- Я говорю строителям спасибо, но еще большее спасибо скажут им москвичи, - сказал после осмотра новой станции глава государства. А когда вслед затем из толпы раздались слова благодарности президенту, Путин переадресовал их Лужкову: - Благодарите не меня, а Юрия Михайловича...
* * *
Минуло десять лет со дня прихода к власти в мэрии "крепких хозяйственников". Никто не вызывает нас больше на Старую площадь, не дает ценных указаний по телефону, после того как премьер Москвы бросил трубку "вертушки" 19 августа 1991 года. Она слышала его последний крутой разговор с первым секретарем горкома КПСС. С тех пор власть в городе в руках правительства Юрия Лужкова. Поэтому, когда наступает очередной "День города", нам есть, чем отчитаться перед его избирателями.
Праздник по случаю "Дня города" установился при советской власти. Первое упоминание Москвы в летописи относится к началу апреля. Но Сталин решил отпраздновать 800-летие Москвы в сентябре, начале осени, после сбора урожая. В первый выходной сентября решил отпраздновать "День города" и Ельцин, когда занимал должность первого секретаря горкома партии. Тот праздник запомнился как ярмарка. Всю Москву заполнили бортовые машины, до краев нагруженные овощами и фруктами. Их доставили со всех концов страны. У каждой машины выстраивалась очередь москвичей, запасавшихся на зиму картошкой и капустой...
Всего десять лет отделяют нас от той праздничной торговли. Не нужно больше воли Ельцина, чтобы, не считаясь с расходами, стянуть к столице тысячи грузовиков с урожаем садов и огородов. Без административного нажима магазины полны плодами, о которых прежде мало кто имел представление. Не нужно больше ярмарок на площадях. Но "День города" нужен. Установилась традиция отмечать его в сентябре. Не только гуляниями и концертами, но и торжествами по случаю открытия дорог, мостов, памятников...
Ко "Дню города" 2000 года передвинули мост Окружной дороги в Лужниках. Он проплыл по Москве-реке и причалил у Киевского вокзала, чтобы стать торгово-пешеходным мостом. Тогда же открылось движение по Кутузовской транспортной развязке, одной из самых крупных в Европе. У нее пять уровней, шесть тоннелей.
Столь же велика эстакада на проспекте Мира и тоннель рядом на улице Галушкина. Их суммарная длина составляет почти полтора километра. В Гостином дворе, вместившем четыре тысячи слушателей, прошел концерт. Впервые звучала музыка в зале Соборов храма Христа Спасителя. Эти большие проекты потребовали несколько лет неустанной работы.
И малые проекты порадовали. У цирка на Цветном бульваре город установил памятник любимцу народа Юрию Никулину, а на Кутузовском проспекте - Валентине Гризодубовой, летчице-героине. Музей-квартира Андрея Белого открылся на Арбате, а в Переделкине - дом-музей Булата Окуджавы. Эти акции были не только городского значения. В тот же день освятили стоявший в лесах храм "Утоли моя печали" в Марьинском парке.
То был праздник, как поется в песне, со слезами на глазах. Пришлось отменить многие карнавалы, фейерверки, концерты. 2000 год заполнился трагедиями, кровью и страданиями. Никогда не забыть взрыв в торговом комплексе "Охотный ряд". Взрыв в подземном переходе на Пушкинской площади унес жизнь невинных людей. Эти раны на теле города пришлось залечивать нам, строителям. Погибли люди на пожаре Останкинской башни, построенной "Главмосстроем". Она горела на глазах тех, кто ее поднял на полукилометровую высоту. Все это случилось в одном году. А в самом его конце наемный убийца стрелял в Иосифа Николаевича Орджоникидзе, вице-премьера правительства города. Его машину прошили пулями, убили водителя.
Тяжелее того года не припомню. Покушение на Орджоникидзе отозвалось во мне особенной болью. Ведь мы не только вместе с ним заседаем, работаем в правительстве, но и дружим. Наши подмосковные служебные дома стоят близко друг от друга. Мы собирались вместе встретить Новый год и начало нового века. Но пришлось Иосифу лежать в больничной палате. Счастье, что ему удалось выкарабкаться. Он не первый член нашего правительства, на которого покушались убийцы. Они пытались взорвать вице-мэра Шанцева, стреляли в председателя комитета образования Кезину.
Мне и другими товарищам приходится целый день быть рядом с охраной. Пытались убить Семена Исаевича Свирского, руководителя "Мосинжстроя". Такая теперь жизнь. Как покончить с терроризмом? Эти строчки пишутся, когда террористы пошли тараном на небоскребы Америки, Пентагон. Две громадные башни Нью-Йорка рухнули на глазах всего мира вместе с людьми, погибшими в чудовищной катастрофе.
В Москве на Пресне мы хотим поднять башню небоскреба "Россия". Но прежде чем ее построить, нужно всем миром покончить с заразой, поразившей не только маньяков-одиночек, но и целые государства. Всеми силами следует укреплять государство. Без "административной системы" нам не быть. Это хорошо понимает президент Путин. Он с первых дней после избрания взялся укреплять "вертикаль власти", синоним "административной системы".
* * *
Год с тремя нулями стал временем обобщений и подведения итогов века. Один из них воплотился в храме Христа Спасителя. Хочу еще раз вернуться к самой поразительной стройке, какой пришлось заниматься. Это объект номер № 1 моей жизни. Повезло быть участником такого невиданного дела, рад, что мое имя значится на мраморной доске рядом с именами участников строительства Храма.
По старым чертежам надо было восстанавливать громадное здание по новейшим технологиям, на каждом шагу увязывать век ХIХ с веком ХХ, это было самое сложное.
С того дня мая 1994 года, когда Юрий Михайлович подписал историческое постановление № 436 "О воссоздании Храма Христа Спасиетля", до официального открытия в августе 2000 года прошло шесть лет. К 2000-летию Рождества Христова Москва возродила самый большой собор Русской православной церкви в столице. Его высота 103 метра, площадь надземного храма 3900 метров. На одном квадратном метре помещаются трое, значит, под сводами собора могут быть около 12 тысяч человек. Такой же площади подземное пространство, где создана церковь, художественный музей и зал Соборов.
В ХIХ веке наши предшественники возводили Храм в течение трех царствований. Работа длилась почти полвека. Главный архитектор Константин Тон начал проект молодым, в возрасте Христа. Глубоким стариком его принесли на носилках к Храму. Сил подняться по ступеням у него не осталось. Тогда строителям не удалось выполнить надежную вентиляцию, систему отопления столь значительного помещения. По этой причине настенная живопись сразу после открытия начала портиться, ее пришлось реставрировать, переписывать. Недолговечными оказались изваяния на фасаде, выполненные из белого мрамора.
Против воссоздания Храма выступали не только журналисты, но и многие общественные деятели, чье мнение было неподкупным. "Еще одна стройка века?" - так называлась статья академика Лихачева, осудившего задуманное дело. Даже хорошо относившиеся к разрушенному памятнику архитектуры искусствоведы остерегали нас от задуманного, предлагали взяться за реставрацию сохранившихся зданий, более древних. Появилось предложение восстановить Храм виртуально, неким лазером, ярким лучом, чертить контур его в ночном небе и тем самым напоминать о нем. Были возражения, исходящие от некоторых инженеров. Они утверждали, что уничтоженный фундамент здания нарушил геологическую структуру территории. По этой причине, мол, нельзя нагружать ее тяжестью Храма. С другой стороны слышались слова, что нам не достичь мастерства предков, потому что нет у нас утраченной веры.
Критики не брали в расчет нашу решимость возродить Храм. Они недооценили энергию и веру Лужкова, взвалившего на свои плечи груз проблем, историческую ответственность перед народом. Мэр сказал тогда, что храм станет символом надежд, обретения и созидания.
Есть еще один символ, вдохновлявший правительство города. Он связан с победой Москвы у стен "Белого дома" в августе 1991 года. Строители не смогли бы направить на Волхонку бульдозеры, если бы за три года до этого москвичи не обратили вспять танки.
Та победа дала мэру Москвы право подписать постановление № 436, дать команду архитекторам и строителям взяться за дело. Мы начали осенью 1994 года и быстро довели работу до конца, заставив умолкнуть всех противников. От них остались слова на бумаге.
"Нужен ли столице новый БАМ?"
"У нас есть дела поважнее"
"Театр времен Лужкова и Синода"
"Покаяние за счет бюджета"
"Храм Христу или памятник мэру?"
"Дорога от Храма"
Оказалось, Храм нужен. Мы не прекратили "дела поважнее". Предрекаемый "театр" обернулся примерной стройкой, важным делом Лужкова. Ни рубля из бюджета государства и города не потрачено. Собор стал памятником всей России. Дорога к Храму заполнилась народом.
Когда правительство Сталина решило строить Дворец Советов на месте Храма, никто из искусствоведов и архитекторов, никто из писателей не обратился к вождю с просьбой не разрушать громадный собор, расписанный лучшими художниками России. С такими просьбами они обращались неоднократно, перед тем, как начинали сносить другие обреченные на гибель храмы. Дело в том, что общественность в свое время невзлюбила Николая I, начавшего царствовать после казни декабристов. Общественность невзлюбила и Константина Тона, потому что тот был придворным архитектором непопулярного императора. Не только Храм, но и Большой Кремлевский дворец, его роскошные залы подвергались беспощадной критике искусствоведов по той же причине.
Когда мы строили собор, наблюдалась подобная картина. Только ленивый не бросал камни в главного художника храма, президента Российской академии художеств Зураба Церетели. Он еще раз проявил себя крупным организатором, сплотил сотни живописцев. Под его руководством они менее чем за год расписали стены и своды громадного здания. Его бригада художников расписала главный купол. Как монументалист, он восстановил мастерски бронзовые врата и кресты куполов, скульптурные группы и портреты, украшающие фасады. На несколько лет Церетели стал объектом несправедливых нападок. Почему? Его считали "придворным" художником Лужкова. Главному архитектору Храма Михаилу Посохину доставалось в печати за покойного отца, бывшего главного архитектора Москвы. Того общественность невзлюбила как "придворного архитектора" Хрущева.
* * *
Ушел в историю ХХ век с мировыми войнами, революциями, экономическими кризисами, техническим прогрессом и строительным бумом. Этот бум не обошел Москву. Стремительная урбанизация - одна из примет прошлого столетия. Прогресс города определялся не только статусом столицы, который пытаются отнять в горячке политической борьбы. Территория и численность населения росли и тогда, когда Москва была "второй столицей" и когда была "столицей мирового пролетариата". Лишь с недавних пор развитие происходит в неизменных границах без прироста населения.
В Москве за семьдесят с лишним лет минувшего века капитализм сменился "военным коммунизмом". Он уступил "новой экономической политике", павшей под натиском сталинского социализма. За ним пришла пора "развитого социализма", похороненного рынком. В других крупнейших городах мира не было такой ломки. Но независимо от политического устройства они прошли схожие стадии развития. В конце ХХ века рост городов был особенно интенсивным. Объективные причины привели к появлению огромных мегаполисов, таких как Мехико, Токио, Нью-Йорк, Москва. Своим сверхбыстрым ростом они заставили муниципальные власти усомниться: можно ли оптимально управлять такими системами? Утвержденным правительством в 1971 году Генпланом предполагалось, что число жителей Москвы к концу ХХ века не превысит 7,5 миллионов, а оно достигло 9 миллионов. Пришлось взять в ближнем Подмосковье 20 тысяч гектаров земли.
Сомнения возникли из осознания печального опыта управления, который базировался в основном на знаниях и интуиции "отцов города". Наиболее зоркие видели, что опыта и интуиции - недостаточно, прежние методы и приемы руководства дают сбой. Потребовалась теория управления, исследования, которые рассматривали город как целостную социально-экономическую систему с долгосрочной научно-обоснованной градостроительной политикой. Новые возможности открыли компьютеры, позволившие управлять крупными динамическими системами, какими являются большие города.
Вышли в свет ценные исследования по системному анализу и проблемам управления городов. Но ни компьютеры, ни научная мысль не могла остановить хода социалистической машины. Она тащила Москву за пределы МКАД, ежегодно притягивая сто тысяч новоселов, заполнявших койки общежитий заводов и фабрик. В центре, зажатые домами, функционировали старинные производства, основанные купцами после отмены крепостного права. Свыше трехсот предприятий, намеченных к перебазированию давними постановлениями правительства СССР, оставались в гуще города. На лучших землях, на холмах Юго-Запада, строились новые заводы там, где никогда их не было. Они учреждались в обход Генерального плана всесильными инстанциями, министерствами и ведомствами, вопреки мнению Москвы. Свет в конце тоннеля мы увидели, только когда этих инстанций не стало.
В Москву переехали не только высшие органы власти. В середине 30-х годов перебазировалась из Петербурга-Ленинграда Академия наук СССР с институтами и лабораториями. Город превратился в крупнейший мировой центр науки и высшего образования. В нем насчитывалось свыше тысячи институтов с опытными и экспериментальными производствами. И тысячи фабрик и заводов, захвативших огромные пространства. До прихода к власти Хрущева гражданское строительство считалось делом второстепенным. Приоритет был за тяжелой индустрией. Она правила бал в Москве до недавних дней.
Поэтому главная идея нового Генплана - сделать Москву городом для людей - не может реализоваться без восстановления поврежденной индустриализацией среды обитания. Москва относится к экологически неблагополучным большим городам. Если выделить из клубка проблем важнейшие, то, безусловно, экология и экономия ресурсов - основные наши приоритеты. Вот почему правительство города занялось оздоровлением воздушного, водного бассейнов и загрязненных земель. Мы уничтожаем бытовые свалки, закрываем очистные инженерные сооружения, о чем речь шла выше. В черте города больше нет полей аэрации. Новые очистные сооружения построены вдали кварталов. Техногенные нарывы на теле города, неудобья, заполняются многоэтажными зданиями, превращаются в благоустроенные районы.
Но мусор сам по себе не улетучивается. Ежесуточно образуется 7000 тонн твердых бытовых отходов. Они вывозятся машинами на дальние свалки в пределах области. Это не самый большой груз. За год город вырабатывает 6 500 000 тонн промышленного шлака. В нем содержится полтора миллионна тонн токсичных веществ. Куда они уходят? Свыше половины этой массы утилизируется. Но два миллиона тонн вывозились не только на специальные полигоны, но и на стихийные свалки в черте города. У нас свыше 100 таких свалок занимали тысячу гектаров! Мы шаг за шагом избавляемся от них.
С экологией связана неразрывно проблема энергосбережения, это две стороны одной медали. Как сберечь тепло в квартирах, не дать ему уйти через стены, щели в оконных рамах и балконных дверях? Казалось бы, не такая сложная задача. Но чтобы ее решить, пришлось выпускать новую градостроительную продукцию, создать новые серии домов. Москва не отказалась от крупнопанельного домостроения, не закрыла домостроительные комбинаты. За ними остается половина жилищной программы. Но все серии многоэтажных домов, казавшиеся недавно современными, мы заменили модернизированными. Теперь каждый дом не только одет в современные одежды, но непременно - в теплые одежды. Новые конструкции стен, окон, балконных дверей позволили приблизиться к современным требованиям по сбережению тепла.
Решаем задачу, которая формулируется в понятии "устойчивого развития города". Что оно означает? Город может считаться устойчиво развивающимся, если создается и поддерживается здоровая среда обитания, не нарушаются принципы экологии и эффективно используются природные ресурсы. Только тогда обеспечивается высокое качество жизни, если деятельность горожан не причиняет вреда их собственному здоровью, если наряду с традиционными источниками энергии используются возобновляемые природные ресурсы. То есть энергия ветра, солнечное и подземное тепло. Современная наука и техника дают такие возможности не только жарким странам. Вот где ключ к решению задач, вот на что надо устремить наши мысли в ХХI веке, чтобы увязать в один узел проблемы экологии и энергетики.
Было время, когда Неглинка и Яуза кишели рыбой, она подавалась на царский стол. В Москве-реке хозяйки полоскали белье, и можно было в чистой речной воде купаться, не страшась заразы. Было время, когда в Москве дышалось легко, воздух не отравляли выхлопными газами миллионы двигателей. Наши прадеды настроили на берегах рек мануфактуры и фабрики, чтобы сбрасывать в русла отходы, уносимые даровым течением в море. Наши деды в двух верстах от Москвы основали металлургические и машиностроительные заводы, дымящие трубами. Мы выпустили на улицы, рассчитанные для езды на лошадях, машины, запрудившие проезды. Эти аномалии никто кроме нас самих не исправит.
* * *
Десять лет тому назад, затевая новое строительство, проектировщиков не волновал вопрос, сколько стоит земля. Она считалась общая, ничейная. Ее стоимость, цена в расчет не брались. Поэтому Хрущев застроил Москву пятиэтажными домами. Их можно было сооружать без лифтов. Не потребовалось для них строить крупный завод лифтов, расходовать дефицитный металл, необходимый оборонной промышленности. И лифты, и металл экономисты брали в расчет, когда "с карандашом в руках" доказывали Хрущеву выгодность пятиэтажных домов. Не брали в расчет стоимость земли, считалось - у нас ее много, как воздуха, на всех хватит.
Научиться считать деньги трудно. Как заглянуть за предел, ограниченный сиюминутными заботами, наподобие помянутой нехватки металла и лифтов. За неверно просчитанную "экономию" нам приходится платить большие деньги, ломать железобетонные дома, не прослужившие полвека.
Трудно бороться не с гипотетическим оппонентом, а с самим собой, по словам Чехова, "выдавливать из себя раба". Надо понять ложную основу некоторых фундаментальных положений, на которых были основаны представления об экономии, снижении стоимости продукции. В первую очередь это касается взаимоотношений строительного комплекса и городского хозяйства. Подорожание исходных строительных материалов заставляет заказчика использовать, а производителя выпускать продукцию ценою подешевле, не думая о последующих затратах на эксплуатацию. Очевидно, настала пора дифференцировать понятие "дешевое" и "эффективное". То, что дешево сегодня, завтра станет дорогим и выгод не принесет. Эффективный проект, эффективный материал, эффективная технология могут быть изначально дорогими, но их применение и эксплуатация окупят затраты и пополнят городскую казну.
Что здесь нового, могут мне сказать, это азбука экономики. Но кто пользовался этой азбукой? Вот почему мы начали оценивать эффективность проектов, суммируя затраты на строительство с 5-, 7-летними, как минимум, затратами на эксплуатацию.
Такая оценка лишает жизненного пространства ловцов дешевого. Она прекращает безудержную эксплуатацию устаревших технологий, делает ее абсолютно невыгодной, заставляет руководителей искать людей, способных придумывать новое. Производители и потребители начинают работать на одну идею - обновления продукции, понимая, что за этим стоит не только бережное отношение к ресурсам страны, но и благополучная жизнь города.
Стремительный рост стоимости земли делает очевидным - даже благополучные производства сегодня - завтра могут не выжить, занимая территории, которым Генеральным планом предписаны новые функции. У менее рентабельных предприятий судьба еще печальнее. Работая на устаревшем оборудовании, производя неконкурентную продукцию, они допускают двойную затрату ресурсов на один и тот же элемент здания. Занимая муниципальную землю, они находятся, по существу, на иждивении города, не способствуют его благополучию.
Наш комплекс на рубеже веков пришел к очередной стадии развития стройиндустрии. Анализируя ее работу, возникает вопрос - все ли старые и заслуженные предприятия нужно обновлять, реконструировать, всем ли оставаться жить на земле Москвы? Выбор нелегкий сделан - у комплекса нет будущего, не хватит сил и средств, чтобы сохранить каждое предприятие только потому, что оно свое. Но закрывать завод или комбинат просто в теории, на словах и на бумаге, которой много было исписано разными постановлениями. На практике каждая такая акция болезненна, затрагивает судьбы многих людей. Но она неизбежна как хирургическая операция, когда приходится удалять изношенную часть организма, чтобы сохранить жизнь. В одном случае приходится менять профиль предприятия, в другом - изымать часть земли, в третьем - закрывать производство. Мы ликвидировали несколько кирпичных заводов и заводов железобетонных изделий. В центре жилого массива оказался один из гигантов сборного домостроения - Бескудниковский комбинат. Его цеха раскинулись на 43 гектарах земли. Когда-то на такой территории умещалась древняя Москва. Прежде никому бы в голову не пришла мысль закрыть такое предприятие, запроектировать на его площади дома. Но помянутое "устойчивое развитие города" невозможно иначе.