Внешне канцлер остался спокоен. Последняя надежда потеряна. Самый могущественный маг мира ничем не может ему помочь. Значит, никто не может.
— Найдите моего сына. Найдите. Иначе перемирия не будет.
Повелительница Магии подняла бровь.
— Перемирия, которое гораздо больше нужно вам, чем мне?
— Да, именно его. Считайте, что я обезумевший от горя отец, готовый ради ребенка пожертвовать судьбой государства.
Императрица покачала головой.
— Нет, Кровавый Канцлер. Я вам не верю. Вы глубоко мне отвратительны, но вместе с тем вы похожи на меня. Слишком похожи. Вы ни за что не пожертвуете судьбой государства. Ни за что. И мы заключим это сраное перемирие, мы заключили бы его, даже если бы я призналась, что лично зверски замучила вашего Эмиля. Будем жить в мире и процветании, обмениваться подарками через границу, а по выходным ходить друг к другу в гости. Если я захочу. Вот только я не хочу, Кровавый Канцлер. И знаете, почему? Потому что вы чудовище. Вы, знаменитый де Лантор, стараниями которого много лет на площадях всех танаирских городов полыхало пламя костров.
— Теперь я сожалею об этом, Ваша Светлость. Я ошибался.
— Сожалеете? — Императрица прищурила глаза. — Какое смелое признание. Безусловно, оно воскресит погибших, высушит слезы их матерей и отцов, заглушит крики их неприкаянных душ, как говорят, летающих над пепелищами. У меня есть летописец, Кровавый Канцлер. Премилый человек, обожает превозносить меня и сочинять всякую чушь. И изучать творения своих коллег по цеху. Хотите одно?
В тонких пальцах Императрицы из ниоткуда взялся желтый потертый свиток.
— В 427 году от Падения Шамора, — начала Императрица, — в северном государстве Танаир вспыхнуло и тут же угасло крестьянское восстание, известное, как Бунт Хлеборобов. Крестьяне, взявшиеся за вилы из-за голода и нищеты, попытались организовать что-то вроде ополчения, но не преуспели и были разгромлены за несколько дней практически без потерь со стороны королевской армии. Это событие не оставило бы заметного следа в истории, если бы молодой канцлер Танаира Максимильен де Лантор, позже прозванный Кровавым Канцлером, не решил использовать его как предлог для геноцида колдунов всех мастей. Сто пятьдесят шесть низших магов, девять высших четвертой ступени, имевших право за особые заслуги жить в городах, а также четырнадцать целителей и около трех десятков травников и изготовителей амулетов были обвинены в подстрекательстве, снабжении крестьян оружием и подрывной деятельности против государства. Всех их казнили. Это была первая, но не последняя, чистка Максимильена де Лантора. Скажите что-нибудь, кровавый канцлер.
Максимильен попробовал открыть рот и ощутил, как в горло впивается невидимая удавка. Рука взметнулась к шее, но нащупала лишь воздух. Лофт смотрела на него без всякого выражения.
— В 429 году от Падения Шамора, — продолжала Императрица ровным монотонным голосом, и Максимильен чувствовал, как ему становится все труднее дышать, — уже чуть менее молодой канцлер Танаира, обретающий все большее влияние на короля, провел свою вторую чистку, получившую название Винные Казни. Под предлогом разгорающегося приграничного конфликта с Серстой и правящей тогда королевой Раэдис, грозившего перерасти в полномасштабную войну, в столице государства, городе Аранди, были арестованы и преданы огню тридцать четыре низших мага по обвинению в шпионаже на Серсту. Закон о предоставлении некоторым высшим магам в виде исключения права свободно жить в городах к этому моменту был отменен. Дальнейшие чистки похожи одна на другую, а потому перечислять их будет скучно. Кровавый Канцлер неоднократно действовал по полюбившейся схеме: каждый раз, когда Танаир сталкивался с внешней или внутренней угрозой, в этом неизменно оказывались виноваты колдуны и на площадях вспыхивали костры. Мой летописец впечатлительный человек, господин де Лантор, он был в ужасе, какие, однако, сволочи эти маги. Есть запись, что однажды один из дознавателей переусердствовал со служебным рвением и раскопал доказательства невиновности только что сожженного. На что Кровавый Канцлер ответил: эти выродки все равно годятся только на то, чтобы дохнуть.
По шее и отчаянно скребущим по горлу пальцам потекло что-то теплое и липкое. Незримая удавка вонзалась все сильнее с каждым словом, Максимильен захрипел. Мысли путались от недостатка воздуха, но одно он понимал точно: не надо было шагать в портал.
— Но все затмила последняя, в 436 году от Падения Шамора. Кровавая резня, начавшаяся в Тан-Фойдене и охватившая полкоролевства. Унесшая жизни трех тысяч человек. Долгая Ночь. Бойня, когда чернь высыпала на улицы, убивая всех, отмеченных черным крестом. Вы всерьез думаете, что я заключу с вами какой-то союз? Люди, творящие такое, годны только на то, чтобы дохнуть, Кровавый Канцлер. Скажите что-нибудь, переубедите меня.
Незримая петля разжалась, Максимильен захрипел, судорожно глотая воздух.
— Можете мне не верить, но я здесь ни при чем. Клянусь Светом.
— Неужели? Всемогущий канцлер Танаира, истреблявший колдунов десяток лет, ни при чем? Придумайте что-нибудь подостовернее.
— Я понимаю, как это звучит. Но это правда. — Это правда, Шамор тебя побери. — Да, я планировал убрать кое-кого в преддверии войны. Позже и без шума. Но такой резни я не хотел. Все началось в Тан-Фойдене и понеслось по Танаиру, словно лесной пожар. Мы с королем пытались остановить бойню, но на это понадобилась неделя.
— Я вам не верю.
— Если слухи не врут, и вы на это способны, прочитайте мои мысли, Ваша Светлость. Я говорю правду.
— Способна. Но есть небольшой нюанс: это убьет вас, канцлер. Даже если на секунду допустить, что все это так, вы не казнили того, кто устроил Долгую Ночь, вы даже не сняли его с должности. Расправа была вам выгодна, Кровавый Канцлер, сомневаюсь, что вы проливали горькие слезы над трупами убитых.
Максимильен молчал.
— Знаете, что мог бы написать об этом дне мой летописец, так любящий воспевать мои подвиги? Что 132 дня 440 года от Падения Шамора Императрица Иссианская принесла смерть Максимильену де Лантору, Кровавому Канцлеру, монстру в человеческом обличье, и этот день стал праздником для всего свободного мира. Но на ваше счастье Императрица Иссианская мудра. Столь мудра, что сдержит порыв уничтожить одно чудовище, дабы не губить тысячи. Я принимаю ваши условия, Кровавый Канцлер. Танаир станет домом для каждого, способного колдовать и нет, но над ним по-прежнему будет развеваться синий флаг. И, в знак доброй воли, я даже обещаю постараться найти вашего сына. А теперь пошел вон.
Какая-то сила подкинула его и швырнула вниз со скалы. В портал.
Колени ударились о деревянный пол, канцлер Танаира застонал и поднялся, оглядывая комнату. Лофт вернула его обратно на постоялый двор. Переговоры прошли успешно.
;
Глава 20
Из окна кареты открывался прекрасный вид. Алое солнце опускалось за горизонт, посылая на землю прощальные лучи. Зеленели деревья, цвели цветы, с ветки на ветки на ветку порхали птицы. Увы, король всего этого не видел. Его взгляд упирался в стройный ряд спин в синих мундирах.
Карета катилась по тракту в кольце гвардии, обвешанная охранными амулетами, как елка шишками. Не так он привык путешествовать по своим владениям, но выбора нет. Неспокойное время, неспокойное место. Пустая дорога, опасная сейчас даже для короля. Дорога на Адланис.
Кто-то крикнул, всхрапнули кони, карета остановилась. Иерам высунул голову из окна, силясь разглядеть, что происходит впереди. Наперерез королевскому кортежу кто-то двигался. Кто-то вооруженный.
Руки гвардейцев легли на рукояти мечей. Арбалетчики, как по команде, наложили болты на тетивы. Стража перестроилась, перекрывая дорогу, заслоняя короля спереди. Неспокойное время, неспокойное место. Не располагающее приветствовать встречных путников.
— Они остановились, Ваше Величество, — отрапортовал начальник гвардии. — Нападать не пытаются. На них наши цвета. Я пошлю четверых людей узнать, кто смеет перегораживать дорогу королю.
— Не надо. Я и так знаю, кто это.
Соединиться условились еще два дня назад в городе Тойне, но Максимильен де Лантор опоздал. Знай король канцлера чуть хуже, принял бы подобную задержку за намеренное оскорбление. Но де Лантор пунктуален до тошноты, он никогда не задерживается без причины.
Карета канцлера ничем не уступала королевской. Украшенная лепниной, покрытая золотом, расписанная в лазурных цветах Танаира, осталось только герб на двери нарисовать. Ничем не уступал королевскому и конвой, многочисленный и вооруженный. А вот это уже на грани. Еще не оскорбление — заявление, нахальное и открытое. Заявление своих прав на его страну.
Де Лантор коротко поклонился и протянул руку, король ее пожал. От канцлера несло неизменным табаком, щеки заросли щетиной, глаза запали. Переживает из-за войны или из-за мальчишки? Скорее всего, из-за того и из-за другого. Так, чего доброго, стыдно станет перед старым то ли врагом, то ли союзником.
Иерам похлопал по двери кареты, почтительно распахнутой гвардейцем.
— Залезай, верный слуга мой канцлер. Нам есть, что обсудить.
***
Дорога через полкоролевства не пошла королю на пользу. Иерам, которого Эмиль всегда за глаза называл свином, даже немного спал с лица. Максимильен почувствовал дурацкое неуместное злорадство.
— Хорошо ли вы добрались, Ваше Величество?
Дежурный вопрос, без него не обойтись. Дежурный и бессмысленный. В условиях разгорающейся войны добраться плохо — это когда твою трагическую кончину оплакивают на площади.
— Бывало и лучше. Знаешь, торчать часами в карете ужасно скучно.
— Я разделил вашу беду, Ваше Величество. Надеюсь, это вас немного утешит.
Конечно, утешит. Короля утешит все, что доставляет неудобство канцлеру, и наоборот. Глупое, мальчишеское соперничество. Но лучше оно, чем ненависть.
— Ты опоздал.
— Простите, Ваше Величество. Я исполнял ваши приказы, пришлось задержаться.
Король потянулся.