Я весь следующий день не выходил из комнаты, хотя меня перестали закрывать на засов по приказу графа Берната. По-прежнему мне приносили еду и топили камин, горничные зажигали свечи и услужливо интересовались, что ещё мне нужно. Я никого не хотел видеть и слышать, мне хотелось быть одному. За те три дня, что я уже провёл в башне, я и думать не думал, что не захочу покинуть её, когда представится такая возможность.
Я снова одетым валялся на кровати и думал.
Этот мир подбрасывал мне всё новое и новое дерьмо, по-другому я уже не мог ко всему относиться. С каждым разом эта зазеркальная действительность добивала и добивала меня, будто того, что уже есть было недостаточно. Так нет же, то одно, то другое…
Нет, любой на моём месте, наверное, радовался бы, обретя вдруг отца, которого никогда не знал. И этот отец не какой-нибудь там слесарь-алкаш с соседнего завода, а — граф. Самый настоящий. С титулом, с замком, с землями, со своим гербом и всем причитающимся, но… Кто там первым говорил о том, что всё, сказанное до слова «но», не имеет значения?
Я бы тоже, может быть, радовался, если бы этот мой отец объявился, когда я ещё пешком под стол ходил, и рос бы с ним бок о бок. Да, такого отца можно было любить, уважать, принимать, если бы знал его с ранних лет. Я же познакомился с этим опасным человеком до того, как узнал о своём родстве с ним. Он собирался убить меня, он внушил мне страх и недоверие, он отравил меня местным снотворным и держал в долгом одиночестве, решая, что делать со мной.
Он, как я его понял, не собирался помогать мне с возвращением домой. Я спросил его об этом прямо, напомнил о матери. А он сказал лишь: «Ты двадцать один год жил с ней одной, теперь будешь жить со мной…»
Я опешил от этих слов.
Он был несправедлив к моей матери. Она всю жизнь прожила одна, так и не вышла замуж, родила меня и воспитала, как могла. Может быть, она до сих и любила его, кто знает? А он?
Граф женился, у него двое взрослых детей, Агнес и Вираг, они оба младше меня. Так что отец женился уже после встречи с моей матерью, а сейчас, как я понял, уже несколько лет был вдовцом. Он нашёл моей матери замену, хотя что-то там говорил о любви. Она же осталась одна, будто по-прежнему хранила ему верность.
И это неправильно — бросить её одну там! Как он этого не понимает? Вроде бы толковый, здравомыслящий человек, граф, как-никак. Неужели он думает, что я смирюсь, забуду о матери и останусь тут? Чем он думает купить меня? Своим графским титулом? Замком? Своей комнатой в отдельной башне? Услужливыми служанками и почтительным обращением?
Мне всё это не надо! Просто помоги мне вернуться! И всё! Мне ничего больше не нужно. Оставь себе всё! Неужели тебе мало того, что имеешь? Ты разве плохо жил? У тебя двое детей и без меня — сын и дочь!
И они любят тебя! Я же вижу, как Агнес гордится своим происхождением, как смотрит свысока на всякого, она же сравнивает парней с ним, со своим отцом… Ему этого мало? Зачем ему сдался я? Я не представляю для этого мира никакой ценности. Я здесь чужой.
У тебя здесь семья, ты живёшь в окружении детей, у тебя война, какие-то дележи трона, заложники, сражения…
А она там одна… У неё только театр и… я… был…
Отпустите меня… Помогите мне…
Какой такой секрет я не знаю, чтобы вернуться домой? Почему вообще я оказался здесь? Один раз, войдя в зеркало, я попал в этот мир, второй раз — в Лоранд. Почему? От чего это зависит? Как мне вернуться домой?
Я до сих пор не знаю, где этот Малый Ортус! Я мог бы попробовать добраться до этого места и поискать в том склепе зеркало. Но я не знаю, что нужно сделать, чтобы войти в этом месте, а выйти именно дома, а не в Лоранде или в Нандоре, или ещё где-нибудь.
И отец-граф, похоже, не собирался мне помогать, он просто подождёт, когда этот мир сотрёт из моей памяти и мать, и всё остальное, что дорого мне. И я успокоюсь.
Уходя, он сказал мне, что теперь я волен делать, что хочу, что могу свободно передвигаться по Лоранду, что меня ждут за общим столом. Ну уж нет! Не дождёшься!
Я промаялся так ещё три дня, просидев теперь в добровольном заточении. Я слонялся из угла в угол, подолгу смотрел в окно, лежал, глядя в потолок из старых почерневших досок. Я думал, что мне делать в моей безвыходной ситуации.
Я пытался бороться с влиянием этого мира. Я вспоминал лица родных и знакомых, я перечислял имена и адреса, крутил в голове номера мобильных телефонов, пароли и логины сайтов, аккаунтов и электронной почты, я вспоминал сюжеты любимых фильмов и книг, заново проживал те пьесы, где играла свои роли моя мать. Под конец третьего дня я уже читал стихи по-русски и пел все песни, что могла предложить мне моя память.
Если бы кто-нибудь из местных в этот момент слушал меня, решил бы, что я сошёл с ума. Плевать!
Отец сказал, что всё это не происходит быстро, нужно время, долгое время. Может быть, я соображу что-нибудь, придумаю, как мне выбраться отсюда. Я же не дурак, как сказал про меня мой отец. Мозги — вот мой козырь в этом мире.
И я неожиданно сел на кровати.
Я не смогу помочь себе, если превращу сам себя в Робинзона Крузо на необитаемом острове. Весь этот бойкот — не выход. Я должен смириться, подчиниться отцу, стать любящим сыном. Ведь время уходит! Сколько ещё я буду помнить это всё? Неделю? Месяц? Полгода? Нет! Нет и нет! Это не выход!
Я пойду на уступку, он научит меня всему, как научил Вирага и Агнес. Они же ходят через зеркала, они умеют говорить друг с другом через зеркало. Кто их научил? Конечно же, отец! И меня он тоже научит.
А потом я сам сбегу отсюда! Я сумею, у меня всё получится. Я не дурак, и во мне кровь графа, кровь моего отца. Посмотрим, кто кого перехитрит.
Ты звал меня на ужин? Хорошо, дорогой папочка, я приду к вам на ужин. Сегодня — приду!
Но мне надо было привести себя в порядок и переодеться в чистое. Когда я появлюсь, они все — особенно Агнес — будут рассматривать меня и очень внимательно. Это хуже, чем новенький в классе, это — «новенький» в семье.
Я усмехнулся своим мыслям. Это да, я должен выглядеть не хуже их всех.
Служанка как раз растапливала у меня камин, и я попросил принести горячей воды. Недалёкая девушка хлопала глазами, не понимая меня, и я сказал, что хочу помыться. Этот вопрос решился быстро: мне внесли бронзовую ванну, натаскали в неё с кухни горячей воды, услужливые горничные даже предложили мне помощь. Я, конечно же, отказался, я не маленький, чтобы мне тёрли спинку.
Та быстрота, с которой выполнили мою просьбу, удивляла меня. Все они хотели угодить, называли меня «милордом» и боялись смотреть в глаза. Что это? Прелести графского происхождения или личный приказ моего властного отца выполнять мои прихоти?
Я остался один, слава Богу, и, раздеваясь перед тем, как залезть в воду, проверил карманы своего дублета. Жаль его, он столько дней служил мне в Нандоре, я уже привык к гербу барона Эрно — чёрному медведю на задних лапах. Но ничего, белый единорог не хуже, я к нему тоже привыкну…
Мать всегда говорила, чтобы я проверял карманы перед тем, как отдавать свои вещи в стирку, и я машинально вытаскивал всё, что там было: хвостик от съеденной пару дней назад груши, одна из этих мелких костяных пуговичек, оторвалась уже давно, а пришить возможности не было, и кусочек пергамента. Я развернул его, вглядываясь в буквы, и прочитал вслух:
— Малый Ортус…
Отбросил клочок мягкой кожи, вспоминая, как искал это место на картах ещё в Нандоре, сколько часов просидел в местной библиотеке — и без толку. Так ничего и не нашёл! Один только плюс, что Агнес так глупо попалась тогда…
И тут я замер. Что? Не может быть!
Я снова дотянулся до скомканного клочка тонкого пергамента и развернул его дрожащими пальцами. Точно, мне не показалось, я смог прочитать совершенно отчётливо каждую выведенную стариком-библиотекарем букву: «Малый Ортус…»
О, нет! Не может быть так быстро…
Я поднялся на ноги и через секунду был уже у стопки книг, взял первую попавшуюся и открыл где-то в середине. Глаза выхватывали знакомые буквы, они ещё пока не складывались в полноценные слова, но я мог уже читать некоторые слоги. О, Боже… Я скоро смогу читать это всё…
Сколько дней пройдёт? Ещё неделя или месяц? И я стану завсегдатаем местной библиотеки? Любой бы сказал: «Круто! Как же это здорово! И не надо учиться читать!» Сколько месяцев уходит в нашем мире у первоклашек из их семилетней жизни, чтобы освоить грамоту. Дай Бог, только после Нового года они начинают самостоятельно читать. А сколько надо старания и домашних заданий, зазубривания и терпения. Я же скоро начну читать местное письмо без каких-либо усилий со своей стороны.
А потом что? Потом я смогу и писать на этом языке?
Для меня это означало одно — я поднимаюсь на ещё одну ступень поглощения этим миром. Отец сказал, это долго, на всё это надо время…
Отец? Я назвал его отцом? Вот же чёрт!
Скоро я стану своим в доску, начну поминать Мировой Свет и радоваться всем обстоятельствам своей местной жизни…
У меня слишком мало времени. Граф сказал, что это долго, но долго было с ним, а, может быть, в моём случае всё будет гораздо быстрее. Кто знает? Я слишком быстро и без особых трудностей овладел разговорной речью, только послушал несколько реплик — и всё! И здесь… Сколько потребуется дней, чтобы я начал всё это читать и понимать?
Я захлопнул книгу и убрал её на место. Всё это неприятно удивило меня. Боюсь, скоро я пожалею, что так глупо терял эти дни, что бездействовал, позволяя этому зазеркальному миру пожирать моё «я». Я должен был что-то делать, а не валяться на кровати целыми днями напролёт.
Я долго мылся, пока вода не остыла, мне принесли большое полотенце и кусок мыла с цветочным неприторным ароматом. Представляю, сколько оно здесь стоит! За всё время здесь я не чувствовал себя таким чистым. В одном из сундуков я нашёл чистую рубашку и бриджи. Они даже не воняли плесенью и нафталином, не знаю, чем они тут перекладывают одежду, но от неё пахло какими-то цветами и травами.
Я переоделся во всё чистое и застёгивал пуговицы чёрного бархатного дублета с белым единорогом, когда пришёл слуга и принёс мне вычищенные сапоги. Ого!
— Милорд приказал проводить вас на ужин.
— Как он понял, что я куда-то собираюсь?
Но слуга только пожал плечами и не ответил. Это уже был немолодой человек, он смотрел на меня спокойно и задумчиво.
Мы спускались по винтовой лестнице в свете горящих факелов. Мой сопровождающий был молчалив и услужлив, перед уходом посоветовал накинуть плащ, потому что вечер был прохладным, а предстояло идти через весь двор. Я и сам понял это, когда оказался на улице, голова моя ещё была мокрая, и холодный воздух остудил меня разом. Пришлось набросить капюшон плаща, не хватало ещё мне здесь заболеть. Вряд ли в этом мире есть серьёзные лекарства, антибиотики, противовирусные и надёжные врачи, так что лучше подстраховаться.
В полумраке я не мог рассмотреть всего замка, но видел тёмные силуэты башен и крыш. Лоранд был больше Нандора, и людей здесь, стало быть, тоже больше. Я ещё успею познакомиться здесь со всем, я больше не собираюсь сидеть в четырёх стенах на верху своей башни, хватит уже. Я выбрался из своего добровольного заточения. «Ждите меня, новые родственнички…»
Они все уже были за столом. Горел камин и много свечей, было светло, служанки накрывали на стол, а граф и его дети о чём-то разговаривали негромко. Все, конечно же, замолчали, когда я вошёл, и рассматривали теперь долгими взглядами. Слуга, что привёл меня, терпеливо дожидался, пока я сниму плащ, перекинул его через руку и молча вышел.
Я нервничал, ловя на себе взгляды представителей своей новой семьи. Как меня воспримут детишки графа? Я — их старший брат, хочется им этого или нет. Представляю, как будет злиться Агнес. Она всё время смотрела сквозь меня, будто я стеклянный, а теперь ей придётся признать, что мы — родственники. Да и Вираг этот — не подарок. Интересно, он всё ещё хочет меня убить? Да плевать! Я не тупее их, а происхождением, оказывается, им почти не уступаю, так что… Прошу любить и жаловать!
Я не дождался приглашения и сам прошёл к столу, заговорил первым:
— Не знаю, как у вас, а у нас в Энионе в это время принято говорить «Добрый вечер». Так что, добрый вечер!
Граф Бернат молча улыбался, глядя на меня. Когда я заикнулся об Энионе, он только вскинул брови, и я догадался, что он ничего не рассказывал своим детям о том, откуда я взялся. О России, о моей матери, о своих путешествиях в моём мире. «Хорошо, папочка, я тебе подыграю… Я тоже ничего им не скажу до поры до времени…»
Первой опомнилась от некоторого замешательства Агнес, смерила меня нахмуренным взглядом и спросила отца:
— Он что, будет ужинать с нами? Я думала, это семейный ужин, зачем этот… из Нандора… да и наш герб у него… Отец, что это?
— Успокойся, Агнес, всё правильно. — Надо отдать должное графу, он не собирался держать всё в тайне, ну, хоть это не собирался. — Это — семейный ужин, а это — ваш старший брат, Арс из Эниона, а теперь будет Арс из Лоранда…
Повисла долгая напряжённая тишина. Я так и стоял у стола, наблюдая, как служанки расставляют тарелки и раскладывают хлеб.
— Это что, шутка? — опять Агнес, она была ошеломлена новостью и смотрела на меня незнакомым мне взглядом.
— Нет, это не шутка. Я встречался с его матерью до свадьбы на вашей матери, так что… — Граф Бернат, как часто это делал, пожал плечами. Я хорошо видел сейчас, как он улыбается чуть заметно. Видимо, ситуация сюрприза детям его забавляла. — Он будет носить мой герб и будет жить здесь, нравится вам это или нет.
Вираг молчал, потягивая разбавленное вино из кубка. Я ждал от него бурной реакции, всё-таки у него появился старший брат, но пока все эмоции ярко проявляла только Агнес. Может быть, потому, что она знала меня ещё по Нандору и знала как простого слугу барона Эрно.
— Нет, отец… — Она отрицательно вела подбородком. — А как же Энион, мать — актриса? Нет… Всё это не может быть правдой! Ты — и актриса? Глупости!
— Да, она была актрисой, хорошей актрисой… — И тут графа перебил громкий смех младшего сына. Граф удивился, да и я удивился. Вираг смеялся громко и даже облил свой дублет вином, а потом, успокоившись, сказал с улыбкой:
— А я-то думаю, с чего меня тянет на всяких акробаточек и танцовщиц? А это, видно, кровь требует! Я-то и так, и эдак, всё понять не могу, почему к циркачам потянуло? А тут, оказывается, есть в кого…
— Успокойся, Вираг, не увлекайся вином. Хорошо?
— Да я в него воды больше половины налил, там вина-то — всего ничего. Я не пьян, отец, поверь мне…
— Пусть так и будет.
— Актриса? — это опять Агнес, она слышала только своё. — В самом деле — актриса? Он что — бастард? Его мать была твоей любовницей? И сразу — брат? Да какой он брат? Отец, зачем это всё? Для чего?
— Держи себя в руках, Агнес! — Голос графа прозвучал серьёзно, и возражения милорд слушать не собирался. — Тебя никто не просит его любить. Тем более, я уже подбираю тебе жениха, на следующий год ты выйдешь замуж и уедешь отсюда в земли своего мужа. — Граф снова многозначительно пожал плечами. — Потерпи немного, дорогая.
— Замуж?! — Эта новость удивила Агнес ещё больше, она примолкла и отвела взгляд, нахмуриваясь. — Уже? Я пока не хотела бы замуж…
— От тебя это не зависит.
Я смотрел на Агнес сверху, прямо в её растерянное лицо. Служанки управились и ушли, в зале остались только граф и его законные дети. И я. Его незаконный сын.
— Садись! — Граф указал мне на стол, и я сел на ближайшее место, и слева и справа от меня осталось свободно. Мне не хотелось быть рядом ни с братом, ни с сестрой. Граф сидел во главе стола и всех хорошо видел. — Сегодня семейный ужин, ни слуг, ни оруженосцев, и ухаживать некому, каждый сам себе. Договорились?
В моём мире за мной за столом и так обычно никто не ухаживал, за завтраком или за ужином мама могла налить мне чаю или положить еду в тарелку, и то, если успевала вечером вернуться с репетиции, а утром — не опаздывала. Я вообще-то на этом не заморачивался, а в этом мире за аристократами ухаживали слуги, оруженосцы, пажи. Слуги помогали во всём: подать, принести, одеться, убраться, сопроводить и всё остальное. Оруженосцы обычно ухаживали за столом: нарезать мясо и хлеб, налить вина или воды, а ещё — следили за конём милорда, его оружием, сопровождали в походах и в сражениях. Пажи — будущие оруженосцы — выполняли мелкие поручения господина, помогали там, где не хватало под рукой оруженосцев. В этом мире служение господину воспринималось как норма.
Для меня же было незазорным самому себе почистить сапоги, постирать рубашку, помочь на конюшне или на псарне. В этом мире, пока я был слугой в Нандоре, я многому научился, а ещё рядом со мной был Эварт, и он никогда не гнушался помочь советом.
Что это я вдруг вспомнил о нём?
Здесь меня ждало будущее не слуги, а сына графа. Что только изменится с этим в моей жизни? Граф Бернат тоже приставит ко мне слуг, оруженосцев и пажей? К чему такая роскошь? Ничего этого мне не надо. Чем меньше людей будет виться около меня, тем лучше. Я никого не собираюсь посвящать в свои тайны и мысли, и надеюсь, что отец тоже не захочет этого. Зачем ему, чтобы кто-то знал, что я не от мира сего? Я ведь могу проболтаться, а этого он боится, очень боится.
Наверное, и здесь, в Лоранде, есть своя сеть свидетелей Мирового Света, не зря отец боялся за свою семью и собирался убить меня, я ведь проник в святая святых его «зеркальной» тайны.
Есть ли в этом мире хоть кто-то, кто не боится этих свидетелей? Их боятся все от слуг до графов. Я помнил, с каким замиранием в голосе говорил о них Эварт. Это какая-то местная инквизиция, и шутки с этими свидетелями лучше не шутить. Это точно.
Я задумался и неторопливо хлебал овощной суп, пока все остальные разговаривали. Я замер и поднял глаза, когда понял, что все вдруг примолкли и перестали есть. Оказывается, они смотрели все разом на меня одного.
— Что? — невольно вырвался у меня вопрос.
— Ты не слышал? — спросила Агнес, скривив губы.
— Про что?
Она усмехнулась и откинулась на спинку высокого стула, глядя на меня через чёрную изогнутую бровь с нескрываемым презрением. Да, отец прав, она меня не полюбит никогда.
— На улице что, дождь идёт?
— Почему? — я удивился. — Нет…
— У тебя голова сырая… — Я смотрел ей в глаза. И что тебе от меня надо, дорогая сестра? — А-а, — протянула она, — я поняла. Ты успел помыться до ужина, чтобы не пугать всех тут… будто со свинарника сбежал…
— Агнес! Какого мрака? — это не выдержал Вираг и звонко лязгнул о тарелку ножом, убирая его на столешницу, передёрнул плечами, красноречиво глядя на сестру.
Граф Бернат не вмешивался, просто со стороны наблюдал за всем. Неужели ему всё равно? Он что, такой равнодушный ко всему, что происходит? Я хорошо помнил его долгие паузы, какую-то отстранённость от всего, молчаливую задумчивость. Это его натура такая? Да и пошёл ты, я и сам могу позаботиться о себе.
— Да, Агнес, я помылся. И знаешь, мне понравилось. Горячая вода, мыло на травках, почти как дома…
Она выгнула губы капризно и добавила:
— Ещё бы щетину свою сбрил…
Я усмехнулся. Тут она была права. В своём мире я ещё не брился толком, щетина только-только начала пробиваться у меня на подбородке. Здесь же за то короткое время, что я провёл тут, я и сам заметил, что быстро начал зарастать. В Нандоре несколько раз меня брил местный цирюльник, так что…
Почему это происходило так, я не знал. Может быть, мой организм как-то подстраивался под этот мир? Я не только легко выучил здешний язык и скоро освою письменность, судя по всему, но и другое что-то во мне происходило, то, что я не чувствовал.
Я будто становился старше. Может, у меня ускорился метаболизм?
Я заметил, что в этом мире мне постоянно хотелось есть, я часто мёрз и раздражался на мелочи.
В первые дни я списывал это на смену обстановки, ну, как у спортсменов смена климата, и всё такое… Но со временем этой акклиматизации так и не произошло, я, конечно, старался держать себя под контролем, сдерживать раздражение в себе и следить за объёмом съеденного, старался больше налегать на фрукты и овощи. И сейчас тупо хлебал суп, когда остальные принялись за запечённый олений бок и другие блюда.
Ну и фиг с ним, с этим боком, я успею и его попробовать, когда доем этот суп из овощей, он, кстати, тоже ничего себе, но ни отец, ни Агнес с Вирагом супа этого наливать себе не стали. А зря. Повара тут хорошие.
— Завтра сходишь к нашему цирюльнику, и тебя побреют… — это негромко сказал граф Бернат и отвёл от меня глаза. Спросил Вирага: — Что там в Нандоре? Сильно переполошились после всего-то?
Вираг рассмеялся с чуть заметной хрипотцой в смехе, отец был прав, ему не стоило налегать на вино, даже разбавленное.
— Ну да! Это надо было видеть… С утра все проспались, а тут такая пропажа… Побег заложницы. Это тебе не шутка. Забегали все так, что даже не по себе стало. Всё на десять раз обыскали, и наши фургоны — особенно… Я так испугался, что… — Он вдруг сделал паузу и усмехнулся сухо, по-отцовски. — Что найдут его… Но обошлось. Место надёжное, хвала Мировому Свету…
— А его, — Агнес указала подбородком в мою сторону, — тоже потеряли?
— Я особо не заметил. Тебя искали всем Нандором, а про него — не слышал.
— Когда ты приехал? — я осмелился задать вопрос.
— Сегодня, после обеда уже…
Вот как? Поэтому отец и расспрашивает его обо всём, всё это время, пока я тут, Вирага тоже не было в Лоранде, ушёл он туда через зеркало в одну секунду, а возвращался почти неделю.