Горный институт.
Типовые дома на Большой Калужской.
Горная академия и ее сыны. "Оттепель".
Почему меня не принимали в комсомол.
О тех, кто "осчастливливает" народ.
"Как молоды мы были..."
Хрущев в роли главного архитектора Москвы.
"Хрущобы" и МКАД. Центральный стадион.
Мои наставники.
Встреча с Мартой.
Профессия определяет судьбу человека. Сколько в мире искалеченных жизней, сколько неудачников, не нашедших истинное призвание из-за неправильно выбранного дела. Не всегда каждый в детстве и юности может самостоятельно определить собственные возможности. И желания бывают смутны, неопределенны. Тогда-то чаще всего и совершаются ошибки, потом трудно поправимые или роковые. Это наносит тяжелый ущерб не только отдельному человеку, но и обществу. При выборе профессии роль семьи, ближайшего окружения судьбоносна. Мне повезло: у меня оказались мудрые, прозорливые родители.
Отец настоял, как читателю уже известно, и мать его поддержала, чтобы я поступал на инженерно-экономический факультет Горного института, чему я сопротивлялся. Они оказались абсолютно правы. Мне могут возразить: "Ну, вот вы на исходе ХХ века "Домострой" проповедуете! Человек должен самостоятельно определять свою судьбу!" И приведут сотни примеров, когда дети шли наперекор желаниям родителей и оказывались правы. Я и сам в предыдущей главе рассказал о злоключениях моего соседа по квартире Семена Фарады. Он потерял годы, мучаясь в техническом училище, вместо того чтобы заниматься в театральном институте и выступать на сцене.
У меня никогда не было тяги к сцене, лицедейству, художественному творчеству, стремления к гуманитарным наукам. Поэтому мучительного противоречия, которое переживают многие молодые, стремящиеся наперекор воле родителей в артисты, журналисты, вместо того чтобы служить инженерами, я не испытал. Переход от школы в институт прошел без трагедии, разрыва с семьей, не растянулся на долгие годы.
Но и у меня не все прошло гладко, без конфликта. Горный институт мне был по душе, привлекал и меня, и моих родителей. Отец тогда работал во всесоюзном тресте "Союзшахтоосушение". Его друзья, встречаясь у нас дома, рассказывали о шахтах, которые тогда везде строили. Мне их трудное дело нравилось, и я твердо решил - пойду в Горный! Но убедить меня подать документы в приемную комиссию на инженерно-экономический факультет оказалось непросто. Там, как я слышал, занимались одни девушки да женщины в возрасте, со стажем работы в бухгалтериях и плановых отделах. Меня не прельщала перспектива служить в конторе за столом с бухгалтерскими счетами. Я не желал быть бухгалтером, сидеть за столом в нарукавниках, чтобы не протирались локти на пиджаках.
Поэтому, придя после первого посещения института домой, заявил: "Буду поступать на горный факультет!" Оттуда дорога ведет в шахты, карьеры, на буровые, эта настоящая работа для мужчин, а не конторских крыс. Так примерно рассуждал я тогда в споре с родителями.
Отец терпеливо, не повышая голоса, убеждал, что инженерно-экономический факультет даст мне гораздо больше знаний и возможностей проявить себя на производстве. "С дипломом экономиста-горняка, - говорил он, - можно быть и горным мастером, и прорабом, и начальником шахты". Он оказался прав. В бухгалтерии, "конторе", в молодости я не протирал штаны, служил и горным мастером, и прорабом, и помощником начальника участка шахты. Всюду мне удавалось проявить себя благодаря знанию экономики и принципов организации производства.
* * *
Мне могут, правда, сегодня молодые возразить: "Ну, какие это принципы, какая экономика! Это все безвозвратное прошлое, надуманное, нежизненное". В чем-то они будут правы. Рыночная экономическая система сложнее, естественнее, натуральнее плановой. А главное, она эффективнее, производительнее, что доказала практика мирового народного хозяйства в ХХ веке.
История дала нам возможность поставить несколько чистых опытов, чтобы в этом убедиться наглядно, на Западе, в Германии, и на Востоке, в Корее. Эти государства после Второй мировой войны оказались разрезанными на две части, в каждой из которых возобладали разные экономические системы. В ГДР, Германской демократической республике, - несколько десятилетий строился социализм. В ФРГ, Федеративной республике Германии, развивалась после разгрома фашизма рыночная экономика. Даже в одном городе - Берлине, разделенном стеной, соседствовали "развитый социализм" и европейский капитализм. Одного взгляда на витрины магазинов в Западном и Восточном Берлине было достаточно, чтобы увидеть, какая экономика привлекательнее. Одна была способна давать нормальный ширпотреб, испытывая хронический дефицит в первоклассных товарах. Другая - производить в изобилии высококачественные изделия. В социалистическом Берлине модельную обувь, одежду, магнитофоны можно было купить на западно-германские марки в особых магазинах, наподобие московских "Березок". Как все помнят, там торговали за валюту, предварительно обмененную на чеки Внешторгбанка, особые советские дензнаки.
Две экономические системы сложились в Корее. И там картина поучительная. Южная Корея превратилась в одного из "азиатских тигров". Южно-корейские автомобили, телевизоры, компьютеры конкурируют с американскими и японскими товарами на мировом рынке. А в Северной Корее голод, народ нуждается в гуманитарной помощи, притом что у северо-корейской армии на вооружении ракеты и атомные бомбы.
Советский социализм не дал народу всего того, что обещала партия. Но у него были не только отрицательные черты. Электрификацию, индустриализацию в СССР успешно осуществили. Замечательные самолеты и танки мы построили, войну выиграли при социализме. Спутники и ракеты запустили после Победы при этом же строе. Бесплатное высшее и среднее образование, медицина, бесплатные квартиры - все это достижения социализма, партии.
Нельзя, на мой взгляд, одну экономическою систему рассматривать однобоко с точки зрения другой. Ведь и система Птолемея в астрономии, господствовавшая столетия, была надуманной, нереальной, основанной на ложной исходной предпосылке. Но ведь и с ее помощью люди рассчитывали движения планет, предсказывали солнечные и лунные затмения.
Ничто не совершенно, и рынок, как мы убедились, сам по себе не гарантирует моментального и плодотворного решения проблем экономики, не приносит всеобщего благоденствия.
Сегодня от многого, что я изучал в институте, в повседневной работе приходится отказываться. Хотя, конечно, "чистым рыночником" я никогда не стану в силу своего воспитания и опыта, таким, например, как Егор Гайдар. Мне интересно, как он мыслит, у него многому можно поучиться. Но психологически мне ближе люди "старой закалки", практики-производственники, директора, руководители, одним словом, хозяйственники, такие, как Юрий Михайлович Лужков, мэр и премьер Москвы.
На вопрос: "К какой партии принадлежите?" - он ответил:
- К партии хозяйственников!
Это и моя партия, я в ней состою много лет, не уплачивая членские взносы. Реализуя на практике программу - живи сам и давай жить людям, работай так, чтобы всем лучше жилось.
* * *
Итак, 1 сентября 1953 года я начал по утрам спешить на Калужскую площадь. Горный институт стал моей "альма-матер", моим университетом. Как раз в тот день на Ленинских, Воробьевых горах состоялось официальное открытие новых корпусов Московского университета. Над ними выше всех, на 240 метров, поднялась башня главного высотного здания.
Тогда оно громоздилось среди просторов Юго-Запада, где не было ни кварталов Черемушек, ни проспектов и улиц, где сегодня проживают миллионы москвичей. После войны на Калужской заставе располагался лагерный участок номер 121, один из бесчисленных островков ГУЛАГа, заполненный заключенными. Там строил большой полуциркульный дом на Большой Калужской, 30, будущий автор "Архипелага ГУЛАГ" Александр Исаевич Солженицын. В этом доме получила квартиту семья моей сокурсницы Наташи Пархоменко.
Это внушительное здание замыкает строй похожих друг на друга домов. Их начали строить перед войной в 1939 году по проекту известного московского архитектора Аркадия Мордвинова. О нем тепло вспоминает в мемуарах Никита Хрущев, ценивший организаторский талант этого зодчего, его умение быстро строить по новаторским проектам.
Тогда на Большой Калужской впервые начали проектировать, в сущности, типовые дома и возводить их поточно-скоростным методом. 5 мая заложили фундамент первого здания. Через пять месяцев работа шла на всех задуманных 11 домах, объемом свыше 500 тысяч кубометров. Так быстро все происходило потому, что бригады землекопов, завершив работу на первом объекте, сразу переходили на соседнюю стройплощадку. На их месте появлялись каменщики, потом отделочники. Они передавали эстафету друг другу от начала до конца строительного потока. Поэтому через 14 месяцев все запроектированные дома на Большой Калужской были построены. Стены их, как в прошлом, выкладывали из кирпича каменщики. Новым было то, что в проектах зданий заложены были типовые жилые секции. Элементы зданий изготавливались на заводе. Так впервые московские строители научились возводить 7-, 8-этажный жилой дом объемом 35-40 тысяч кубометров за 7-8 месяцев.
Этими жилыми домами началось задуманное по Генплану 1935 года сооружение кварталов Юго-Запада. Это главное направление московских строителей во второй половине ХХ века. Они оседлали шоссе, начинавшееся за Калужской заставой.
У этой заставы Москва внезапно обрывалась, долго не развивалась, как на других направлениях, не имея возможностей взобраться на крутую возвышенность, форсировать Москву-реку. Заливные луга затапливались вешними водами в Лужниках.
Подавая документы в Горный институт, носивший имя Сталина, я не думал, что мне придется принимать участие в реализации идей Генплана, который подобно институту назывался именем вождя.
* * *
Институт располагался далеко от Выставки, моей Сельскохозяйственной улицы. Каждое утро приходилось свыше часа добираться на перекладных от дома до Калужской площади. Ее я застал такой, какой она была в старой дореволюционной Москве. Калужская отличалась от всех других площадей Садового кольца уникальной круглой планировкой. По периметру большого круга располагались двух-трехэтажные дома с магазинами. Над строениями площади возвышался купол церкви Казанской Божьей матери, построенной по проекту Константина Тона. Креста на нем не было. В стенах храма помещался кинотеатр "Авангард", куда днем сбегали с лекций студенты близлежащих институтов. И я в их числе.
Сегодня ничего от ансамбля ХIХ века не сохранилось, Калужская площадь, названная Октябрьской, как все другие на Садовом кольце не только сломана, но и коренным образом перепланирована. Из круглой - стала квадратной со сквером посредине. Ее застроили новыми домами четверть века тому назад. Белокаменные здания окружают самый большой памятник Ленину в Москве, сооруженный на закате социализма не без моего участия. Его официально открывали при Горбачеве, в начале перестройки.
К монументу я имел отношение дважды, первый раз, когда его устанавливали, второй раз, когда пытались сломать в августе 1991 года, о чем расскажу ниже...
От Калужской площади Горный институт отделяло два владения. Их тоже сломали, но наше здание, где учились поколения студентов, сохранилось. Это - один из старейших домов Москвы. Н-образная форма плана и передний двор свидетельствуют, появился дом в конце ХVIII века. Принадлежал богатым дворянам Полторацким. С тех пор в начале Большой Калужской всеобщее внимание привлекала богатая усадьба с главным домом и флигелями, построенная учеником Матвея Казакова архитектором А. Н. Бакаревым. Усадьба появилась рядом с ансамблем известных в Москве Градских больниц, признанным шедевром классицизма.
В таком же стиле представал в прошлом и дом Полторацких. Он не сгорел в пожаре 1812 года. Поэтому, когда французы ушли из Москвы, в его залах состоялся первый в городе бал. Здесь, как пишут в справочниках, после взятия Парижа в 1814 году московское дворянство задало грандиозный бал. В саду между домом и Москвой-рекой происходило народное гулянье с балаганами, каруселями и фейерверком.
Этим домом владели последовательно Купеческое и Мещанское общества. Здание перестраивалось для мещанских училищ, мужского и женского. При советской власти их закрыли. В 1918 году в опустевших классах обосновалась Горная академия. От нее ведет историю Горный институт. В той академии преподавал Иван Губкин, обосновавший "Второе Баку", исследовавший Курскую магнитную аномалию. Известно имя и другого профессора нашего института академика Владимира Обручева, исследователя Сибири, первооткрывателя хребтов, автора "Плутонии" и "Земли Санникова". Из стен академии вышли Авраамий Завенягин, директор Магнитки и строитель Норильского горно-металлургического комбината, будущий министр среднего машиностроения СССР. Еще одно знаменитое имя - Иван Тевосян, выдающийся металлург, министр черной металлургии, посол СССР в Японии.
В летопись нашего Горного института вписаны фамилии людей с легендарными биографиями. Благодаря им Советский Союз стал сверхдержавой, первым запустил спутник, человека в космос, защитил себя ракетно-ядерным щитом.
Получали в академии и институте образование и те, кто пошел по пути, далекому от шахт. Студентом Горной академии числился Александр Фадеев, автор "Разгрома" и "Молодой гвардии". Его повесть и роман я в школе "проходил" по литературе. Студентом-горняком был современный драматург Михаил Шатров, он же Маршак, автор известных пьес. Они с успехом шли на сцене "Современника", вызывая приступы ярости цензуры и партийных инстанций. Инженерное образование пригодилось ему, когда он вместо театра в последние годы занялся бизнесом, строительством большого культурно-делового комплекса "Красные холмы" у Павелецкого вокзала и Краснохолмской набережной.
Скульптуры шахтеров над главным входом появились в послевоенные годы. Здесь тогда соседствовали три высших учебных заведения, три института Горный, Нефтяной и Стали, ведущие родословную от Горной академии. Сегодня у порога, который я переступал пять лет, толпятся молодые студенты Горного университета...
* * *
В Горном институте можно было стать настоящим инженером, после чего проявить себя везде: в науке, промышленности, строительстве, на государственном поприще. Учиться мне было интересно. Все казалось увлекательным. Меня переполняло чувство свободы, сознание того, что стал самостоятельным, взрослым человеком. Все это определялось одним словом студент!
Можно было прийти на лекцию, а при желании - пропустить. Можно было влюбиться и всю стипендию просадить в один вечер со своей возлюбленной в каком-нибудь захудалом ресторанчике. С ней же по вечерам ходить в кино и театры. А без подруги в этом же или другом заведении просидеть до полуночи с компанией друзей. И при расчете с официантом покрыть (после того, как все вывернули карманы) недостачу. Потом принимать доброжелательные похлопывания по плечу, слушать поощрительные отзывы о своей щедрости. А на другой день у кого-нибудь в институте одалживать до стипендии пятерку.
Можно было, переклеив фотокарточку на зачетке, сдать экзамен подслеповатому профессору за друга. А летом, после зачетов и экзаменов, уехать из Москвы. И после последней лекции с друзьями направиться в известную пивную. Там - часами сидеть за кружками и говорить, говорить обо всем - футболе, рыбалке, женщинах, текущих делах. Все это сопровождать остротами, шутками, розыгрышами, как теперь говорят, приколами, анекдотами, и песнями.