— Как факелы. Я устроил несколько показательных казней, как мы и договаривались. Но слишком не усердствовал. Не стоит нагнетать обстановку еще больше.
— Завидую тебе. Ты наивно веришь, что ее еще есть, куда нагнетать. Что с нападением на Сида Корале? Раскопал что-нибудь?
— Нет.
— Сочувствую.
Ничего ты не сочувствуешь, старый хряк.
Максимильен прикрыл глаза, размял пальцы. Обмен любезностями окончен, пришло время поговорить о деле. И надеяться, что за это дело его не прикажут вздернуть.
— Я говорил с Лофт.
— Я в курсе. Хорош бы я был, если бы не знал, кто и каким образом собирается предать меня в моем королевстве.
Надо же, какая осведомленность. А он-то полагал, что все сделал тайно. Толстого борова не стоит недооценивать.
— Я не собираюсь предавать вас.
— Хочешь сказать, не хотел бы до этого доводить?
Осведомленность и откровенность. Да, король. Именно так. Не хотел бы.
Его могут вздернуть на первом же суку за государственную измену. Прямо сейчас. Или просто дать кулаком по морде. Могут приказать отрубить голову мечом. А могут все-таки к нему прислушаться.
Король помолчал минуту, потом махнул рукой, хрюкнул и заложил ноги на подушки.
— Она и правда сумасшедшая?
— Она опасная, Ваше Величество. Но рассудительная. Более рассудительная, чем я предполагал. Нам нужно перемирие. И вам, и мне. И Иссиану, хоть и не настолько сильно.
— Под перемирием ты имеешь ввиду стать марионеткой, которую колдуны буду дергать за ниточки?
Да, Иерам, имею. Выбора у нас нет.
— Под перемирием я имею в виду перемирие. Отсутствие войны. Массовых казней и пожаров. Вашей отрубленной головы на главной площади. Да и моей тоже.
Король хмыкнул.
— А я уж начал бояться, не подменили ли тебя, раз ты вдруг воспылал любовью к колдунам. А это всего лишь страх за свою голову. И взамен у тебя, конечно же, ничего не попросили? Не попросили позволить магическим выродкам сесть нам на шею, не попросили закрыть лагеря и отменить учет и, полагаю, особенно сильно не попросили стоять в стороне, если великая освободительница решит освободить кого-нибудь из наших соседей.
— Вам так жалко Клемента и Яэнис?
— Мне не жалко Яэнис, а Клементу я и вовсе желаю потонуть в Рааде. Но мне не нравится перспектива оказаться со всех сторон окруженными Иссианом. Поскольку в этом случае мы просуществуем не дольше, чем вон то облако за окном.
— Все даже хуже, она потребовала беспрепятственный проход через наши земли. С условием никого не трогать.
— Обойдется, — сплюнул король. — Надеюсь, хоть этого ты ей не пообещал.
— Нет. Я сказал, что мы это обсудим.
— То есть все остальное ты ведьме гарантировал? От моего имени и имени всего Танаира?
Максимильен не ответил.
— Ты понимаешь, что хочешь сдать страну, Максимильен? Мы превратимся в вассальное государство Иссиана. Будем прыгать и плясать по мановению руки Императрицы, как Тибольд.
— Формально нет.
— Кого волнуют формальности? Хочешь, чтобы любой вшивый колдун пинком открывал дверь в королевский замок?
— Хочу, чтобы от этого замка хоть что-то осталось.
Король откинулся на подушках и вперил тяжелый взгляд в Максимильена.
— Как так получилось, де Лантор? Почему в Иссиане наследный принц никто и ничто, а в Танаире ты, обычный дворянчик, отобрал у меня мою страну?
— Я не отбирал ее у вас.
— О, разумеется, мы ее разделили. Король, делящий власть с кем-то без роду и племени. Да Клемент в Моноре хохочет надо мной. А теперь ты предлагаешь действительно ее отдать. Отдать ведьме. И мы оба с тобой станем собачками на привязи.
— Не отдать, мы заключим перемирие.
— Не бывает хороших перемирий с кем-то сильнее тебя. Таких перемирий, чтобы не плясать под дудку этого кого-то.
— А хороших войн с тем, кто сильнее?
Король потер глаза руками. Вытащил из-за пазухи флягу и залпом выпил. Протянул Максимильену, тот покачал головой. Иерам закрыл глаза и откинулся на подушках.
— Завтра утром мы въедем в Адланис. В город, который трясется от ужаса, ожидая, когда в него вступит южная армия. Город, который сравняют с землей, вздумай он сопротивляться. Который превратится в побоище и пепелище, кровь и смерть. Мы с тобой правим Танаиром, ты и я. Мы должны его защитить. Пусть наши люди станут кланяться каждому колдуну, но пусть останутся живы.
Король не открывал глаз.
— Будь проклят тот день, когда я взял тебя на службу, де Лантор. Но, как ни мерзко это признавать, на сей раз ты прав. Пей. Пей, это приказ твоего короля!
— Слушаюсь, Ваше Величество.
Максимильен влил в себя обжигающую жидкость, выпуская из пальцев рукоять спрятанного под полой кинжала. Переставая подсчитывать, сколько людей в его свите и сколько в королевской, сколько подкуплено и сколько нет. Выбросив из головы трогательную речь о предательски убитом на дороге разбойниками монархе. Король оказался благоразумен. Не пришлось доводить до того, до чего он доводить не хотел.
***
— Чтобы не доводить до того, до чего я доводить не хочу.
Сестра сидела, прикрыв глаза, с бокалом вина с одной руке и пером в другой, небрежно накинув на обнаженное тело халат. Что-то писала, будто случайно заслонив бумагу плечом.
— Северная война будет долгой. Долгой и кровавой. И бесполезной.