Я думал, что я хороший… Мне снилось, что я орел!
Я сражался за чистый разум, но он опять не туда завел
Юрий Шевчук
Воистину, великая надобна самоуверенность и великая ослепленность, дабы кровь, стекающую с эшафота, именовать правосудием
Анджей Сапковский
Все боролись за правое дело, только дела почему-то были у всех разные
Автор неизвестен
Глава 1
— Светлого вам дня, добрые господа! И вновь с вами я, неподражаемый Эмиль де Лантор. Омойте же трудовой пот с лица и сядьте кучнее, ибо я расскажу вам о том, что есть и что будет. Города стонут под гнетом узурпатора, у людей отбирают последнее, умирающих от голода выкидывают из их домов и оставляют на улице, поля, где некогда колосилась рожь, пропитались кровью и слезами, а цветущие холмы превратились в могильные курганы. Кто на нас идет, спросите вы? Кто способен чинить такие зверства? Исчадия Тьмы, почитатели Шамора, безумцы, потерявшие человеческий облик? И да, и нет, добрые господа. Идет бедствие, неслыханное доныне, идет армия мясников и палачей, возглавляемая сумасшедшей чернокнижницей, Тафирской Ведьмой, что делит ложе с собственным братом и не стыдится этого. Идут противные Свету чародеи, в гордыне своей отринувшие Светозарного и поклоняющиеся Князю Тьмы, призывающие демонов и пьющие людскую кровь. Скачут в ночи Алые Всадники с головами койотов и волков, что режут детей и предаются греху с лошадьми. Чудовища, что зовут себя повелителями стихий, безумные прорицатели, что в своих видениях зрят лишь Тьму. Уродливы их лица, темны их помыслы, смерть и разрушение оставляют они за собой. Алое знамя, кровавое знамя реет над разрушенными городами и сожженными селами.
Но не бойтесь, добрые господа, спите спокойно в своих постелях. Армия Иссиана далеко, она… ээээ… где-то там и не посмеет посягнуть на нашу землю. Пусть только имперцы осмелятся переступить границу Танаира, наши доблестные солдаты оставят от них лишь кровь и пепел! Наша армия насчитывает … ээээ… на данный момент сколько-то там человек, и каждый из них будет стоять до конца! Потому что это не просто война, о нет, это, без преувеличения, бой Тьмы и Света, битва за выживание человечества. Битва добра и зла! А добро, как мы знаем, всегда побеждает. Каждый колдун, каждый, кто хранит у себя запрещенные книги — не только наш враг, враг самого Света. Видишь высшего мага — бери вилы! Видишь отмеченного черным крестом — проследи, чтобы он встал на учет, и отойди, не пачкай руки о скверну. Видишь целителя — протяни руку, коли за Свет он, но бей безжалостно, коли с другими колдунами якшается. Смерть чернокнижникам!
Итак, кто же сегодня собрался в наших покоях? Добрые господа, вашему вниманию представляется стол! Не раз земля, на которой произрастало породившее его дерево, обагрялась кровью невинных, не раз слышала она плач и мольбы, к которым ублюдки самозваной императрицы оставались глухи. Стол не может рассказать вам об этом, он даже не может плакать, но стол не забудет и не простит! Никогда! А вот и его друг и боевой товарищ, стул! Сотни раз стул незримо рыдал под мерзкими задами чернокнижников, сносил издевательства и унижения. Даже здесь, в Сида Корале, стул чувствует себя намного лучше, а это, добрые господа, дорогого стоит. И, наконец, третий и самый ожидаемый гость: тумбочка!!! История ее столь ужасна и кровава, что тумбочка не в силах рассказать ее, она может лишь стоять и скорбно молчать в углу.
Я вскочил на упомянутый стол, столь жестоко притесняемый, любуясь на себя в зеркало, и заорал:
— Слушай, Сида Корале! Новый манифест Эмиля де Лантора! Свободу мебели! Долой гнет презренных седалищ, долой эксплуатацию и жестокость, пилы и топоры! Стулья и столы всех королевств, объединяйтесь! Только вместе мы сможем победить армию захватчиков! Разве короли и королевы берегут наш сон, разве они хранят наши вещи и даруют отдых после долгой работы? Нет! Стул и стол — вот истинные друзья каждого честного крестьянина и дворянина! Разве что-то может сравниться с надежностью стула и преданностью стола? Ответь мне, Сида Корале!
Увы, Сида Корале не отвечала. Сида Корале была тюрьмой.
— Но, если ряды нашей доблестной армии дрогнут, если Танаир все же падет, знайте, добрые господа, виной всему будет один лишь Максимильен де Лантор. Что сказать о том, кто настолько жесток, что засадил в тюрьму собственного сына? Кто лишил Танаир его рупора, его надежды и опоры в столь трудный и темный час? Вероломно отправил в заточение того, кого вы, о, глупцы, должны носить на руках! Не в силах забыть мелочные обиды, он не в состоянии встретиться с действительностью и…
Оглушительно грохнуло, и мир взлетел на воздух. Я свалился с угнетаемого стола, голова больно встретилась с действительностью, то есть с полом. В нос ударил запах гари и пороха. Взбесившаяся вдруг тюрьма звенела, тряслась и кидалась плохо закрепленными предметами. И, что совсем уж удивительно, где-то совсем рядом загрохотал гром и резко задул ветер.
Я откатился в угол и забился под пресловутый стол. Наверное, когда Шамор обрушил границу между мирами, грохотало также. Мироздание осчастливило Сида Корале землетрясением или кто-то отчаянный решил взять штурмом самые охраняемые казематы Танаира? Лучше бы первое. Отношение чернокнижников к Эмилю де Лантору колебалось где-то между «насадить на кол» и «насадить на кол, предварительно содрав кожу», а больше сюда никто не сунется.
Под столом взору открывался художественный этюд на тему герба Танаира. Кто-то грубо намалевал синего двухголового льва, в одной башке угадывался король, в другой — папочка. Головы скалились друг на друга, в то время как в задницу льву вцепилось нечто, напоминающее хромую собаку. Жаль, я не видел этого шедевра раньше, внес бы пару коррективов. У Танаира две головы, говорят в народе, которые вечно грызут друг друга. И временами настолько этим заняты, что не видят репья на жопе.
Со звоном грохнулось зеркало, разлетевшись на десяток осколков. Придется выпрашивать у стражников новое. Если меня в ближайшее время не убьют, конечно.
Пристойная еда, пристойная камера с удобствами и большой кроватью, верхний ярус практически у входа в тюрьму, а не в мрачных подземельях, и книги — вот и вся милость, пожалованная мне отцом. Тряхнуло снова, хоть и слабее. Моя любимая книга сорвалась с полки и с глухим бульком угодила прямо в чудом устоявшее ведро с остатками воды. Милости становилось меньше с каждой минутой.
По коридору браво протопало. Доблестная стража ломанулась к выходу, решив предоставить шпионам, чернокнижникам и прочему отребью провалиться к Шамору. В преданности и отваге солдат нашего светлейшего короля я никогда не сомневался.
Что-то крикнула женщина, судя по голосу, молодая, и гром ударил снова. Откуда в Сида Корале юные девицы? Ей ответила грубая брань, резко оборвавшаяся. Несомненно, в коридорах тюрьмы шел бой. Понять бы еще, кого именно отбивают.
Пол больше не трясло. Я выполз из-под стола и попытался выглянуть через зарешеченное окошко на двери.
Обзор перекрывала спина в коричневом плаще с капюшоном, судя по всему, той самой женщины. В одной руке она держала клинок, другую вскинула вверх в странном жесте. Жесте, наводящем меня на крайне неприятные мысли. Под ногами прекрасной (или не очень) незнакомки уже валялась пара трупов. Со стражниками господа захватчики не церемонились.
Из-за спины девушки выплыли двое, толстый и тонкий, лиц в тюремном полумраке я разглядеть не смог. Выплыли и направились в мою сторону.
Я прыжком отскочил от двери. Сохрани меня Светозарный, я так мечтал выбраться отсюда и поскорее, но не в компании каких-то подозрительных личностей, от которых за версту несет колдовством. Тюрьма моя тюрьма, мне в тебе тепло и уютно, я не собираюсь никуда спасаться.
Я быстро оглядел камеру. Спрятаться было решительно негде, разве что попробовать утопиться в ведре с водой для умывания. Вспомнив о безусловных заслугах мебели перед человечеством, я во второй раз заполз под стол.
— Он здесь.
Черную дверь, получившую в первые дни моего заключения столько незаслуженных пинков, цивилизованно открыли ключом. Очевидно, снятым с трупа. Даже обидно, я-то ожидал светопреставления и крошащихся камней. На пороге стояли лысый детина со шрамом через все лицо и мелкий жилистый тип с рожей страдающего запором хорька. Отправивший парочку на задание явно не был лишен чувства юмора.
— Эмиль де Лантор?
Голос лысого мне понравился еще меньше, чем он сам. Таким голосом папочка обычно отдавал распоряжение запытать кого-нибудь до смерти.
Поняв, что отступать некуда, я принялся лихорадочно соображать. Кто они? Чернокнижники пришли спасать своих и захотели попутно порезать меня на кусочки? Папочка раскаялся? Это вряд ли. Горячо любимые и глубоко союзные соседние королевства решили взять в заложники сына канцлера? В любом случае, радоваться мне нечему.
— Да, это я. Добрые господа, вы спасли мне жизнь. То, что я попал сюда, это чудовищная, трагическая ошибка, — заныл я, пытаясь изобразить на лице безмерное страдание напополам с безмерной же благодарностью. — Спасибо вам, добрые люди, большое спасибо. Я в неоплатном долгу перед вами. Уверяю вас, я всегда был предан…
Кому я предан, я придумать не успел, так как в лицо мне недвусмысленно полетел кулак.
Лысый не отличался ни многословностью, ни дружелюбием.
Меня подхватили под руки и потащили, словно куль с мукой. На каменном тюремном полу валялось с полдюжины трупов. Решившие спастись бегством надзиратели не преуспели. Остальные стражники то ли оказались более удачливыми, то ли лежали этажом ниже. Казематы Сида Корале уходили вглубь земли, словно винтовая лестница.
Женщина, а, точнее, девушка, невозмутимо стояла рядом с заляпанной кровью стеной. На меня она даже не взглянула.
— Забираем еще кого-то?
— Нет. Тащите его наверх.
Без сомнения, девица здесь командует. Что ж, это к лучшему, с женщинами у меня всегда получалось лучше, чем с мужчинами.
— Госпожа, освободите меня, — снова заскулил я. — Я могу идти сам, я с благодарностью последую за своими спасителями, только…
Прямо у моего лица ударила молния. Похоже, вся спасательная экспедиция соревнуется в умении без слов сказать: «заткнись».
Небесный маг. Небесный маг высокой ступени, громовержица. Я почувствовал горячую волну подступающей паники. Это имперцы, это точно имперцы, солдаты Лофт, больше некому. Свет, я не хочу умирать!
— Пустите меня! — я отчаянно задергался, но руки лысого держали крепко. — Пустите!
— Мы тебя вообще-то из тюрьмы спасем, кретин, — наконец разлепил губы лысый.
— А я не хочу спасаться. Я хочу назад в тюрьму! Я преступник, я должен понести наказание! Я раскаиваюсь!
Удар под дых прервал мое покаяние.
— Куда вы меня ведете? Зачем? Кто вы такие? Отец заплатит за меня выкуп, большой выкуп! Больше, чем вы можете себе представить! Может, договоримся?!
Тишина.