21042.fb2
- Так. Шел к приятелю и...
- Попал к неприятелю,- досказывает спрашивающий,- под бомбный дождь, так сказать. Бывает. Что ж, как это говорится: подождем под дождем. Гора с горой не встречается, а горе с горем - вот... не угодно ли.
И, довольный эффектом, завсегдатай пещеры обводит стены и прижавшихся к ним людей с видом заправского оратора. Правда, лица большинства его невольных слушателей немногим неравнодушнее стен.
- Еще в Библии сказано, что жизнь есть убежище скорбей. Подчеркиваю: убежище. Тут вот, через два двора, продолбило фугаской воронку. Если рассудить, что такое воронка? Отвечаю: воронка есть убежище для бомбы. У нас же: бомбоубежище. И сходство, и разница. Или вы не согласны?
Новичок вместо несогласия отвечает судорожным зевком и подымает на оратора сконфуженные глаза. Завсегдатай, извиняюще кивнув головой (бывает), продолжает разматывать нить своей излюбленной мысли. В голосе его, сперва звучащем скучливо и монотонно, начинают возникать интонация и металлические призвуки. Еще немного, и речь начнет карабкаться на крутизну пафоса. Две-три головы пододвинулись ближе. Молодая женщина, прикорнувшая в углу, оторвала ухо от подушки и кивает в ритм словам.
- Войне надо учиться у природы. Ни более, ни менее... Война - это, ну, как сказать? - спор зуба со скорлупой: либо скорлупа - крак, либо слава нам - и зуб пополам. До феодальности сколько времени убежало, пока человек думал-думал-додумался: спрячу-ка туло под панцирь, голову под шишак. А природа все это давно устроила: черепаха без панциря ни шагу, червь презренный - и тот в кокон завивается, а человека, им едомого, никак без домовины не похоронишь. Вот, скажем, над нами дом в эн этажей, говоря алгебраично, а под домом домо... впрочем, я не то хотел... не в ту улочку свернул. На чем бишь мы?
- Про черепаху вы давеча...- робко напоминает женщина.
- Верно, про черепаху,- постепенно разгорается стратег-болельщик,- вот древние римляне, чего уж древнее, щит к щиту, бывало, приставят, "черепахой" назовут и - на штурм. А природа их передревнила: спокон веков у черепахи, если анатомически взглянуть, щит из меленьких щитиков, пластин то есть. Вот оно и выходит, что природы не перемудришь. Она - всем стратегам стратег. Но это есть частность... А вообще, главное правило войны в том, чтобы...
Пальцы на вытянутой руке оратора шевелятся, как бы перебирая нужные слова, но сам он колеблется - дать формулу или... для профанов хватит?
- Какое ж оно, главное? - осведомляется новичок.
- А такое: не торопись умирать, а торопись убивать.
- Но ведь одно без другого?..
- Что и говорить: роешь яму другому - остерегись, сам в нее не свались. Подчеркиваю: остерегись. Уберёга нужна, береженого и...
- Какая ж такая война без крови?
- Кто говорит: без крови? Только нужна пропорция: ведро поту, капля крови. А не наоборот. Головой киваете? Трудное, мол, дело? А кто ж говорит, что легкое? Прежде чем головы под пролом катить, как орехи под щипцы, реши головоломку: стратегема называется. Вот. Это вроде как англичане промеж собой... поговорка у них такая есть: "Изжарь- яичницу, не разбив яиц". Вот она: стратегема.
- Ну, это английская "трата",- чего такого не выговоришь,англичанину, может, и с руки, а русский как размахнется...
Измыслитель стратегем, прежде чем снова раскрыть рот, презрительно подбирает его к самому носу:
- Не женского ума дело, гражданочка. Говорили про вашу нацию: "Волос долог, ум короток". Только оттого, что волос укоротили, ум длиннее не стал. С чем и поздравляю.
- Это вы напрасно,- заступается за женский пол новичок,- все-таки...
- Ничего не все-таки. Вот назовите мне хоть одну бабу-полководца, а я трубочку раскурю да подожду.
И теоретик войн не торопясь роется в карманах, разыскивая курительные принадлежности. Несколько минут молчания.
- Без трупов война не делается. Это так. Только... слыхали вы, молодой человек,- продолжает теоретик, заботливо отгоняя ладонью дым от своего соседа,- про Андерсеновы сказки? Иные весьма поучительны. Скажем, про Нильса и Никса, или как там по-ихнему. Была у Нильса бабушка. Ну, и преставилась Нильсова бабушка, как всякой бабушке полагается. Так. Нильс был парень бедный. На катафалк и прочую похоронную принадлежность у него ни единой датской копейки в кармане нет. Посадил паренек мертвую бабушку на
452
тачку да и повез на кладбище. А дорога мимо гастхауза, по нашему трактира. "Дай,- думает Нильс,- выпью кружечку". Выпил: денег не платит, кружки не отдает, бабушки не везет. "Другую". Дал ему трактирщик другую. Нильс опять: ни денег, ни кружки не отдает, бабушки не везет. "Другую". Дал ему трактирщик другую. Нильс опять: ни денег, ни кружки не отдает, мертвую бабушку к мертвым прабабушкам не везет. Трактирщик: "Ах, ты..." А Нильс ух в него кружкой, сперва одной, потом другой. Трактирщик - за камень (кружек-то ему жалко) да в Нильса. Нильс за мертвую бабушку ухоронился, камень по ней, по мертвой, тра-рах, а Нильс плачет-убивается: "Ах, мол, ах, убили мою бедную бабушку, за это тюрьма полагается". Перепугался трактирщик насмерть: "Вот тебе крона, да марка, да еще золотой, увози ты свою бабушку, не отвечать бы мне за нее головой". Вот она, военная хитрость. Дай такому Нильсу вместо тачки тачанку, а на тачанке пулемет, так он тебе такое пропишет... Вот недавно в газетах писали, как наши мины с немецкого минного поля в сторону оттащили, фрицы пошли в обход да сами на свой динамит напоролись, а мы по выполотому минному огороду, да голыми руками... Знай нашу бабушку. Надо, как вот в шашки: белое через черное прыг да в дамки.
- В шашки оно так,- раздумчиво отвечает новичок,- а вот в шахматы там на место убитой фигуры сам становись под прицел. Сами же вы говорили: головоломки. Нильс ваш в ефрейторы, конечно, сгодится. А в большие командиры - вряд ли. Враг, он тоже хитер. Мало иметь ум, надо из своего ума его ум вычесть, и если в остатке останется, тогда и... А то дока на доку наскочит.
Матерый болельщик впервые с некоторым уважением слушает реплику новичка. Сперва только трубка, зажатая меж губ, бросает сизые клубки дыма. Затем берет слово и его хозяин:
- Это вы правильно походили, молодой человек. Хвалю. Но я отвечаю. Один французский маршал, не помню, как его, говаривал: "Маневр сет мон нерв". Вот, на нерве-маневре, на натянутой струне вся эта музыка и ведется. Арифметика учит: от перестановки мест слагаемых сумма не меняется. А стратегия говорит другое: от перестановки мест сумма весьма и весьма меняется. Тут здесь да там кадриль танцуют. Где были кони-скакуны, вдруг, откуда ни возьмись, танки-ползуны (в рот тебе ситного с горохом); или, скажем; немец летит, думает, я на крыше, а я вон где - в подвале.
- Крыша тоже не пуста, на ней пожарники дежурят. Так что пример, извините, сбросу подлежит, щипцами да наземь. И вообще,- машет рукой новичок, странным образом превращаясь из стажера пещеры в арбитра,- не так оно все просто, как иным людям хотелось бы. Душа - она тоже маневрирует: то подо лбом, то - глядь, в пятках. Война - дело геройское, а мы с вами... В подвале этом раньше, наверно, грибы солили, а про войну не судили, не рядили. На командирскую вышку здесь мало похоже. Что это отбою не слыхать? Пора бы.
Будто в ответ слышится короткий глухой удар. Весь дом вздрагивает - от фундамента до кровли. Головы на нарах тревожно поднялись.
- Где бы это?
- Недалече.
- Не меньше полутонки. По голосу слыхать.
- Наверно, и у нас стекла посыпались.
- Д-да. Теперь жди ветер в гости. До смерти отсюда рукой подать.
В дверь снаружи стучат: "Мужчины, выходите".
Пещерный житель и захожий человек переглядываются: кого зовут - их или не их?
Примечания
В архиве С. Д. Кржижановского (ЦГАЛИ, ф. 2280) рассказы сгруппированы - соответственно авторской воле - в шесть книг-циклов:
"Сказки для вундеркиндов" - двадцать девять рассказов;
"Чем люди мертвы" - девять рассказов, три из которых (в том числе вошедший в данное издание - "Книжная закладка"), учитывая сгущенность и лаконичность письма Кржижановского, вернее назвать повестями;
"Чужая тема" - шесть рассказов, из которых пять (такие, как заглавный или "В зрачке") тоже скорее повести;
"Неукушенный локоть" - двадцать рассказов;
"Мал мала меньше" - цикл из двадцати девяти коротких (от одной до пяти страниц, всего около шестидесяти страниц) рассказов;
"Сборник рассказов 1920-1940 годов" - тринадцать рассказов.
В примечаниях во всех случаях назван сборник, включение рассказа в который намечалось автором.
Произведения Кржижановского связаны между собою довольно сложной системой разнообразных связей: тут и "сквозные", варьирующиеся от вещи к вещи образы; и автобиографические мотивы - некоторые из них повторяются, например, в рассказе и в очерке или в нескольких рассказах; и исторические сведения из наиболее привлекавших писателя эпох; и большое количество скрытых цитат из философских и литературных сочинений. Раскрыть все это в кратком комментарии не представляется возможным. Однако некоторые случаи из самых характерных - привести необходимо: без них восприятие такого непростого и неожиданного явления, как творчество Кржижановского, оказалось бы слишком затруднено.
Кроме этого, даются только самые необходимые, на наш взгляд, пояснения. Те "реалии", сведения о которых можно почерпнуть из общедоступных справочных изданий, как правило, не комментируются.
Хочу выразить глубокую признательность А. А. Аниксту, Е. В. Витковскому, Г. Э. Конюшковой, Н. М. Молевой, В. П. Нечаеву, Н. С. Сухоцкой, Т. М. Фадеевой, Д. М. Фельдману, А. С. Фрумкиной - их помощь в подготовке этого издания трудно переоценить.
"Квадратурин".- "Чем люди мертвы". Рассказ опубликован в журнале "Литературная учеба", 1988, № 3. Описание "квадратуры" героя рассказа Сутулина, очевидно, связано с "жилищными условиями" Кржижановского (см. предисловие). Ср. также попытку "прогулки" Сутулина по комнате: "Он встал и попробовал зашагать из угла в угол..." - с фрагментом из повести "Штемпель: Москва" ("Письмо первое"): "Квадратура моей комнаты - 10 кв. арш..." - и далее.