"С какого вокзала летишь?"
"С Савеловского".
"Ни пера, ни пуха!.. Прилетишь - позвонишь, слышь?"
"Ага, по междупланетке. Достать бы вот где жетон. Бежим мы к собачьей метке, и с нами, конечно, он... "
"Он с вами, и слава Богу! Собачьему Богу молись!"
"В дорогу! Пора в дорогу! На Марсе другая жизнь. Там, говорят, рай для собак, там море костей и кошек. Болонка сказала, что я не слабак и с марсианский кожей. Болонка сказала, кусая бок, когда я с ней вел шуры-муры: "Когда прилетим, Собачий Бог выдаст всем новые шкуры... Порцию мяса, бутыль вина, почешет всех за ушами... Да, и еще..."
"Чтоб я сдох!"
"Еще... Вот, она... Но это лишь между нами..."
* * *
"Я - Вонючка".
* * *
"Когда мне бывает плохо, я вою, обыкновенно на Луну. Или на Марс, если таковой имеется на небосводе.
Почему-то по ночам я часто чешусь.
На мне:
- грязные, четвертой свежести, замусоленные спортивные штаны;
- нестиранные, не новые, дырявые на пальцах и пятках, с оригинальным запахом носки;
(я люблю старые поношенные, но чистые и аккуратные вещи)
- летом, по пояс, голое;
- осенью, зимой, весной - все закрытое, кроме головы.
"Бедный Вонючка!" - думаю я, обгладывая кость с признаками мяса, и сглатываю невольную слюну.
И, вообще, он появлялся довольно редко, тот, кто бросал кость.
Но всегда в нужный момент. Особенно часто его видели на помойках, возле рынков и вокзалов. Его имя... Не знаю или не помню. Он добрый, и руки у него хоть и сильные, но теплые. Его все узнают и знают. Даже вы, те, кто перечитывает меня, потому что я - раскрытая книжка Вонючки.
Я бы устроил настоящие шикарные собачьи проводы, мне необходимо только хорошенько скончаться. Пример:
Околевающий, лежал на полке он
Собачьего неласкового морга.
Нет, не от жадности скончался он,
Не от руки какого-нибудь доктора.
Он просто так из жизни вышел вон,
Прихлопнув дверью напоследок свой огрызок,
Который он именовал хвостом...
(Не в рифму, зато хлестко замечено).
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ВОНЮЧКЕ.
Портрет в черной раме. Глубокие, тоскливые, все знавшие об этой жизни глаза. С приоткрытой нижней челюсти струится благородная слюна. Кости, кости, кости.
Может, вам это покажется глупым и не стоящем внимания, но мне его искренне жаль. Он был хороший товарищ, да, Вонючка?
Бегаю я по улицам с высунутым языком, дышу как паровоз, заливаю жар из лужи, - а с какого рожна и зачем? Но зато глаза выпученные, и появляется смысл существования - бегать в поисках. Вонючка не бегал. Вонючка был философ. Заброшенный интеллигент, обросший шерстью грязной, и с мордой нагло-безобразной, и отрешенною от всех. Эх, если бы жизнь была звездочкой, и никому не нужен был бы до изжоги тот, кто вовремя бросает кость, и мы бы летели, легко оторвавшись от земли и не задумываясь о вечном, и никому не нужно было бы бежать, спасать свою старую облезлую шкуру... И уезжать на Марс.
Вслед за той Болонкой, которую я никогда не полюблю, хоть и жду от нее чего-то...
С голубыми глазами.
Вонючка".
"До отправления экспресса "Земля-Марс" осталось десять с половиной минут".
Мы сидели с Вонючкой напротив "Шаттла", что на юго-западе марсополиса. Мы сидели за пластиковым столиком, пили водку из пластиковых стаканов, закусы-вали пластиковой пиццей и прощались с пластиковым городом...
Вонючка был радостно оживлен, но хмур внутри. Я вообще-то давно привык к его двойному облику. Но шизофренией здесь не пахло. Просто он прожил слишком длинную, не совсем приятную жизнь. Теперь он мечтал о новой жизни и новой шкуре. Прощай, Вонючка. До смерти... До Марса!..
* * *
"Помнишь, как мы летели с тобой в каком-то стеклянном шаре. Ты была моей женой, и я никак не мог узнать тебя. Твое лицо мне было незнакомо, а ты все твердила, что ты - это ты. Но холодно так глядела, как будто глядел другой изнутри тебя. Мы плавали в невесомости, цепляясь за гладкие стены, как мухи в какой-то банке, и Марс огромный кроваво смотрел на нас. И близился, близился, притягивал взглядом. И тихо было, и жутко, и ты была напряжена, что, казалось, сейчас закричишь, и голова твоя взорвется... Но мы молча плыли по Океану Космоса, не имея понятия, куда и зачем плывем. И только наш ребенок, будущее Марса, сидел в своем огромном зародышевом яйце... И что-то тебя напугало, наверное, мои глаза, ты бросилась на меня с ненавистью, я отпрянул и чуть не раздавил наше яйцо. И ухнуло сердце в пятки, и стало на миг безысходно, и чувство будущей муки сковало мое лицо. Я окаменел на минуту, ты стала похожа на ведьму, и Марс смеялся над нами. Зловеще смеялся он.
И мы полетели дальше в стеклянном небесном шаре, но крепкая нить между нами навеки оборвалась. Я ощутил пустоту. Я ощутил Ад..."
Тебя искушали всеми чудесами напропалую, ты верила в них и не могла отринуть, но если я тебя поцелую - тебе в сотню раз лучше сдохнуть, сгинуть. В счастье неизмеримом, в слове неповторимом, в паузе откровенной, в почести суверенной
* * *
Марсианская реклама (специально для Вонючки):
"А КТО ЭТО ТАМ СИДИТ ТАКОЙ СЛАВНЕНЬКИЙ ТАКОЙ УПИТАННЫЙ С ТАКОЙ УЛЫБАЮЩЕЙСЯ МОРДОЧКОЙ В ТАКОЙ НОВЕНЬКОЙ ШЕЛКОВОЙ ШКУРОЧКЕ ТАК ЭТО НАШ ПРЕМИЛЕНЬКИЙ ПРЕСЛАДЕНЬКИЙ ПРЕУМНЕНЬКИЙ ПРЕХОРОШЕНЬКИЙ ПАХУЧКА".
"Ешьте спелые марсаулы,