Тени деревьев глухо шептались и вились под ногами, норовя запутать, сбить с пути. Одним взмахом руки успокоил он недовольных духов леса и прошептал благодарность защищающим предкам. Их длань, он чувствовал, простёрлась над ним, принося удачу и сопутствуя во всех делах, как и сегодня.
Долго он продирался сквозь бурелом, но вышел к полуночи на поляну, залитую бледным лунным светом. Большой трухлявый пень возвышался ровно посредине, как трон лешего, хозяина сих заповедных мест около Сервуги. По бокам от него трава была вытоптана по кругу, как плясал кто-то в пьяном угаре во славу лесного владыки, восседающего над миром в царском величии своём. Однако, в эту ночь не было ни танцев, ни веселья, да и глава лесной братии занимался важными делами вдалеке от этого места.
Таинственный гость, тем временем, достал нож из-за пояса, глубоко воткнул в податливую древесину и завёл речитатив.
На море, на окияне, на острове Буяне
Стоит пень трухлявый на поляне
Луна светит, месяц рогами метит
— Костя.
Рыжая девушка выскользнула из темноты и остановилась на границе света и тени.
— Катенька, — он нахмурился. — Зачем ты пришла? Опасно это.
— Костя, соскучилась я, мочи нет.
Девушка бросилась ему на могучую шею и начала быстро покрывать поцелуями каждый открытый участок кожи.
— Любый мой, ненаглядный. Свет мой.
— Катя, подожди. Прими свой истинный облик, не люблю я так. Знаешь ведь.
Тонкая фигурка отстранилась и поплыла, истончилась, побледнела, словно бы полупрозрачной стала. Волосы посветлели и, утратив рыжий оттенок, бледно-розовым потоком стекли до самой земли, глаза выцвели до еле заметной голубизны, как летнее небо в жаркий июль.
— Не люблю я этот образ, Костя. Как неживая я в нём. Хоть я и есть неживая, — горько усмехнулась Катенька.
— Для меня ты самая красивая и живая. Только ради тебя моё сердце бьётся.
— Так пускай за двоих оно бьётся.
Обнял Костя свою Катеньку и крепко прижал к груди.
— Будем за двоих биться. И я и моё сердце. Скоро уже, милая моя. Альфа наш стар и немощен, только я и Виктор ему соперники.
— Осторожнее, хороший мой, — прошептала девушка.
— Буду ходить на мягких лапах, так что опасность мимо пройдёт. Чую её нюхом звериным. Но и ты, свет мой, не робей. Уговор наш помнишь?
— Я сделаю всё, что потребуется.
Локоны Кати потемнели до багряного, а в глазах замелькали красные огоньки. Вспыхивали и гасли, как искры от костра.
— Так что случилось у тебя, любимая моя? Вижу, что встревожена ты?
— Не знаю. Что-то происходит странное. Три новых сестры-русалки у нас появились. То одна за сто лет, а тут сразу трое.
— Чудные дела.
— А ещё Настенька не такая. Ходит и думу думает постоянно. Что ни спрошу — на меня огрызается. Боюсь я, что помешают они планам нашим.
Костя крепко обнял девушку и закопался руками в пушистые пряди.
Три года назад они встретились во время Русальей недели и с первого взгляда полюбили друг друга. С той поры и повелось, что каждое новолуние, когда сила русалочья на спаде была, ждал Костя Катеньку, а та сбегала от подруг втихую. Ведь узнают и запретят сразу же. Как же это с врагом встречаться да любиться.
Испокон веков известно ведь, что идёт война меж русалками и оборотнями. Сначала лес не могли поделить: перевёртыши ярились, что утопленницы добычу пугают, из-за них крестьяне в дубраву не захаживают. А в деревне не поохотишься — везде кольев понатыкано, да ям понарыто, а спят все за оградами высокими и запорами крепкими.
Потом и за пруд спор пошёл. Приходили пить перевёртыши, да нарочно воду мутили, ил со дна поднимали. А русалки хвать их за холку и в царство своё утягивали. Когда два щенка так погибло, то заключили хрупкое перемирие и разделили владения. Хорошо хоть тихая Катенька поспособствовала и утихомирила гневливых сестер своих, Настю и Марусю. Жалко ей стало детей махоньких, не виноватые они ни в чём были, кроме как игр дурных по наущению взрослых.
Промежевали территории честь по чести. Но так уж случилось, что пруд и часть леса, что водяницам достались, оказались в черте будущего города. Постепенно люди деревья изничтожили, асфальт положили, железом град свой обнесли. А пруд иссох сам по себе и назывался теперь "Сухим".
Недовольны русалки, но договор нарушать нельзя. Был им путь заказан в дубраву, что перевёртышам отошла.
А оборотни в город не могли войти, кроме как по договору с людьми. Основали перевёртыши в лесу своё поселение под прикрытием староверов, которое со временем стало центром притяжения для практикующих йогу, цигун и разные просветления. Положено там было, чтоб мужики шастали в штанах, верёвочкой подвязанных, а женщины все в юбках длинных, чтоб подол до полу доставал. А в этом году и новая мода пошла — без трусов расхаживать, чтоб потоки астральные лишней тканью не блокировать.
А самых продвинутых отправляли в нирвану, так сарай за поселением назывался. И там в обрядовом кругу давали им новое имя и жизнь новую, подлунную. Принимали в стаю волчью.
Так что сильно рисковала Катенька, придя к возлюбленному на четверть луны, да в запретный для русалок лес. И свои, и чужие её бы не пожалели, если б изловить смогли. Но разве можно остановить любовь и запереть её в клетке? Она прутья раскрошит в щепки, вылетит синей птицей и озарит весь мир. А ежели этот мир изменить надо, чтоб любви там было место, то и на это пойдёт.
— Присмотрю я за твоей Настей, не терзайся, душа моя, — пообещал Костя. — Есть у меня один неофит на примете, рвётся давно уж к нам. Как раз задам ему испытание.
— Спасибо, любый мой. А у меня уж всё подготовлено — и сон-трава и адамова голова, только папоротника цветок нужен.
— Купала скоро, помогу я тебе его сорвать. Вместе одолеем чародейские наветы.
Костя подхватил Катеньку на руки и уложил на мягкую траву. Земля холодила спину, но не замечала она, потому что жаркие руки согревали ей кровь, будоражили мысли и напоминали нечто давно забытое и важное. Но что конкретно, она никак не могла понять, не получалось ухватить мысль за юркий хвост.
Губы прижимались к губам. Каждый поцелуй — как волшебный цветок, зарождался бутоном и медленно распускался, входя в силу и затем увядая. Лепестки срывались, нежно скользили по коже, оставляя обжигающие росчерки.
Половинка луны невозмутимо взирала на них с недостижимой высоты и ласково улыбалась своим детям. Лучи падали, путаясь и переплетаясь по дороге в драгоценную невесомую сетку из размытого света и сновидений. Этот покров ложился на поляну и прятал происходящее на ней. Любой посторонний увидел бы только марево дрожащего света и лёгкий туман, стелющийся по низу.
Катенька столкнула с себя любимого и наклонилась над ним, трепеща от сладкого ожидания. Волосы её развевались, хотя ветра никакого и не было. Глаза лихорадочно горели. Откинув голову, она запела, да не как люди, а как те, кто живёт по другую сторону. Не слова, а печальная мелодия лилась-разливалась окрест, призывая деревья склониться ниже, звезды сиять ярче, а сердце рваться от невыразимой тоски.
Ночные животные затихли, ни звука, ни шороха. Обнажённые тела мутно угадывались в ночном обманчивом сиянии. Но тут туман сгустился, наполз на влюблённых, обвил их тела, укрыл, спрятал в своём нутре. Словно тайное вершилось сейчас, и хотел лес сокрыть эту тайну не только от глаз чужих, но и от самого себя. Не смотри, не смотри.
На следующий день Костя, а точнее Константин Николаевич позвонил Славке.
— Здравствуй, Вячеслав. Как сам?
— Константин? — парень удивился.
— Да. Есть у меня к тебе предложение. Ты с зимы к нам напрашиваешься на закрытую территорию.
— Я помню, что без рекомендаций вы не берёте.
Не только не берут, но и жить спокойно не дают. Славка вспомнил сцену с охранниками-здоровяками у клуба. Он мог бы побиться на заклад, что это люди из посёлка. Вот таких квадратных и туповатых он уже несколько раз встречал и не с пользой для себя. Бить не били, но издевались.
— Не берём обычно, но есть всё же способ попасть к нам. Доверие нужно заслужить.
— Понял. Что нужно сделать?
— Проследить кое за кем. Ты, как я понял, это умеешь.
— Константин Николаевич…
— Да ладно, парень. Мы на тебя досье тоже собрали. Думаешь, от нас можно скрыть, что ты журналистом работаешь и к нам забраться хотел для статейки очередной. Так вот, будет у тебя такая возможность, но сначала работа.
Славка похолодел. Так они знают. Хотя, чего он хотел? В маленьких городках всегда как на ладони. В одном конце чихнут, в другом здоровья пожелают. Ну если они в курсе и всё-таки к себе зовут, то можно попробовать. С мерами предосторожности, конечно же.
— Ок, согласен, берусь.
— Скину тебе фото девушки и адрес, где живёт. Нужно узнать — где, с кем, когда.
— Не ожидал от Вас такого, Константин Николаевич, может лучше детектива нанять, чтоб за женой следить?
— Меня постельные дела её не интересуют, Вячеслав. И не жена она мне.
— Ок, понял, не дурак.
— От тебя нужно «фото дня» девушки, а кроме того, описание любых странностей, если заметишь. И, желательно, планы, если сможешь узнать. Отчёт присылать будешь каждый вечер. Если есть вопросы — задавай.
— Вопросов нет. Замечу и узнаю, Вы правильно обратились.
— Не подведи, Вячеслав. До связи.
Славка удовлетворённо хмыкнул. На ловца и зверь бежит.
Поселение «Сервужский крест» было каким-то заколдованным местом. Сколько туда народу ездило, а журналистов не пускали даже под прикрытием, как чуяли. Славкин начальник несколько раз пробовал денег дать поселковым блаженным за информацию, но те молчали, как в рот воды набрав. Ни бабло, ни угрозы не помогали их разговорить — блаженные, одним словом.
А теперь, как удачно. Два интересных материала сразу. И про посёлок, и про девушку эту загадочную, которая почему-то Константина Николаевича заинтересовала. Непростая, значит, девушка.
Славка потёр руки. Наконец-то удача на его стороне — заработает и уедет из этого захолустья, где погибает его талант. Жаль только, что без Анастасии. После грандиозной пьянки в клубе «Сахар» он пытался её найти, но та, как в воду канула — никто не видел, не слышал, не узнавал. Было совершенно непонятно, как такая шикарная блондинка могла затеряться в провинциальном городке, где все на один горшок в детском саду ходили.
Тренькнуло сообщение. Хм, фото прислал и описание. Тоже Анастасия, только другая, русая зеленоглазка. Но симпатичная.
Тренькнуло ещё сообщение. Сегодня армагеддон что ли? Все чего-то хотят. Славка прочитал текст от неизвестного абонента и нахмурился. Перечитал еще раз. Чтоб его. Похоже Макса нашлась. То есть, наверняка, сначала потерялась, а потом нашлась.
Он схватил бумажник и бросился из квартиры, по ходу набирая номер сестры.
— Сонька, ну ты где? Давай, ответь же.
Короткие гудки. Господи, только бы ничего не случилось.
До собачьего приюта Славка долетел за полчаса, ворвался вихрем и бросился к худенькой девушке, сортирующей пакеты с кормом.
— Это Вы мне писали? Собака рыжая, Макса?
— Здравствуйте. Пойдёмте покажу, посмотрите Ваша или нет.
Девушка провела его мимо клеток и плачущих глаз, мимо боли и ожидания. И в каждом взгляде отражался он, Славка. Он и сам так будет лежать с отчаянием в глазах, если с сестрой беда случится. Она у него одна в целом мире, мелкая зараза. Вечная непослушница и проказница. Любимая сестрёнка.
В отдельном вольере сидела несчастная дворняжка, сильно похудевшая и облезлая. Хвост вяло вильнул один раз и замер.
— У неё на ошейнике имя и два телефонных номера указаны. Один не отвечает, а Вы — приехали, вот. Вчера нашли, из леса к людям вышла, очень напугана была и голодная.
— Это сестры собака. Она всегда два телефона оставляла. Бзик был, что с ней что-то случится. Заставила меня в детстве поклясться, что я о её животных позабочусь, если она умрёт.
Девушка подняла грустные глаза и обвела рукой помещение.
— Я тоже такое обещала. Только маме. И теперь у меня этот приют.
— Простите, я не хотел.
— Ничего. А что случилось с вашей сестрой?
— Не знаю, всё было нормально с ней. Но мы уже несколько дней не виделись.
— Я надеюсь, всё будет хорошо.
— Спасибо. Могу я сейчас собаку забрать? Роспись какая-то нужна или что?
— Ничего не нужно. Я рада, что Вы приехали. Надеюсь, она тоже порадуется, когда придёт в себя.
Попрощавшись с девушкой, Славка рванул домой. Первым делом, нужно было устроить Максу. В его квартире она бывала не единожды, и там всегда ждала уютная лежанка, миска в горошек и любимый погрызенный заяц.
Всё это время телефон стоял на автодозвоне, но без толку. Где же тебя искать, сестрёнка? Сонька была волонтёром, постоянно куда-то бежала, кого-то спасала, пыталась обнять и согреть весь мир своими маленькими ладошками. Был мизерный шанс застать её дома, но чаще она обреталась в самых неожиданных местах типа разрушенных зданий или затопленных подвалов.
Славка перешёл к следующему шагу и начал методично обзванивать всех знакомых и коллег Сони. Стараясь никого не всполошить, он выдумал историю о своих проблемах, решить которые могла только сестра.
— Что там за проблемы, сынок, — пожилой таксист сочувственно скосился в его сторону.
— Да, не важно.
— Ты смотри, а то дядя Вова и помог бы. Я ж служил и по контракту ходил.
— Остановите у зелёного дома, пожалуйста. Оплата картой.
— Ну как хочешь, дядя Вова предложил. А дело твоё.
За секунду Славка выкатился из такси, взлетел на пятый этаж, вытащил ключ и попытался открыть дверь Сонечкиной квартиры. Но не успел. Коварная дверь распахнулась сама, чуть не заехав ему по лбу.
— Слав, ты что тут делаешь?
— Сонька, ты нашлась!
— Да и не терялась я, Слав. Да отпусти, раздавишь же, — пискнула девушка.
— А телефон твой где? Почему я дозвониться не могу?
— Телефон? Выронила где-то. Наверное, на берегу потеряла, когда Макса убежала.
Соня вдруг побледнела и схватилась за косяк.
— Тебе плохо что ли? Сонь, ты чего. Если ты за Максу, то она у меня.
— Не знаю, Слав. Тошнит что-то.
— Сонь, Сонь, а ну-ка вставай.
Парень подхватил сестру, дотащил до кровати и заботливо накрыл пледом.
— Сейчас скорую вызову.
— Не надо, Слав.
— Да какое не надо?
— Не надо.
Славка уже набрал 03, когда что-то в интонации Сони заставило его оглянуться и сбросить вызов. Зеленоватая мгла плыла по комнате, сгущаясь около фигуры девушки. Бледное лицо сестры, огромные голубые глаза, растрёпанные белые волосы — всё выцвело, стало как чёрно-белое изображение на экране старого телевизора.
— Сонь, кажется мне тоже плохо.
Парень попятился и упёрся стеной в шкаф. Этого не может быть. Это невозможно.
Соня плавно и неестественно встала, двигаясь как в замедленной съемке, подпрыгнула, зависла и зашагала по воздуху прямо к брату. Под ступнями у неё разливалось янтарное свечение, выстраивалась золотая дорожка, из которой вырастали жёлтые щупы-ветки. Они шевелились, извивались, оплетали лодыжки и ползли по ногам.
Вокруг потускнело, помутнело. Свет еле-еле мерцал, ощущение — будто стоишь под толщей воды. Стены отодвинулись, оставив брата с сестрой в огромном пульсирующем пространстве, где не было звуков, кроме равномерного далёкого гула.
Гул менялся, приближался и вскоре распался на отдельные голоса, причитающие:
— На море-окияне, стоит бел-горюч Алатырь камень.
Нахлынуло видение огромного острова. Был он того оттенка белого, как кости, пролежавшие не один век под дождём и ветром. Качался тот остров на волнах, как в колыбельке. А тело его пронизывали корни деревьев, выходили снизу и тянулись до самого дна морского, вгрызаясь в него и уходя ещё дальше в подземное царство.
Славка выдохнул и оцепенел, смотря, как пузырьки воздуха выходят у него изо рта и поднимаются вверх. Попытался вдохнуть и захлебнулся, закашлялся. Соня открывала и закрывала рот — что-то говорила ему или кричала.
Желтые щупы добрались до него и мгновенно оплели.
— Это же водоросли, — подумал Славка и отключился.