изменятся, к ним будут добавлены новые слова. Скоро уже братья и сестры Эльпенора вырвутся из своих укрытий. Не желаете пойти посмотреть на них? Полагаю, они сумеют вам помочь. Ибо они носят Фее За-Стеной особо важные послания, а некоторые даже названы в Ее честь. Если не боитесь, они доставят вас к Ней.
И они пошли по стене в сопровождении гусениц-драконов, которые изо всех сил старались не отстать. В дальнем уголке сада они спустились на землю, там, где грациозная ива покрывала своей тенью горшки с травами; на грядке, как зеленые колонны храма, стояли сплоченные ряды лука-порея и, напоминая пышные пальмы, высилась похожая на папоротник морковная ботва, а в тени сомкнутых картофельных листьев обосновалась, жадно их объедая, крупная гусеница.
— Это родственник Эльпенора, — сказала госпожа Муффе. — Его зовут Мандука, что в переводе с латыни означает просто Обжора; имя не очень красивое, но подходящее; из-за того, что он так велик и должен быстро расти, ему приходится много есть. Но, несмотря на свое гадкое имя, он, по-моему, очень красив. Вот еще родственники Эльпенора, они питаются листьями иван-чая, но не госпожа Коттитоэ вырастила его: его семена прилетают сюда на шелковинке с попутным ветерком и укореняются во всякой расщелинке и рытвинке. Посмотрите: родственники Винулы облепили все дерево — им нравится ива. Подойдите ближе, я покажу вам кокон, который Винула соткал для зимней спячки. Вот здесь, в трещине коры.
Сет посмотрел, но ничего не увидел.
— Он вот-вот вылупится, — сказала госпожа Муффе. — Я должна отметить время его превращения.
— Я не вижу никакого кокона, — проговорил Сет.
— И все же здесь его дом, или колыбель, или даже гроб, назовите как угодно, — ответила госпожа Муффе, — Он соткан из чудного плотного шелка — гусеница сворачивается клубком и прядет мягкий покров, работая будто челноком маленькой головой. У каждого кокона свой особенный дом. Мандука не ткет из шелка, а изготавливает колючий панцирь, похожий на египетский саркофаг цвета самого темного красного дерева, и погребает его глубоко под землей, где панцирь спокойно лежит до назначенного часа. Эльпенор делает такой же футляр, только более блеклый, и прячет его на поверхности. Вам приходилось, должно быть, видеть такие футляры, когда вы были… побольше. Возможно, работая, в саду, вы даже рассекали их лопатой. Ваш отец, наверное, частенько выкапывает их, перелопачивая свою заросшую колючками землю. Если вам случится вскрыть этот гробик, пока его строитель еще спит, то вы не найдете в нем ни личинки, ни мотылька со сложенными крыльями, а всего лишь желтое, как яичный желток, месиво, похожее на жидкую гниль, — но это и есть суть жизни и возрождения. Ибо внешний вид обманчив, и об этом надо всегда помнить.
— Я буду помнить, — ответил Сет, и, то ли ему помогло это превосходное правило, то ли пережитая метаморфоза, только вдруг он увидел куколку Винулы, огромный шатер, гнездо на древесной коре, столь дивно сотканное из кусочков коры, трухи и древесины, что выглядело оно как обычный нарост на дереве, и казалось, гусеницы или мотыльки здесь ни при чем. Но вот из куколки появилась мягкая голова, потом узкие плечи и слипшиеся, трепетные крылья — мотылек, еще вялый, повис на дереве, уцепившись изящными лапками за кору. — Он останется здесь, пока не подсушит шерстку, пока крылья не станут твердыми на воздухе и солнце, — заметила мисс Муффе, которая, по-видимому, испытывала огромное удовольствие, поучая других. — А сейчас взгляните-ка сюда. Это брат Эльпенора, он уже выбрался из куколки и дожидается вечера. Посмотрите, какой красавец: тело и крылья — розовые, с чудесными зелеными, как мох, полосками. Он точно розовый бутон во мху, но имя получил по другой причине. Его зовут Большой слоновый ястребиный бражник.
— Какие странные имена, — сказал Сет, рассматривая прекрасное розовое существо. — Слон и ястреб ничем не похожи друг на друга, как же Эльпенор может разом походить на обоих?
Госпожа Муффе была озадачена. Помолчав, она сказала:
— Он из семейства Ястребиных бражников. И прожорливый Мандука — тоже Ястребиный бражник. Они названы так за резкость и стремительность полета и еще потому, что их головы заострены наподобие клюва. А слоновым его называют потому, наверное, что, будучи гусеницей, он имеет хоботок. Его научное название — Sphinx Deilephila Elpenor. Прекрасное слово Deilephila значит «любовник сумерек», ибо он любит летать в сумерках.
— А почему Сфинкс? — спросил Сет.
Мисс Муффе понизила голос:
— Сфинкс — одно из имен великой Феи. Оно означает «тот, кто загадывает загадки», но также «тот, кто разрешает загадки». Фея любит этих мотыльков, потому что они, как и она сама, — загадка.
— Что получится, если, например, соединить слона, свинью, любовника сумерек и чудовище из пустыни? — подсказал Сет.
— Загадка вроде этой, но не только, — ответила мисс Муффе.
— А каково настоящее имя Церуры Винулы? — спросил Сет, зачарованно наблюдая, как крылья, высыхая, превращаются в великолепные серебристые паруса, усеянные золотыми и дымчато-серыми крапинками, а тело округляется, одеваясь мягкой серой шерсткой.
— Большая Гарпия из семейства Notodonta: от noutos; (нотос) — спина и odontos; (одонтос) — зуб; видите, на верхней паре крыльев у него острые зубцы. И он тоже похож на дракона, на мягкого и изящного дракона на отдыхе. Однако приближается вечер: скоро вылупится и улетит За-Стену самый крупный из мотыльков, Сфинкс, чьей личинкой был Мандука-Прожорливый. Он летит к Ней, и я могу попросить его прихватить вас. Только путь туда страшен, да и место, где Она пребывает, может ужаснуть малодушного. Ибо вам придется миновать Мир Теней, а оттуда мало кто возвращается.
— Она поможет мне?
— Она всем помогает, только часто кое-кто из нас не понимает, в чем же эта помощь.
— Она вернет мне прежний облик?
— Она изменит вас, ибо в этом заключается ее работа. Возможно, изменив, она сделает вас таким, каким вы были.
— Лечу, — решил Сет. — Отведите меня к Мотыльку.
Большой Сфинкс показался Сету прекрасным и уютным: его крылья, покрытые красивейшей сеткой жилок, украшали желтые, угольно-черные, темно-розовые и серебристые пятна. В сгущающихся сумерках шевелились его длинные мохнатые усы, а голос был тихий и напевно-мечтательный. Мисс Муффе подошла к нему и спросила, не доставит ли он преображенного человека в Ее царство, и мотылек тихо согласился:
— Охотно, если он того желает.
— Покажи-ка ему седло, — велела мисс Муффе; она вдруг вытянулась, потемнела и приосанилась, а ее серебристая мантия сделалась еще более таинственного, лунного цвета.
Большой Мотылек расправил крылья — их изнанка была лунно-золотой с черной как сажа каймой, — и на его пушистой спине открылась застывшая маска, напоминающая морду то ли шакала, то ли демона, то ли человеческий череп с пустыми глазницами. Сет ужаснулся, представив, что сейчас отправится во мрак, оседлав череп; он подумал даже: наружность и вправду обманчива, что, если мисс Муффе — ведьма, а госпожа Сфинкс ужасна и ненасытна?
— А как зовут этого мотылька? — спросил Сет, в глубине души зная ответ.
— Бражник Мертвая голова, Sphinx Acherontia Atropos, — ответила мисс Муффе. — Ахерон — Река Боли в Преисподней, куда вам предстоит отправиться, Атропа — богиня Судьбы, она ужасными ножницами перерезает нить жизни; однако ничего не бойтесь, ответьте на вопрос Феи — и вы благополучно избежите опасности. Что бы ни встретилось вам в пути, крепче держитесь за Сфинкса и помните, что наружность обманчива, и мертвая голова — не лицо Атропы, но всего лишь мягкая подушка; прилягте и чувствуйте себя в безопасности.
И Сет вскарабкался на широкую спину Мотылька, откуда его уже не пугали мертвые глазницы, потому что они превратились в мягкие коричневые подушки, и попрощался с мисс Муффе.
— А что это будет за вопрос?
— Я говорила вам, что Она — источник не только загадок, но и разгадок, — ответила мисс Муффе. — Так что если вы не станете бояться и будете помнить о том, что наружность обманчива, то, скорее всего, найдете ответ…
— А вдруг не найду? — спросил Сет.
Ответ мисс Муффе был заглушен стрекотаньем огромных крыльев: Мотылек, размеренно взмахивая крыльями, поднялся с земли и, стремительно перелетев через стену, растворился во мраке.
Можете себе представить, какой ужас и восхищение испытал Сет в пути. Время от времени луну закрывали изогнутые кожистые крылья, иногда внизу серебристо и покойно проблескивала земля. Сначала они летели и летели над океанами и большими городами, лесами и реками, а потом долго спускались по длинному ущелью между скал, которое уходило бесконечно вниз на такую глубину, что звезды над ними померкли. И когда пропали небо, и луна, и звезды, открылся другой, черный мир, освещенный серебристыми мерцающими огнями, пронизанный радужными лучами, источника которых не было видно. Наконец Мотылек опустился на ступени вырубленного в скале храма; густая роща молчаливых и чутких черных деревьев окружала его. На ступеньке храма сидел совсем маленький бражник, Сфинкс, цвета травы, с золотой изнанкой крыльев; в этом мрачном месте он казался зеленым листочком.
— Моя родственница, — шепнул Ахерон Атропа. — Ее имя — Proserpinus Proserpina, она вместе со своим семейством бессменно прислуживает Госпоже. Если хотите, она отведет вас через Сад к Пещере.
Сет спешился и пошел вслед за маленьким зеленым мотыльком. За вратами храма расстилался спящий сад. Залитые необыкновенно ровным светом, спали закрывшиеся маргаритки в окружении шпалер водосбора, где устроились на покой птицы; дремали деревья, а под ними спали, свернувшись клубком, змеи и ягнята, уткнув носы в копыта, и множество других тварей — все пребывало в покойном, недвижном ожидании.
Мотыльки не спали только, серебристые, светло-коричневые и мелово-белые — они перелетали с цветка на цветок, рассекая неподвижный воздух бесшумными крыльями.
Наконец они пришли к пещере, из которой потоком изливался свет — то белый, то дробившийся множеством цветов. На свету танцевали мотыльки, а вход в пещеру закрывал плотный занавес из живых шелковых нитей, находившихся в непрестанном движении. Над входом была надпись: «Я есмь то, что было и что будет. Ни один смертный до сих пор не поднимал моего покрова». Прозерпинус Прозерпина заплясала перед золотыми шелковинками, которые словно вырывались из чрева света внутри пещеры. А там стоял Некто с длинным жезлом или веретеном в руке, но за живой шелковой вуалью, которую Некто прял, его нельзя было разглядеть. Сету показалось, что в золотом свете он увидел лик необычайной красоты, но в следующий момент ему почудилось, что перед ним разъяренный лев, жарко дышащий и скалящий окровавленные зубы. Сет пал ниц и взмолился:
— Прошу тебя, помоги. Я пришел издалека просить твоей помощи.
Маленький грязно-коричневый мотылек с иероглифическими значками на крыльях сказал ему:
— Я — Noctua Caradrina Morpheus, я служу здесь Властелином снов. Тебе велено лечь в пыли у порога, спать и видеть те сны, что придут к тебе — и дурные, и добрые.
Сет ответил:
— Отчего бы и не поспать. У меня уже глаза слипаются. Да, я, пожалуй, посплю прямо здесь, на голой земле.
После чего он улегся в пыль, у порога пещеры, а грузный Карадрина Морфей принялся летать над ним, посыпая ему глаза бурой, мелкой, как сажа, пылью, и Сет заснул глубоким сном. Ему снилось, как чьи-то добрые руки касаются его лба и чье-то горячее, кровавое дыхание обдает ему ухо; он услыхал, как кто-то кричит ему: «Не бойся», а кто-то другой говорит: «Мне все одно, все умрет»; он увидел, как все сущее широким потоком устремляется к водопаду, как вся эта масса материи — жидкость и твердь, кровь и шерсть, перья, листья и камни вперемешку — низвергается со страшной высоты; дико вскрикнув, он проснулся и увидел прежний, ровный свет.
А потом Некто за занавесом заговорил с ним низким голосом, ни мужским и ни женским, и спросил, кто он такой и чего желает. Сет рассказал и попросил помочь ему и его товарищам. Некто сказал:
— Я смогу тебе помочь, если ты ответишь на мой вопрос.