— Вы не можете убить меня… — я сказал то же самое, как тогда, в первую ночь, когда появился здесь, когда арбалетчик собирался застрелить меня. Тогда моя фраза вызвала недоумение, удивился и граф Бернат сейчас:
— Почему?
Я посмотрел ему в глаза. А что мне терять? Жизнь? Свободу? Может, тогда этот суровый человек объяснит мне хоть что-то…
— Я должен вернуться домой.
Мои слова прозвучали не совсем обычно, не просто, а каждое слово отдельно от другого: «Я. Должен. Вернуться. Домой».
Граф долго молчал, будто что-то понимал, а потом спросил, уточняя:
— В Энион?
— Нет… Домой…
Он опять долго молчал, и мы смотрели друг на друга. О чём думал сейчас этот граф, я не знал, но я думал о своём мире, вспоминал мать, пыльные улицы, кружащиеся в июльском зное клочки тополиного пуха, небо с россыпью знакомых звёзд, коридоры Универа, истёртые ступеньки лестниц и… свой глупый граффити-рисунок на бетонной стене недалеко от остановки троллейбуса.
Всё это будет и дальше. Только без меня. Глупо как-то и бессмысленно… Мой дом будет жить без меня и дальше… Мой мир будет жить… Все там будут жить… Там…
— Ты проник туда, куда не должен был… Это — тайна, секрет… Я не могу отпустить тебя… Зря ты ввязался в это… Там у вас праздник, музыка, акробаты и песни, лучше бы ты напился и спал сейчас пьяным сном, чем…
Я резко перебил его, громко и отрывисто:
— Как вы это делаете? Как вам это удаётся? Почему у меня не получилось? Почему я не смог?
Граф нахмурился, слушая меня, и я различил, как ногти его пальцев скребнули по поверхности стола.
— Разве? Ты же здесь!
— Я не хотел быть здесь, я хотел быть… — Я вовремя остановился, чтобы не сказать лишнего, а граф словно понял это:
— Где ты хотел быть? — Я молчал, не сводя с него взгляда. Он — не барон Эрно, и даже не граф Сандор, как я мог лгать ему? — Где ты хотел оказаться? Дома?
Я молчал. Я просто молчал. И граф снова спросил меня негромко и твёрдо:
— Скажи мне, парень, ты из свидетелей? Только они могут делать это… Они знают, как это делать…
Я отрицательно повёл подбородком, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, блин, даже в глазах защипало, как когда-то в детстве.
— Нет, я — не свидетель…
— А кто ты?
— Студент…
— Студент? — Граф Бернат удивился и усмехнулся, откидываясь на спинку кресла. — Врёшь! Только свидетели, да и то, даже среди них — единицы, магистры, старые, посвящённые, связанные клятвами по рукам и ногам… Нет… Ты слишком молод… Ты не можешь…
— Я — не свидетель, — повторяю ему упрямо.
— А кто? Откуда? Откуда ты взялся такой?
— Я из России… — Я не мог больше ходить вокруг да около, мне уже было всё равно. Наплевать! Подумаешь! Пусть ломает свою графскую голову… Надоело!
Граф Бернат долго молчал, обдумывая услышанное, а потом он спросил меня о том, отчего я лишился дара речи:
— Москва? Санкт-Петербург?
Я сухо сглотнул и потянулся за кубком с водичкой. У меня, точно, сейчас поедет крыша. Точно — поедет… Это что, сущее издевательство?
— Что? — Голос мой больше походил на сип. — Нет… Благовещенск…
В Москве я никогда не был, как и в Питере — тоже. О чём мы говорим? Мы что, и правда об этом говорим?
— Благовещенск? Это где? — спросил граф так буднично, будто между прочим, словно мы сидим с ним в вагоне поезда дальнего следования и просто болтаем о том о сём, а не в другом каком-то мире зазеркалья.
Я откашлялся, комок в горле не давал мне говорить.
— Россия большая, это где-то в другой стороне от Москвы… Дальний Восток…
— А-а… — протянул граф, — никогда там не был…
— А где — был?
Он усмехнулся, понимая, что я поймал его и, помолчав, продолжил спокойным тоном:
— В Москве и в Санкт-Петербурге, слышал, что это ваши жемчужины… Красивые города…
— У нас много таких жемчужин… — Я смотрел ему в лицо и думал: «Ну, может быть, Благовещенск и не одна из них, но всё же…» Он был в России… Был… Я — не один такой. Конечно, это можно было предположить, если я попал сюда, то может получиться и так, что кто-то попал отсюда туда, к нам… Значит, этот механизм работает. Это только у меня не получилось, я почему-то оказался здесь, в Лоранде, а не дома.
Что для этого нужно? Ведь как-то этот граф ходил туда-сюда. В чём секрет?
— Это было давно… очень давно… Лет двадцать назад… Я уже начал забывать, как это… Помнится эта ваша Москва, как сон… Будто и не было вовсе… — он говорил задумчиво, смотрел мимо меня, и на лице его играли яркие отблески огня из камина. Да, сидим тут, как старые приятели, прошлое, вот, вспоминаем…
— Верните меня обратно… — Он резко перевёл взгляд своих чёрных глаз, будто я сказал что-то дурное. — Что вам стоит? Я здесь чужой! Пожалуйста… Отправьте меня домой…
— Никто не должен знать об этом. Это очень серьёзно и опасно. Ты вернёшься, а что потом? Потом сюда хлынут ваши люди? Как вы там называете своих этих умников? Учёные? С какими-нибудь механизмами, аппаратами… техникой… — Видно было, каких усилий стоило ему это воспоминание сложных чужих слов и понятий. Он удивил меня. Он, оказывается, не просто гулял по Москве и любовался красотами Питера, он знал, чем живёт наш мир, и что он ценит. И это пугало его…
— Нет! Я никому не расскажу об этом! Да и кто мне поверит? Меня скорее запрут в психушке, чем поверят на слово…
— Они не поверят, но найдётся кто-то один, кто поверит и проявит любопытство… Это у нас такое большое зеркало — редкость, их тут несколько штук не найдёшь, а у вас, — он сделал многозначительную паузу и очень выразительно посмотрел мне в глаза, — у вас такие зеркала у каждого в прихожей, их продают в хозяйственных магазинах и… — Усмехнулся. — Думаешь, я не знаю? Представь, если даже один из тысячи поверит, и все эти любопытные пойдут сюда? Что станет с нашим миром?
— Я никому ничего не скажу.
Граф Бернат усмехнулся и передёрнул плечами.
— Как ты вообще оказался здесь? Как это получилось? Ты не связан с нашим миром! Это не может быть случайностью! Эх, парень, зачем ты вообще в это влез? Зачем тебе далась моя дочь? Зачем ты начал следить за ней? Да, ты оказался тут, надо было смириться и просто жить, ты прожил бы здесь свою жизнь, женился бы, нарожал детей и забыл бы, кто ты и откуда…
— Забыл?! — я перебил его. — Легко у вас всё получается… — Меня злили его слова. Как это забыл? Перечеркнуть всю жизнь? Всё, что там осталось — просто нафиг?!
— Ну да! — Граф наклонился ко мне и говорил теперь прямо в лицо. — Ты был бы жив…
— Нет! Вы не правы! Вы так боитесь за свой мир, боитесь учёных, технологий, а сами были у нас, и не раз, я думаю! Эти зеркала… — Я быстро наклонился и выдернул из сапога завёрнутое в тряпку зеркальце «Таганрог», развернул его и плоскостью бросил на столешницу перед графом. — Вы используете из нашего мира то, что вам надо, и ничего! Не боитесь? — Я дёрнул головой за спину туда, где стояло большое зеркало. — Вы и его, наверное, от нас сюда притащили?
Граф ничего не ответил, он смотрел на этот дурацкий «Таганрог». Я вспомнил слова графских детей о том, что это зеркальце дорого их отцу. И сейчас я видел, с какой улыбкой граф глядел на него, с неверием в факт, что к нему вернулось то, что, он думал, потеряно навсегда.
— Вы что, в Таганроге тоже были?
Граф нахмурился на мои слова, а потом понял, о чём я, и ответил:
— Нет… Его подарили мне в вашем мире… Это — подарок на память…
Мы молчали. Потом граф спросил меня:
— Это ты забрал? Агнес не нашла его…
— Я слышал, как она разговаривала с вами о побеге…
— Вот глупая…
— Она не знала, что я рядом… Это получилось случайно.
Граф убрал «Таганрог» в сторону и посмотрел на меня с еле приметной улыбкой грусти.
— Мне очень жаль, что с тобой так получилось, не знаю, много ли вас таких из вашего мира здесь побывало, да и знать не хочу! Пусть этим свидетели занимаются. Но ты не должен возвращаться, ты либо останешься здесь, либо умрёшь… Скорее — второе, потому что живым ты мне тоже не нужен, ты опасен для меня и моей семьи. Если ты попадёшь в руки свидетелей и выложишь им всё обо мне, то… — Я перебил его резко:
— Зачем мне это?
— Они узнают, они умеют получать сведения из любого, поверь мне. Если ты вызовешь у них подозрение, они займутся тобой вплотную…
«Уже вызвал…» — подумал я. А граф продолжил:
— Они ещё не допрашивали тебя? Кто-нибудь из них интересовался тобой? У тебя что-нибудь спрашивали? Мог ли ты заинтересовать их?
— Чем? — Я понимал, к чему он клонит, и вся эта ситуация злила меня. Да, знал бы, где упасть, я бы себе соломки настелил, но, видно, не судьба…
— Чем-чем… — передразнил меня граф Бернат. — Одеждой, например, поведением своим, странными словами, может, что-то принёс с собой оттуда, я же не знаю! Смотря ещё, к кому ты попал сразу, когда оказался здесь, если бы в руки свидетелей, мы бы с тобой тут сейчас не разговаривали…
Я сморгнул устало и ответил:
— В руки солдат барона Эрно…
— Солдат? Ну, солдаты умом обычно не блещут, они могли вообще-то и не обратить внимания… — Граф нахмурился. — А как ты вышел? Почему — солдаты? Где ты нашёл зеркало у барона Эрно?
— Я столкнулся с ними потом… Меня переодели в ваше… Они поверили, что я — студент… Приняли меня за вашего лазутчика…
Даже не знаю, почему я не стал говорить ему про склеп и Малый Ортус, про свои подозрения и мысли о том, что там, в склепе старого кладбища, есть зеркало, скорее всего, тайное, о существовании которого никто здесь не знает. Почему не сказал? Не знаю… Не сказать бы, что этот граф вызывал у меня доверие, но я всё время помнил о его желании убить меня. Как бы жаль, по его словам, ему ни было.
Граф словно прочитал мои мысли:
— Где ты вышел? В каком месте?
Я мстительно сощурился. Ага, сейчас. Тоже будете меня пытать, как ваши свидетели?
— А какая разница? Вы всё равно меня убьёте…
Он помолчал и улыбнулся мне, согласно кивая.
— Убью… Но ты мне нравишься… Я думаю, это тебя несколько утешит… Мне жаль, очень жаль…
Я резко перебил его, повысив голос, и меня понесло:
— Засуньте свою жалость, сами знаете, куда! Мне от неё ни тепло-ни холодно. Заладили: «жаль-жаль…» Да пошли вы… Мне эта жалость ваша, как собаке пятая нога… А если бы вы застряли в нашем мире и не могли бы выбраться? А какой-нибудь умник заявлял бы, как вы сейчас: «Извини, приятель, дорогу домой мы тебе не покажем, мы тебя просто грохнем…» Нормально, да? Хорошо вы здесь устроились! Сами ходите туда-сюда, таскаете от нас то, что вам нужно… Удобно! А может быть, стоило бы хоть раз взять и помочь выходцу из того мира, которым вы пользуетесь?
Я поднялся с кресла и выговаривал этому графу с высоты своего роста и невольно поражался его спокойствию.
— Сядь… — приказал он мне, когда мой поток возмущений иссяк сам собой.
— У вас же тоже здесь есть свидетели? Как вы собираетесь меня убивать? Казните, как лазутчика из Нандора? Тогда я успею сказать этим монахам, что пришёл сюда через зеркало, как и ваша дочь…
— Ты мне угрожаешь, что ли? Мальчик? — он перебил меня со спокойной улыбкой и неторопливо так вытащил и положил на стол перед собой кинжал, а я и забыл, что все аристократы у них обычно ходят с оружием, как наши морские офицеры при параде с кортиками. Вспомнился сынок этого графа, циркач Вираг, если он так ловко с кинжалами управлялся, то и отец его, наверное, тоже любитель кинжальчики покидать. Я только дёрнусь, он меня догонит, даже с места не вставая. И ничего никому объяснять не будет. Размечтался я тоже свидетелей этих привлечь, да граф до этого всё даже не доведёт…
Я медленно сел обратно в неудобное деревянное кресло. Что мне делать? Ни уговоры, ни угрозы, ни попытки достучаться до здравого смысла на этого человека не действовали.
— Сел? Ну и молодец!
Снова мне улыбается, а глаза всё такие же холодные, чёрные, опасные. С этим человеком игру не затеешь и врать ему бесполезно. И нашему графу Сандору его ни за что не победить. Кто его знает, что он успел натаскать из нашего мира? Может, у него в подвале целый арсенал с гранатами, автоматами и ещё чёрт знает чем… А у меня ничего. Я в этом мире гол, как сокол.
— Как ты оказался здесь? Где ты вышел? В каком месте? — Он не пускал в ход свой кинжал, потому что ещё не всё узнал у меня.
— Так я и выложил вам всё на блюдечке с голубой каёмочкой… Не дождётесь! — Я хмуро смотрел исподлобья на этого графа, а краем глаза всё видел поблескивающее лезвие узкого опасного кинжала. — Я вам всё расскажу, а в приступе благодарности вы мне горло перережете?
Граф поморщился брезгливо и ответил:
— От такого слишком много крови, есть масса менее грязных способов убить человека…
Я посмотрел на стеклянный кубок с водой, начиная медленно что-то понимать.
— Там — яд?
— Ну почему сразу яд?
— Только от яда крови не бывает… — я говорил, а сам чувствовал, как холодеет в груди от подступающего ужаса. Нет! Не может быть! Только не так и не здесь… Я хочу домой…
— В нашем мире нет быстродействующих ядов…
Меня злил его спокойный тон и негромкий голос, меня бесило непроницаемое выражение его лица, его уверенная улыбка. Он так спокойно говорил о моей смерти!
— А что же вы из нашего не принесли? Какой-нибудь цианид…
Граф усмехнулся и пожал плечами.
— Яд используют женщины и трусы… Зачем мне яд? Хватит простого снотворного, его у нас делать умеют. Вот ты сейчас заснёшь, и делай с тобой потом, что хочешь… А утром найдут во рву бедолагу-утопленника, посудачат, кто такой, и забудут… А ты говоришь, яд, горло перерезать… — Снова пожал плечами.
Я почувствовал, как у меня сама собой отвисла челюсть.
Нет! Это не может быть правдой, всё, что он говорит — это не обо мне! Всё это просто сон, дикий кошмар… А может, так оно и надо… Ведь во снах всегда так. Как только опасность какая снится, сразу просыпаешься. Может, и я сейчас умру здесь, а проснусь там, дома? Я же не знаю, как тут всё работает…
В голове лихорадочно бежали разные мысли, вся моя жизнь начала вдруг мелькать перед глазами. Кому что обещал, что не доделал, в буфете пять рублей до сих пор должен, книги в библиотеку не сдал, матери обещал порядок в своей комнате навести, себе обещал, что ту девочку ещё раз в тралике увижу и обязательно подойду познакомиться и номер мобильника взять, да и много всего… Я же ещё нигде в сущности не был, ничего толком не видел!
— Не надо, пожалуйста, не убивайте меня… — А сам каким-то дальним сознанием: «Всё перепробовал, на жалость только не давил… Ну, давай, Сеня, ещё так попробуй…» — Я просто хочу домой… Вы же не знаете… Вы ничего обо мне не знаете… Я на третьем курсе учусь… Меня не Арс, меня Арсений зовут… Арсений Урусов… Я один у матери… У неё никого, кроме меня, больше нет… Дед и тот пять лет назад умер… Она одна останется… Её Ольгой зовут… Она не сможет одна, без меня… Что ж вы все за люди здесь такие? Совести у вас нет… Не надо… Не убивайте меня… — Я чувствовал, что, чем больше говорил, тем больше мой язык меня не слушался, нёс всякую околесицу и всё больше заплетался.
Какая этому графу, казалось бы, разница, как зовут мою мать, как меня самого зовут? А я говорил, говорил и проваливался в туман полузабытья.
Точно! Пока он наливал мне воды, он что-то подсыпал туда, может, яд, а может, то самое снотворное. А я ещё подумал тогда, какой странный вкус у этой воды, мятой будто пахнет…
Я засну сейчас, а он убьёт меня, спящего. Я видел взгляд графа Берната, его нахмуренное озадаченное лицо. Я уже не мог сидеть, не мог чугунную голову держать, она так и валилась вперёд. Мне знакомо это, бывало на первых парах, в понедельник особенно. И я упал вперёд на стол на скрещенные руки, вырубаясь.
В последний момент помню только, что граф поднял мою голову под подбородок и спросил твёрдо:
— Как, сказал, твою мать зовут? Ольга Урусова? Ольга?
Я не понимаю, чего ему от меня надо. Всё сознание заволокло туманом подступившего сна. Я ничего не могу ответить ему, да и не хочу отвечать.