Наместник заржал. Хохотал, вытирая слезы и стуча по столу кружкой пива.
— Отдать? Ты рехнулась? Чтобы ему было легче напасть на нас?
— Они не нападут на вас, они уйдут и больше никогда вас не потревожат.
— Уйдут убивать кого-нибудь другого?
— Возможно. Но это ведь уже не ваши проблемы, верно? Пленные в обмен на спокойствие для города и торговых путей. Таков уговор.
— Уговорами чернокнижники подтирают себе задницу. Аскольд спит и видит превратить город в большое кладбище. Да я скорее лягу спать в нужнике, чем стану разговаривать с чернокнижниками.
Проповедница сунула руку за пазуху и вытащила толстый лист бумаги, явно гербовой. На листе красовалась личная печать канцлера Танаира.
— Максимильен де Лантор наделил меня чрезвычайными полномочиями. Для вас мое слово — закон.
Наместник взял бумагу. Внимательно изучил и разорвал на мелкие клочки.
— Вот и нет закона.
Девчонка невозмутимо вытащила еще одну.
— У меня таких много. Все не порвете. А, даже если вдруг порвете, я вернусь в столицу и расскажу господину де Лантору, что вы отказались подчиняться моим приказам.
— Пугаешь де Лантором? Де Лантор далеко. Сытно ест в своем особняке, пьет, трахает девок. У него под боком не сидят колдуны и монстры. С чернокнижниками нельзя договориться, нельзя, дурья ты башка, это те же чудовища. Такова уж их сучья природа.
— Если бы все было так, я бы не вернулась. Вы хотите избавиться от Аскольда, я предлагаю вам решение. Впору радоваться, а не спорить со мной.
Наместник долго смотрел на Проповедницу. Очень долго.
— Хорошо. Я пойду на переговоры. Не могу же я ослушаться воли Максимильена де Лантора.
***
— Добрая госпожа.
Проповедница испуганно обернулась. В следующий раз задумается, прежде чем ходить по вечерним улицам одной, без охраны. Лар специально пропустил девушку вперед, чтобы поговорить без свидетелей. Точнее, без Рёгнера.
— Господин Лар?
Вокара смотрела на него неприязненно. Еще бы, считает его цепным псом Рёгнера, подбирающим объедки и с вываленным от удовольствия языком любующимся на исцеления Гисидора. Впрочем, по большому счету, он такой и есть. Ты можешь не любить этот город и презирать наместника, но ты принял правила игры. Стал частью всего этого кошмара.
Глупо торчать посреди улицы, но в таверну не пойдешь — сразу облепят зеваки, желающие поглазеть на знаменитую Проповедницу. Недаром девчонка скрывает лицо под капюшоном. Впрочем, то, что он хочет ей сказать, не займет много времени.
— Что-то случилось, господин Лар?
— Нет, добрая господа, я все лишь хочу кое-что вам сказать. Я знаю, что вы меня не послушаете, но позвольте дать совет. Оставьте свою затею.
— Какую именно?
Лар привалился спиной к стене.
— Обе.
— Я всего лишь исполняю волю Максимильена де Лантора, — ровно произнесла Проповедница. — И ваш хозяин не сможет мне помешать.
Вот как, его хозяин. Впору оскорбиться, но разве это неправда?
— Я здесь не от имени Якоба Рёгнера, а от своего. И, раз уж об этом зашла речь, я не испытываю от него восторга. Ни от него, ни от священника. И я понимаю ваше негодование. Но вы не сможете переделать этого город. И не советую пытаться, добром он вам не отплатит.
Вокара плотно сжала губы. Все та же синица в ярости.
— На вашей площади горят невинные люди. В ваших подворотнях по ночам перерезают глотки горожанам, а ваш наместник смотрит на это сквозь пальцы в том случае, когда не заказывает убийство сам, и все об этом знают. В вашем лесу скрываются колдуны, виновные только в том, что родились не такими, как вы, и обреченные за это на издевательства, а ваш священник, что должен нести Свет, мучает людей на глазах у всех. Вы вырезали семью Андван, призвав на свои головы террор и монстров, и теперь удивляетесь, за что вам это. Да, я хочу переделать этого город, господин Лар, потому что он отравлен злом, словно чумой. И я его переделаю.
Лар тяжело вздохнул. Нет, она не глупа, первое впечатление было ошибочным. Не глупа и уж точно не труслива, но слишком молода. Молодая идеалистка, мечтающая перестроить мир. К тому же, имеющая для этого средства. Что для мира может быть хуже?
— Чтобы искоренить зло, вам придется переделать мир, добрая госпожа. А этого никто не может. Даже вы. Вы призываете бурю, которую не сможете остановить. Если город пойдет на переговоры с колдунами, народ не примет этого, начнутся волнения. Те, у кого чернокнижники убили братьев и отцов, пойдут проламывать головы вашим сторонникам, пока Рёгнер будет пытаться извлечь из этого выгоду, а Гисидор проповедовать и толпами сжигать невинных. А потом проломят голову кому-нибудь из связных Аскольда, он взбесится и спалит тут все дотла, включая вас.
Проповедница помолчала.
— Этого не будет. Я этого не допущу.
— Вы переоцениваете свои силы, добрая госпожа.
Проповедница круто развернулась и бросила через плечо:
— Это вы недооцениваете меня.
Лар обреченно вздохнул и вздрогнул. По городу прокатился оглушительный колокольный звон.
Бил колокол на большой колокольне храма Светозарного, бил странным, тоскливым, берущим за душу звоном. Редкие прохожие удивленно застывали на месте, поворачивали головы. Впрочем, удивляться нечему. Такое в городе уже бывало.
— Разве сейчас время службы? — удивленно спросила Проповедница.
Лар поморщился.
— Нет. Это гримы.
— Гримы?
— Твари, — коротко ответил Лар. — Наша местная живность, гримы и банши, у вас в Аранди такой нет. Относительно неопасны, но знак дурной.
Дурной знак, ежа ему в портки, куда уж хуже. Четыре года назад колокол тоже ударил не вовремя, на полтора часа раньше. И после этого началась резня. Резня, быстро объявшая полкоролевства, которую позже стали называть Долгой Ночью. Говорили, канцлер в кои-то веки не имеет отношения к охватившему страну безумию, что он даже пытался его остановить. Что вековая ненависть к колдунам и ужас перед Иссианом выплеснулись стихийно и обратились в кровавый пожар. Бойню, в которой черни скоро стало все равно, кого убивать, колдунов или обычных людей. Возможно, это было правдой. Но только не в Тан-Фойдене.
В тот день наместник приказал Лару сидеть дома и никуда не выходить. Стоило догадаться, что что-то не так. Но он не догадался. А потом ударил колокол и обрушился хаос. Он видел из окна, как выволакивали на улицу Андванов. Старых аристократов, могущественную семью, мешавшую Рёгнеру править городом так, как ему хочется. Семью, породившую чернокнижника, хоть и отрекшуюся от него. Прекрасный повод, чтобы перебить их, как собак.
Он видел, как погибла Вира Андван. Мечта всех мужчин города; умная, прекрасная, отважная и богатая, годами пытавшаяся стать теневой правительницей Тан-Фойдена, но так и не преуспевшая. Успела перерезать себе горло прежде, чем ее повалили на землю и задрали юбки. Стоит ли удивляться, что ее брат вернулся и стал истинным проклятием проклятого города?