Я покачал головой и поднял глаза вверх. К углу дома была приставлена старая, но вполне функциональная лестница. Сияли звезды, стрекотали сверчки. Завтра вечером все решится. Завтра вечером, возможно, не станет ни нас, ни свободного Танаира. Но это ночь наша, только наша. И я не собираюсь разменивать ее на сон.
Я ловко вскарабкался по лестнице на крышу.
— Залезай! — девушка колебалась. — Да залезай же. Нельзя спать в такую ночь.
Сидори постояла несколько секунд и тоже полезла вверх. Я галантно протянул ей руку.
Город, которому не повезло встать на пути великой армии, лежал под нами. Прекрасный город витражных окон и храмов, бывшая столица Танаира. Слева, насколько хватало глаз, простиралась река, перерезанная шпилем башни Арамор. Башни, которая, без сомнения, войдет в историю. За рекой зеленел лес. Лес понятия не имел ни о каких армиях, ему было все равно.
Над городом, над лесом и рекой, над войной и страхом сияли звезды. Равнодушно и печально. Небо на востоке краснело. Занимался рассвет.
— Здесь так красиво, — тихо сказала Сидори. Я обнял ее за плечи.
Рассветало. Мы сидели, обнявшись. Я понял, что никто и никогда в жизни меня так не обнимал.
Людей внизу становилось все больше. Занимали свое место у прилавков лавочники, плелись на службу чиновники, медленно шел священник, перепоясанный рясой. Вдруг Адланис заволновался, появилась стража, оттеснившая горожан к обочине улицы. Раздались приветственные вопли. В город въезжал король Иерам.
Наверняка и папочка где-то там. Интересно, что он почувствует, когда он увидит меня живым? Обрадуется? Удивится? Или, скорее, и внимания не обратит?
Небо прочертил огненный всполох. Затем второй, третий. Красные точки проносились по небосводу и затухали в темноте.
— Смотри, — прошептал я. — Звезды падают. Может, на наш мир обрушился небесный огонь?
— Дикий Огонь, Эмиль. Есть легенда, что по небу летит Дикий Огонь. Беспощадный и жадный. Он ничего не хочет, он ни о чем не думает, он одержим лишь разрушением и смертью. Он летит и обращает миры в пыль и пепел. Безумцы и герои пытаются бороться с ним, но с ним невозможно бороться. Каждый, кто встает у него на пути, погибает. И в миг его смерти на небе зажигается звезда.
Я заглянул девушке в глаза. Дикий Огонь пожирает все вокруг, огонь ненависти и страха. Огонь бессмысленной, бесконечной войны. Огонь, подожженный много лет назад, я вижу его отсветы в глазах людей, в пламени костров, на которых корчатся чародеи. Его не потушить и не остановить. Не таким, как мы. От него можно только бежать.
— Сидори, давай уйдем. Уйдем отсюда прямо сейчас. Это не наша война. Она никогда не была нашей. Пусть короли и императоры воюют, пусть мир катится в пропасть, пусть жгут и вешают друг друга, а я так больше не хочу.
Я поцеловал чародейку. Осторожно. Нежно. Не так, как тогда, в амбаре.
Сидори отстранилась и грустно посмотрела на меня. Очень грустно.
— Прости, Эмиль. Я не могу. Пошли вниз.
Я осторожно спустился, подал чародейке руку. Повинуясь внезапному порыву, подхватил девушку на руки и занес в дом, положил на постель. Ты сбежишь. Сбежишь со мной, даже если для этого мне придется тащить тебя на себе.
— Сидори.
Я осторожно расшнуровывал ее рубашку.
— Сидори.
Жестом фокусника я извлек из-за пазухи флягу с вином, протянул девушке. Она улыбнулась, приложила ее к губам.
Я заглянул ей в глаза. Глаза, которые через несколько минут затуманит сон. Прости, колдунья, ты не оставила мне выбора. Я не позволю тебе погубить себя и меня.
План мой был прост, как гнутая подкова: найти в этом Светом забытом месте отца и явиться пред его очи. В то, что Максимильен де Лантор не пожелал присутствовать на переговорах, я не верил, а сам Максимильен де Лантор ни за что не поверит в какое-то глупое пророчество. И уж точно не поверит, что его героем могу стать я. Пусть план короля полетит к Шамору, пусть король и канцлер сцепятся прямо накануне важнейших переговоров, неважно. Главное, что папочка отправит нас с Сидори куда-нибудь в безопасное место, и на этом наша миссия закончится. Чародейка наверняка будет проклинать меня последними словами, когда очнется, но дело уже будет сделано.
Девушка посмотрела на меня в ответ. Вполне себе осмысленно. Очень грустно.
— Прости, Эмиль.
Голову пронзила острая боль, в глазах потемнело, и я рухнул на кровать.
***
Очнулся я в одиночестве. Спальня стала для меня тюрьмой: дверь заперта и, я подозревал, дополнительно запечатана магией, окна зарешечены. Связывать не стала, и на том спасибо.
Сидори застала меня старательно выводящим на стене угольком: «Максимильен де Лантор — свинья». Выглядела она усталой и, о чудо, виноватой.
— Свиньей же у тебя был Иерам.
— Иерам лишь по обличию. А отец в душе, что намного важнее! Ты, кстати, тоже свинья, Сидори. большая и жирная.
Девушка присела на стул, скрестила руки на груди и плотно сжала губы. Взглядом со мной она старалась не встречаться.
— Сказал человек, подливший снотворное мне в вино.
— Я пытался нас спасти, дурья ты башка! Что мы можем против Лофт? Почему ты так рвешься сложить голову в Араморе?
— Я не рвусь сложить голову. Ты так ничего и не понял?
— Представь себе, нет. Ты тащила меня сюда с упорством откопавшего трюфель кабана, проигнорировала кучу прекрасных возможностей удрать, заставила лезть через лес, а теперь я и вовсе пленник. Твой фанатизм в служении королю просто не знает границ.
— Я не служу королю. С чего мне служить тому, кто жжет моих братьев и сестер?
— Шириам считает, Лофт еще хуже.
— Шириам может считать все, что ей вздумается. Я не тащила тебя к королю, Эмиль. Я тащила тебя к Лофт.
— Но зачем?!
— Затем, что ты сын Максимильена, конечно же. В обмен на твою жизнь он сдаст Танаир без боя.
Я расхохотался.
— И это твой план? Шантажировать папочку? Сидори, он не мой отец. Он взял меня из дома призрения только потому, что ему нужно было выдавить из народа слезу умиления. Ему четырнадцать лет было на меня наплевать, а потом он и вовсе засадил меня в Сида Корале. Пили меня на кусочки, он и не взглянет в мою сторону.
— Тебе так кажется, Эмиль. Ты просто обиженный ребенок. Почему, думаешь, король использует тебя втайне от канцлера? Потому что твой отец не позволил бы втянуть тебя в эти игры.
— Мне не кажется. Вся твоя затея — чушь и самоубийство. Думаешь, при правлении Лофт станет лучше? Ты же видела, через что мы проезжали, Сидори. Те, кто вешает, ничем не лучше тех, кто сжигает. Ты же сама говорила держаться подальше и от тех, и от других.
— Я видела, Эмиль. Именно поэтому я хочу спасти тысячи жизней. Если Танаир сдастся без боя, скольких смертей мы избежим? Сколько солдат не погибнет на поле боя?
— Чтобы потом сгинуть в петле?