— Скажи, кого необходимо поставить в известность?
Тут наконец я среагировал верно. Я потянулся за списком из четырех фамилий, который отец оставил мне перед отъездом. Инспектор положил его в карман.
— Мы доверим это службе социальной помощи.
Затем он подошел ко мне, глядя как побитая собака, и тут я понял, что он собирается спросить что-нибудь эдакое.
— У меня к вам есть деликатная просьба: нужно, чтобы вы опознали тело.
Это сработало как сигнал тревоги. Я завопил, словно кто-то включил сигнализацию. Полицейские суетились вокруг меня, словно отыскивая выключатель. Вот только, к несчастью, выключателем был я, и я никак не мог остановиться.
Мсье Ибрагим был бесподобен. Заслышав мои крики, он поднялся в квартиру, в одно мгновение оценил ситуацию и сказал, что сам отправится в Марсель, чтобы опознать тело. Сначала полицейские сомневались: уж слишком он был похож на араба, но тут я снова завопил, и они согласились на его предложение.
После похорон я спросил у мсье Ибрагима:
— Когда вам все стало ясно про моего отца?
— С тех пор, как мы съездили в Кабур. Но знаешь, Момо, ты не должен сердиться на отца
— Вот как? Почему же? Отец отравляет мне жизнь, затем бросает меня на произвол судьбы и кончает с собой, — вот он, священный капитал доверия на всю жизнь. А плюс ко всему я еще и не должен на него сердиться?
— У твоего отца не было перед глазами никакого примера. Он очень рано потерял родителей, потому что их увезли нацисты и они погибли в концлагере. Твой отец был поражен тем, что ему удалось избежать подобной участи. Может, он винил себя в том, что остался жив. Он ведь не просто так бросился под поезд.
— Да ну? И почему же?
— Поезд увез его родителей навстречу смерти. Возможно, и он всю жизнь искал свой поезд… Если у него и не было сил жить, то это не из-за тебя, Момо, а из-за всего того, что было или не было давно, еще до твоего рождения.
Затем мсье Ибрагим сунул мне в карман несколько банкнот:
— На, отправляйся на Райскую улицу. Девицы, должно быть, недоумевают, отчего ты забросил свою книгу…
Я решил все изменить в квартире на Голубой улице. Мсье Ибрагим снабдил меня краской и кистями. Он также давал мне советы, как сбить с толку инспекторшу из социальной службы, чтобы выиграть время.
Как-то днем — я как раз распахнул все окна, чтобы выветрить запах акриловой краски, — в квартиру зашла женщина. Не знаю как, но по ее смущению, замешательству, по тому, как она не решалась пройти под стремянкой, как переступала через пятна краски на полу, я сразу понял, кто она.
Я притворился, будто полностью поглощен малярными работами.
Наконец она робко откашлялась.
Я напустил на себя удивленный вид:
— Вы кого-то ищете?
— Мне нужен Моисей, — произнесла моя мать.
Странно, ей с трудом удалось выговорить это имя, оно словно застревало в ее горле.
Я позволил себе немного поиздеваться над ней:
— А вы кто?
— Я его мать.
Бедная женщина, мне ее жаль. Она в ужасном состоянии. Она, должно быть, с трудом пересилила себя, чтобы решиться приехать сюда. Она напряженно меня разглядывает, пытаясь что-то разгадать в чертах моего лица. Ей страшно, очень страшно.
— А ты кто?
— Я?
Мне хочется позабавиться. Понятия не имею, как следует вести себя в подобных обстоятельствах, тем более что мы тринадцать лет как расстались.
— Меня зовут Момо.
Ее лицо словно покрывается трещинками. А я с ухмылкой добавляю:
— Это уменьшительное от Мохаммеда.
Она становится бледнее моих белил.
— Вот как? Ты не Моисей?
— Нет-нет, не путайте, мадам. Я — Мохаммед.
Она судорожно сглотнула. В глубине души она не так уж недовольна.
— Но разве не здесь живет мальчик по имени Моисей?
Мне хочется ответить: «Не знаю, ведь это вы его мать, кому, как не вам, это должно быть известно». Но в последнюю секунду я сдерживаюсь, потому что несчастная женщина явно с трудом держится на ногах. Вместо этого я придумываю славную отмазку:
— А Моисей уехал, мадам. Ему надоело торчать здесь. У него об этом месте не лучшие воспоминания.
— Вот как?
Надо же, я не знаю, верит ли мне она. По всей видимости, мне не удалось до конца убедить ее. В конце концов, может она не так глупа.
— А когда он вернется?
— Не знаю. Уезжая, он сказал мне, что хочет разыскать своего брата.
— Брата?
— Ага, у Моисея же есть брат.
— Вот как?
Вид у нее совершенно ошеломленный.