Братья во ожидании толпились у дверей разрушенного храма. Храм Аскольд знал — за полгода торчания на одном месте с перерывами на убийства он успел изучить все местные развалины. Разрушили его давно и с большим усердием. С таким большим, что определить, кому воздавали молитвы, стало практически невозможно. Для Светозарного, изображаемого обычно высоким и грозным, стершийся каменный идол над алтарем был слишком низок, для демона слишком человекоподобен, Черных Отцов поодиночке не лепили, да и вряд ли у культистов хватило бы наглости отправлять свои жертвы рядом с городом.
Так или иначе, храм был наполовину разрушен и забыт. Прятался в лесу, взирая в небо дырой в крыше, и был абсолютно никому не нужен. Что делало его отличным местом для переговоров враждующих сторон.
Наместник и компания ждали. Аскольд попивал вино, сидя прямо на земле. Недалеко, за заборчиком из редких кустов, словно позаботившись, чтобы они его не видели. Но они его, без сомнения, видели.
— Ты ей доверяешь? — Чобард с сомнением смотрел на своего командира. Молодой колдун как раз-таки не доверяет и не скрывает этого, как и многие другие. Но все они пойдут туда, куда скажет Аскольд. Не споря и не рассуждая.
Огнетворец покачал бутылку в руке.
— Ей — да.
Когда тебя обвиняют во всех мыслимых и немыслимых грехах и подвергали всем мыслимым и немыслимым издевательствам, тебя сложно чем-то удивить. Но два дня назад девчонка его удивила. Она вернулась и принесла новости. Какими-то невероятными силами Проповедница убедила Рёгнера согласиться на переговоры. Надо полагать, теми же самыми, которые не позволили паре сопровождавших ее головорезов сбежать или наложить в штаны при виде колдунов.
Аскольд взял с собой восьмерых. В разной степени владеющих магией, но неизменно хорошо владеющих оружием. Все они стояли у него за спиной.
Наместник в дверях храма, судя по мимике, отчаянно ругался. Что ж, это перестает быть забавным, пора.
Аскольд грациозно поднялся с земли, сделал знак своему отряду и неторопливо пошел вперед.
— Это может быть ловушка, — не успокаивался Чобард.
Колдун пожал плечами.
— Думаешь, почему здесь ошивается четверо Блюдущих? Они доложат королю о каждом сказанном здесь слове, так что даже у Рёгнера должно хватить мозгов не устраивать бойню. Не говоря уже о том, что здесь Вокара и их дюжина против девяти магов. Хотя это, разумеется, ловушка, — Аскольд оскалился. — Если ты понимаешь, о чем я.
Девять магов, но Алавет остался в лагере. Если что-то пойдет не так, если каким-то немыслимым образом он здесь погибнет, людям нужен командир, нельзя рисковать ими обоими. Хотя что здесь может пойти не так?
— Прошу простить меня, многоуважаемые господа, — Аскольд отвесил изысканный придворный поклон, вступая в двери храма. — Меня задержали тягостные раздумья: я размышлял, так ли уж мне хочется видеть ваши рожи. Разумеется, к тебе это не относится, госпожа моя, — колдун снова поклонился персонально Вокаре. — Тебя я видеть столь же рад, сколь отвратительно мне лицезреть многоуважаемого господина Рёгнера. Кстати, господин Рёгнер, вы помнится, обещали меня убить. В первую же секунду, как только я появлюсь перед вашими глазами. Секунда уже прошла.
Наместник побагровел. Колдун послал ему воздушный поцелуй. Проповедница посмотрела на Аскольда и закатила глаза.
Колдун лениво зашел в храм. На него смотрели с ненавистью и ужасом. Ужас и ненависть, ненависть и ужас — то, что пролегает между всеми разумными существами, которые хоть чем-то отличаются друг от друга. И будет пролегать, пока мир не рухнет.
Аскольд, ухмыляясь, уселся прямо на алтарь неизвестного божества и закинул ногу на ногу. Бутылка с вином, пролетев прямо по воздуху мимо головорезов Рёгнера, легла ему в руку.
— Уговор был не колдовать на переговорах, — прошипел наместник.
— Разве? Ах, прости. Понимаете ли, я — террорист! — важно поведал Аскольд. — Нам, террористам, волей-неволей положено нарушать свои обещания. Иначе это было бы попросту невежливо.
Аскольд откинул волосы с виска, демонстрируя татуировку. Созерцать красную рожу Рёгнера доставляло ему неописуемое наслаждение.
— Мы собрались… — один из Блюдущих королевскую волю сделал шаг вперед.
— Простите, что прерываю, но у меня для господина наместника есть подарок. — Аскольд спрыгнул с алтаря. — Как известно, мы, Вольное Королевство Черного Креста, имеем свой герб и гимн. Раз уж наша держава и славный город Тан-Фойден пришли к мирному соглашению, полагаю, самое время его исполнить.
Чобард развернул перед глазами наместника шелковую ткань, на которой старательно был нарисован Рёгнер с торчащим из задницы черным крестом. Ради такого дела флаг пришлось даже снять с ворот. По команде огнетворца двое чародеев, обладающих наиболее приятными голосами, выступили вперед и грянули песню:
В подельник поутру
Родила свинья в хлеву.
Человеко-поросята,
Их отец — наместник Якоб!
Как-то юный Никанор
Заглянул на скотный двор.
Слышит блеянье внизу –
Рёгнер трахает козу!
Рожа наместника стала настолько багровой, что, казалось, его вот-вот хватит удар. Блюдущие королевскую волю силились сдержать смех, один из головорезов Рёгнера глупо хихикнул, даже Вокара, о чудо, слегка улыбнулась. Наконец, из груди наместника исторгся могучий вопль:
— Хватит!!! Прекрати этот цирк, колдун!!! Забирай своих выродков и разойдемся!
Аскольд сделал знак рукой и уселся обратно на алтарь, чародеи снова отступили к нему. Впрочем, песня уже закончилась.
— Хватит, так хватит. Как я могу ослушаться самого наместника Тан-Фойдена?
Наемники сгрудились вокруг Рёгнера, Аскольда обступили колдуны. Для мирных переговоров рожи собравшихся выглядели удивительно не мирно.
— Гребаный урод, — прошипел кто-то.
— Мы собрались здесь, — Блюдущий предпринял вторую попытку толкнуть речь, неловко становясь в центр зала. Глаза его беспокойно перебегали с Аскольда на Рёгнера и обратно. — Собрались здесь, чтобы исполнить, эээ, соглашение между наместником Тан-Фойдена достопочтенным господином Рёгнером и, эээ, зовущимся Трехпалым господином Аскольдом из дома Андванов, эээ…
— Гребаным уродом, — учтиво подсказал колдун.
Канцелярская крыса аж трясется. Впрочем, Блюдущих он трогать не собирается.
— В милости и мудрости своей наш король, чьими устами говорит сейчас достопочтенная госпожа Вокара, заботится более о благе народа, чем о наказании виновных, и верит, что и в самом черном сердце можно отыскать благородство. Потому, эээ…
— Потому мы пока поищем благородство в сердце достопочтенного господина Рёгнера, я как раз успею помереть здесь от старости, — снова подсказал Аскольд.
Блюдущий беспомощно взглянул на него, Аскольд подмигнул несчастному. Колдуна охватывало идиотское истерическое веселье. Сидеть здесь прямо на чьем-то алтаре, смеяться им в лицо и знать, что через несколько минут, когда ему наскучит представление, наместник будет кататься по земле с диким воплем, безуспешно пытаясь сбить пожирающее его пламя, выть, как свинья на бойне, поджариваясь заживо, вместе со всей своей сворой. Колдуна, в отличие от Рёгнера, не связывает страх прогневать короля, и благородства в его сердце нет, сколько ни ищи. Жаль лишь, Проповедница будет плакать. Горько рыдать о своей несбывшейся детской мечте примирить всех со всеми, вдыхать запах опаленной плоти, видеть трупы и понимать, что причиной этой резни невольно стала сама. Она никогда ему не простит. Жалко, они почти подружились, но что поделать. Такого уж свойство всех детских мечт — они не сбываются. А осколки, на которые они разлетаются, разбиваясь, ранят в самое сердце.
Блюдущий снова завел какую-то нудятину, Рёгнер топнул сапогом.
— Хватит, к Шамору протоколы! Не желаю находиться в одном помещении с этими выродками дольше, чем это необходимо. Какие твои гарантии, колдун? Как я могу быть уверен, что ты уберешься отсюда, как обещаешь?
Аскольд пожал плечами.
— Честное слово устроит?
Рёгнер, должно быть, пошел багровыми пятнами, но на и так багровом лице их было не видно.