"Хотя люди, находившиеся на площади, осознавали себя победителями, было заметно отличие этой человеческой массы от той, что ждала наступления танков у "Белого дома". Даже если предположить, что это те же самые люди... Но там было братство, тут - толпа. Там настоящая опасность - тут торжествующая агрессия. Там все стремились бережно и внимательно относиться друг к другу: жесты были осторожны и добры: взаимообращение родственное, братское. Здесь господствовал размах разрушения. Это была недобрая масса, решившая мстить".
Нужно было срочно сбить накал страстей, подавить агрессию, взять ситуацию под контроль, управлять озлобившейся массой, способной наделать бед.
Лужков в этой "ситуации сшибки", когда сходятся огонь и пламя, когда невозможно ни сделать, что нужно, ни оставить, как есть, принял еще одно свое подлинно управленческое решение - объявить о намерении правительства города немедленно демонтировать монумент. Но не руками толпы, а специалистов.
Для этого срочно потребовалось вызвать монтажников и технику, они могли выполнить это решение быстро и профессионально.
Я дал команду, чтобы на площадь Дзержинского немедленно прибыли мощный кран "Главмосинжстроя" и монтажники.
Толпа после решения Лужкова успокоилась, стала ждать приезда монтажников, никто больше не предпринимал усилий свалить вручную обреченный на казнь монумент.
Больше никто не пытался и ворваться в здание КГБ, после того как одна из дверей серого дома приоткрылась и в лица нападавшим ударила струя газа.
В то время, когда мы ожидали монтажников, к Лужкову подошли молодые люди и представились "защитниками Белого дома". Они потребовали технику, чтобы демонтировать не только памятник Дзержинскому, но и бронзовые памятники Свердлову и Калинину. Первый запятнал себя кровавым "расказачиванием", второй преступным "раскулачиванием". Премьер пошел им навстречу.
В полночь убрали статую Свердлова на площади Революции. Спустя час осталась без монумента глыба камня на проспекте Калинина, ныне Воздвиженке.
Той же ночью была решена судьба памятника Ленину на Октябрьской площади. И там собралась толпа, но не такая агрессивная и плотная, как вокруг Дзержинского. Пыл людей угас, хотя у многих желание еще раз повторить пройденное - осталось.
Мэр Москвы Гавриил Попов, как мне показалось, готов был пожертвовать и этим самым крупным в городе монументом Ильича. "Оставим это занятие!" решил Лужков. И я его решительно поддержал, был такого же мнения, не хотелось подчиниться слепой силе.
Памятник Ленину я строил вместе с известным архитектором Львом Кербелем за несколько лет до августа 1991 года. Знал, какой он тяжелый, знал, что нет в Москве ни одного крана, ни одного механизма, который мог бы демонтировать огромную статую так, как это произошло на площади Дзержинского.
- Не надо сносить памятник! - обратился я к Гавриилу Попову. - Это вандализм! Если уж так необходимо приступать к сносу, то предварительно надо составить проект демонтажа, заказать специальный кран. Сейчас ночью мы это сделать при всем желании не можем. И потом, если уберем памятник, испохабим площадь, оставим ее без доминанты. Ленин вписан в пространство площади по законам архитектуры. Она единственная на Садовом кольце полностью завершена...
Так Ленин остался на прежнем месте. С тех пор никто на него не покушается.
Полностью солидарен с Лужковым, памятники - часть нашей истории. Его позиция выражена в таких словах: "Я против переписывания истории. Какой бы непривлекательной она ни была, она должна оставаться при нас".
Это и моя твердая позиция. Нам не к лицу повторять преступления большевиков, сломавших в Москве все памятники "царям и их слугам" по декрету, подписанному Лениным в 1918 году. Тогда не стало памятника генералу Скобелеву на площади перед домом на Тверской, 13, где сейчас работает правительство города. Снесли два замечательных изваяния скульптора Опекушина, автора памятника Александру Пушкину в Москве. Он выполнил для города бронзовые статуи Александра II, освободителя крестьян от крепостного права, и Александра III, освободителя славян от турецкого ига. Нет этих памятников ни в Кремле, ни на площади перед храмом Христа, где они стояли.
Перед нами возник вопрос, что делать с поверженными монументами Дзержинскому, Свердлову, Калинину. Первый из них создан знаменитым скульптором Вучетичем, специалисты единогласно считают статую выдающимся творением. Не переплавлять же бронзовые фигуры соратников Ленина на металл, как это делали большевики, круша памятники и обрушивая церковные колокола.
Вот тогда Юрий Михайлович предложил собрать их и выставить на людном месте, как памятники минувшей эпохи, событий августа 1991 года. Такое место им нашли в парке, разбитом на Крымской набережной перед новым зданием Третьяковской галереи.
Эта позиция Лужкова проявилась позднее, когда решалась судьба еще одного памятника советского времени. Напротив храма Христа, у стрелки Пречистенки и Остоженки, установлен монумент Фридриху Энгельсу. Не так давно его чтили как вождя мирового пролетариата, друга и соратника Карла Маркса. На этом месте настойчиво предлагают построить новое здание, которое бы заполнило пространство, образовавшееся после сноса старинного "дома с лавками" в 1972 году. Тогда по Москве, которая готовилась принять президента США, прокатилась волна разрушений. На пути следования высокого гостя: на Большой Якиманке, у Боровицких ворот, на Волхонке и здесь, у Пречистенских ворот, сломали много обветшавших зданий. Обрушили их для того, чтобы они своим жалким видом не портили настроение американскому президенту. То была варварская акция, вызвавшая волну возмущений москвичей. С ними тогда не посчитались в угоду сиюминутной политической конъюнктуре.
Поэтому мэр Москвы не желает повторения ошибок прошлого, не дает сносить Фридриха Энгельса, хоть тот никогда не был в нашем городе и не имеет никакого отношения к Пречистенке и Остоженке. Почему-то здесь, где они сходятся, нашли место бронзовому вождю мирового пролетариата.
Сегодня снесем Энгельса, завтра придет желание демонтировать Маркса, потом произойдут опять какие-то изменения... Так у нас ничего не останется. Во Франции не снесли памятник Наполеону, хотя с его именем связаны не только победы, но и поражения, взятие в 1814 году Парижа русской армией и войсками союзников.
По этой же причине нельзя, я убежден, демонтировать установленные на фасадах зданий Москвы мемориальные доски в честь Ленина, его соратников, "выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства". Какие-то трусливые чиновники в угоду демократической власти убрали две доски с дома на Кутузовском, 26, где жили Брежнев и Суслов. (На мемориальную доску Андропова на том же фасаде дома рука у них не поднялась...) Зачем это сделали? Двадцать лет Брежнев без особых потрясений управлял страной, заключил Хельсинский пакт, договоры с США о прекращении испытаний ядерного оружия. При нем прошли Олимпийские Игры в Москве. История воздаст ему должное, потомки дадут объективную характеристику этому деятелю. Да и у каждого из нас, современников, есть своя оценка построенному под его руководством "развитому социализму", оставленному нам в наследство вождями КПСС. Зачем стирать из памяти имена, забывать, что в одном доме обитали Брежнев, Суслов и Андропов, переставшие после смерти Сталина быть жителями Кремля?
* * *
Итак, мы начали жить без КПСС. Свобода и демократия победили. В Мраморном зале заседал Московский Совет, где большинство составляли демократы. Сотни рассерженных мужчин, собираясь вместе на Тверской, 13, не желали отдавать никому исполнительную власть, вмешивались постоянно в повседневные дела, доставляя огорчения мэру Гавриилу Попову, премьеру Юрию Лужкову и нам, его заместителям, министрам.
Другую головную боль причиняли приверженцы радикальных экономических решений, "обвальной приватизации". Их стратегия перехода к рынку состояла в том, что нужно сломать немедленно устои социализма до основания, приватизировать всё и вся.
Да, приватизация необходима. Но зачем разрушать при этом то, что в целом неплохо функционировало, например, наш комплекс, состоявший из заводов стройматериалов, домостроительных комбинатов, строительно-монтажных управлений, трестов разного профиля? Каждый год они давали Москве по три с лишним миллиона квадратных метров жилой площади, не считая всего остального. Да, эта сложная задача выполнялась в трудных условиях. Значит, у людей есть возможность работать лучше, мы обязаны избавить их от трудностей! Но зачем лишать работы вообще?!
Никто не спорит: демократическое государство должно всем и каждому дать политическую и экономическую свободу. Но это не значит - бросить миллионы людей, не знакомых с правилами игры при капитализме, рынке, на произвол судьбы. Но именно так в Кремле поступили, позволив ограбить народ всяким "Олби-дипломатам" и "Дока-хлебам", "Тибетам" и "Властилинам", "Чарам" и "Горным Алтаям". Им доверчивые люди отдали ваучеры и сбережения. Где они теперь?
Первым почуял грозившую опасность нашему строительному комплексу Юрий Михайлович. На заседании правительства в начале 1992 года он дал неожиданный для многих прогноз:
- К маю вы потеряете всех своих заказчиков. Им просто нечем будет платить. Благоприятная пока еще ситуация перевернется. Вы привыкли, что заказчик бегает за строителем, уговаривает, соглашается на любые условия. Теперь вы станете бегать за теми, у кого есть деньги...
Он ошибся на месяц. Комплекс залихорадил в апреле. За рычаг экономики суверенной России взялась команда молодых реформаторов во главе с Гайдаром и Чубайсом. Они спешили сломать устои социализма, не особенно заботясь, что вырастет на руинах. Они говорили красивые слова и ратовали за либеральные свободы. На деле им была безразлична судьба людей, занятых в народном хозяйстве.
Но мог ли я безразлично отнестись к судьбе моих товарищей, с которыми проработал всю жизнь в "Главмосстрое", "Главмосинжстрое", "Главмоспромстрое"?
Можно ли было допустить, чтобы такие многочисленные армии строителей на рынке труда остались без работы? Можно ли было допустить, чтобы наши управления и тресты, предоставленные сами себе, начали бы делать только то, что им выгодно? Например, менять профиль деятельности, превращать цеха в склады или ремонтные базы, как это случилось в таксопарках.
Таксисты, окружив муниципальными "Волгами" Тверскую, 13, подстрекаемые радикалами, сулившими им блага, добились обвальной приватизации. Каждый водитель стал собственником машины. Но что произошло дальше? Распорядиться этой частной собственностью владельцы машин не смогли, у них не оказалось денег на ремонт, покупку запчастей, на приобретение новых машин. Москва и москвичи остались вскоре без такси. А таксисты без "Волг". Современной службы такси у города нет. Роль таксиста играет каждый автовладелец, все кому не лень. Сломать старое оказалось легко, создать новую систему трудно.
Зайдите, например, под Калининский мост у "Белого дома". Там в бывшем таксопарке функционирует автосалон и техцентр. "Волг" с зелеными огоньками здесь больше нет, остались одни ремонтники частных машин....
Могла Москва остаться и без строителей, как это случилось в других городах России. У нас бы мог развалиться стройкомплекс, как в Ленинграде-Петербурге, где строительство на много лет захирело при губернаторе-демократе, воспользовавшемся рецептами "реформаторов".
Как и предсказал Лужков, в начале 1992 года отлаженный механизм строительного комплекса начал давать ощутимые сбои. От нас стали уходить люди, опытные специалисты. Им было куда податься. В городе на законном основании возникли строительные кооперативы, которые более длинным рублем переманивали монтажников, механизаторов, инженеров...
Но дома с бесплатными квартирами для очередников кооперативы не воздвигали, не строили школ, больниц, заниматься этим неприбыльным делом им было не выгодно...
Что сделало тогда радикал-либеральное правительство? Оно отпустило цены! И понеслось. Цемент и железобетон вздорожали. Кирпич возрос в цене. Стоимость всех процессов выросла непомерно. У города денег при таких расценках не хватало. Башенные краны замирали, стройплощадки одна за другой пустели. Мы потеряли тогда 75 тысяч специалистов, шестую часть персонала. Могли бы потерять больше, если бы, как все, пошли по пути реформ, которые нам диктовали выученики западных экономических школ, ждавших как манны небесной инвестиций из Европы и Америки.
Вот тогда я увидел на близком расстоянии, что значит роль личности в истории. Гавриил Попов строительством не занимался. Он решал политические задачи, добивался у парламента предоставления особого статуса для Москвы. В знак протеста мэр Москвы подавал прошение об отставке, не желая следовать неверным курсом. Президент пошел ему навстречу, издал несколько указов, дал столице право идти по пути реформ своим путем, не следуя установкам Гайдара - Чубайса.
Но, когда перед правительством Москвы открылся стратегический простор, неожиданно для нас первый свободно избранным москвичами мэр столицы подал еще раз прошение об отставке. На все наши уговоры Гавриил Попов ответил решительным "нет". Сил для борьбы у него больше не оказалось. Он предложил президенту утвердить на его место вице-мэра Лужкова. Что и было сделано в июне. Таким образом, Юрий Михайлович стал совмещать две обязанности - мэра и премьера.
Всю тяжесть наших проблем взвалил на себя Лужков. Сам себя он, как все знают, причислил к "хозяйственникам". Но этот практик, технарь, химик, специалист по управлению, кроме прагматики, по его словам, видит в каждой проблеме "эмоциональную привлекательность". Работа его вдохновляет. Самая трудная задача, за которую он берется, вызывает у него не только непреодолимое желание добиться результата, но и достичь идеала, красоты!
Эту красоту он сотворил, как мы знаем, даже в овощехранилищах, где совершил "первый подвиг Геракла", очистил их без помощи 20 000 москвичей. Огромную массу людей райкомы ежедневно мобилизовывали на базы, отрывая от учебы, работы по месту службы.
Этой красоты Лужков стремился добиться и в сфере строительства, когда даже мне казалось: не до жиру, быть бы живу!
Строительство (я это увидел при первой встрече на овощной базе, за несколько лет до избрания мэром) вызывало у Лужкова радость. Не будучи профессиональным строителем, он понял: строить - значит побеждать! Без созидания вся политика шла насмарку.
- Если столица не обновляется, значит, хана не только Москве, но и стране, - говорил тогда мне Лужков.
И созвал экстренное заседание правительства, где мы решили несколько стратегических задач, удержали комплекс от развала. Вот какие приняли тогда меры.
Раз у нас появилось много "незавершенок", доставшихся в наследство от советской власти, бывших министерств и ведомств, продадим их тем, у кого появились деньги! Это даст городу средства и, стало быть, работу строителям.
На деньги городского бюджета будем сооружать муниципальные объекты жилье, поликлиники, сады, школы. Продолжим строить дома жилищно-строительных кооперативов, а это пятая часть жилищной программы. Попросим у правительства России на это дело немного средств, остальные дадут москвичи, изыщет правительство города.
Отказываемся от всех лимитчиков, с которыми при социализме безуспешно боролся на посту первого секретаря МГК Ельцин, сохраним рабочие места для москвичей. Повысим расценки, улучшим бытовые условия строителей, дадим им льготы на квартиры, чтобы они окончательно не разбежались по кооперативным углам.