35
Грогар очнулся на земле, лежа лицом в серой угольной грязи… «Нет, в прахе», — подумал он.
Все та же ночь… или уже следующая — кто знает? Прежняя усталость никуда не делась, но в голове ощутимо прояснилось. Грогар перекатился на спину и вдруг обнаружил вокруг себя выщербленные, заросшие мхом, облепленные крапивой и ракитником стены лабиринта. Ему почудилось, будто он оказался в столичных трущобах, среди мусора и руин, — так реалистично и до безобразия уныло было длившееся всего несколько секунд видение.
Но оно исчезло, и все возвратилось на свои места: магическая поросль, большая луна, похожая на суровое око какого-нибудь божества, таинственный замок и ощущение чьего-то присутствия.
— Твоя слезливая история меня ничуть не тронула, слышь ты, поганец! — закричал с неожиданной для себя силой Грогар. — Пошел ты к черту, эстетствующий мизантроп с душой поэта! Я все равно до тебя доберусь и отберу у тебя Лилию! Трус ты, Виктор, или как тебя там?! Слыхал я про твоих братьев! Забыл, кстати, как тебя зовут… В хрониках ведь имя твое мелькало… Виктор! Точно, Виктор! Эта история потрясла тогда многих! Вот только ты их недостоин, псевдо-колдун, псевдо-поэт и псевдо, черт побери, человек! Даже бездна отказалась тебя принимать, мизантроп! Проклятие Матери Гор, разрази меня гром! Ха-ха-ха!!! Почему она так поступила, как ты думаешь?
Злость придала Грогару сил. Он с трудом поднялся и, пошатываясь, пошел туда, где, как ему показалось, должен был быть Виктор — его и правда так звали, здесь Лёлинг не ошибся, хотя во всем остальном глубоко заблуждался. Интересно, про Хорна он сам выдумал или вычитал где-нибудь в Королевской библиотеке?
С каждым шагом в Хтойрдике закипала ярость. Он преисполнился мрачной решимостью довести дело до конца.
— Я буду бодаться, пока не сдохну! — прорычал Грогар и тут же попытался взять себя в руки: — Однако не надо сходить с ума. Хладнокровие, вот что необходимо мне сейчас.
Виктора нигде не было видно. Но Грогар о нем даже и не думал. Все мысли его занял лабиринт. Он задумчиво побродил по пустынным однообразным коридорам и неожиданно остановился.
— Пусти, — тихо сказал он.
Стебли дьявольского вьюнка змеились с прежней скоростью, издавая еле слышное потрескивание. Шумел ветер за рекой, мимо луны проплыла одинокая тучка.
— Пусти, — повторил Грогар. — Пусти! — произнес он громче. — Ты ведь живой? Тогда ответь мне, зачем я тебе? Ты же слышал его откровение? Неужели тебе хочется служить ему? Или ты служишь ей? И что же она тебе говорит обо мне? Убей его? Раздави его? Нет, нет! Пусти. Я не сдамся. Не знаю, чем я могу тебе навредить, но клянусь, я клянусь! Я найду способ!
Грогар напряженно всматривался в окружающее.
— К тебе никто не обращался с подобными словами? Ты был забавой даже для тех, кто умирал внутри тебя. Отпусти меня. Прошу.
Грогару показалось или вьюнок действительно замедлил свое движение? Ярл сделал шаг, еще один. Свернул вправо. Еще десять шагов, еще раз вправо — и он вышел на широкую дорогу, пронзавшую весь лабиринт от реки до самого замка. Оставалось удивляться, как он не набрел на нее, когда обходил вокруг лабиринта. Он точно знал, что этой дороги не было — чтобы выяснить это, он затратил немало времени.
— Мистификация, — пробормотал Грогар.
Дорога — или же парадный подъезд — была выложена мрамором, причем во многих местах плитки отсутствовали или их попросту выкорчевали: на соседних треснутых кусках виднелись царапины от заступов и ломов. Это обстоятельство немало озадачило Грогара. По бокам дороги через каждые два метра чередовались друг с другом постаменты, по большей части пустующие, хотя кое-где еще сохранились сильно пострадавшие от времени статуи пухлых ангелочков с массивными чашами, в которых когда-то выращивали цветы. Сейчас в них поселились пырей, лебеда и осот.
— Мистификация, — повторил Грогар. — Чертовщина.
Он взглянул на замок, находившийся совсем рядом, и внезапно оробел. Странное возбуждение охватило мужчину. Вот он у цели — и страшится сделать шаг. Грогар еле слышно выругался и решительно двинулся к замку.
36
Как оказалось, лабиринт был довольно-таки широк — метров сто-сто двадцать. Замок, находившийся в центре этого «каприза», показался Грогару весьма неприветливым и мрачным. Ночь мешала рассмотреть цитадель во всех подробностях, но тем не менее ярлу сразу же стало ясно, что сие строение в полной мере вобрало в себя всю темную сторону души его хозяина.
Оказавшийся при ближайшем рассмотрении еще больше, чем выглядел, он походил на ощетинившегося многочисленными шипами дракона. Вокруг каждой из колонн — Грогар насчитал штук двадцать, — поддерживающих портик над входом, таилось искусно выполненное изваяние какого-нибудь сказочного чудовища. Были здесь покрытые бородавками инкубы, бесстыдно выставившие напоказ свое гениталии; василиски, все покрытые чешуей; волколаки с невероятно большими глазами; колябры — змееподобные духи-тени; анку — тощий старик, сидящий на куче черепов; виверны, гули, кобольды, додены, шнеи, бодахи, агурахи и, конечно же злой дух монтанов — тутеха, выполненная в виде барельефа прямо над парадными дверьми, испещренными какими-то зловещими надписями, явно не имеющими ничего общего с любовным стишком на глыбе. Причем — Грогар заметил — двери являлись точной копией Северных Врат, с той лишь разницей, что вместо образов святых там красовались изображения нечистой силы.
Стены замка также были покрыты фресками на тему монстров и чертей, перечислять которых не имеет смысла, ибо на столь мерзостные создания смотреть совсем не хотелось.
Чуть выше, прямо над забранными решеткой стрельчатыми окнами, стены переходили в острые зубцы, такие частые, что все башни, порталы и своды дворца становились подобием ощетинившегося копьями грозного войска, спускающегося с гор.
Словом, весь дворец состоял из острых углов, он улетал вверх, теряясь в сумраке, как огненный столб, выметнувшийся из бездны.
Двери были приоткрыты, и изнутри лился призрачный синеватый свет. Грогар заглянул — и тут же отпрянул, ибо увидел внутри с десяток чудовищ, полукругом столпившихся в вестибюле. Все они, казалось, внимательно смотрели на него.
— Это уже слишком, — сказал Грогар, пятясь назад, подальше от замка. — Мне не справиться с таким количеством монстров.
Он остановился метрах в двадцати от дверей; было тихо; изнутри не доносилось ни звука — ни рычания, ни воя, ни топота ног, копыт, лап. «Они что, неживые?» — подумал Грогар и вспомнил странную неподвижность их неестественно скрюченных поз. Они не были статуями, но не были и живыми существами. Живое, разумное существо — его присутствие незримо ощущается, может быть, пресловутым шестым чувством: тебя охватывает трепет и ты знаешь, что сейчас, за углом, за дверью, за стеной ты кого-нибудь повстречаешь, и обычно оказываешься прав. Но не сейчас.
Сейчас лишь холод.
Грогар осторожно шагнул внутрь и снова отшатнулся, но усилием воли подавил в себе страх. Он ступил внутрь здания.
Вестибюль был хорошо освещен бледным туманным светом, источник коего ярл так и не рассмотрел. Вокруг причудливого каллиграфического знака посреди залы столпились престранные существа — без сомнения, порождения безумного и извращенного разума, которым мог быть только Безглазый.
С дрожью в ногах, преодолевая отвращение, борясь с желанием броситься наутек, подальше от этого дьявольского места, Грогар поочередно обошел всех тварей.
Слева, у дверей, стояла обнаженная девушка с очень и очень привлекательным телом и четырьмя безобразными щупальцами вместо головы, которые обвились вокруг девичьего стана, словно стремясь задушить. Около нее находился тонкий юноша с правильными, но несколько угловатыми чертами лица, напоминавшими Виктора. Его тело чуть ниже пояса плавно перерастало в металлическую клетку, в которой он и сидел, причем у юноши имелся огромный рот с большими зубами, похожими на обломки кирпичей, — ими он с выражением остервенения на лице вцепился в прутья клетки.
Дальше находилось валявшееся на полу бесформенной массой беспорядочное переплетение змей; рядом — ангел-младенец с черными, точно опаленными, крыльями — и лицом, как будто облитым кислотой. Толстый бородатый мужчина, одетый в суконный камзол и коричневые поношенные ботфорты, внешне не имевший никаких изъянов, примостился на полу, точно мешок с репой, и, похоже, спал. Но, приглядевшись, ярл заметил, что из его приоткрытого рта торчали черви.
Человек с ободранной кожей и расколотой надвое головой, битком набитой насекомыми. Невероятно уродливое существо, представлявшее собой четыре сросшихся человеческих тела, и еще несколько столь же мерзких и кошмарных созданий — все как на подбор одно страшнее другого. Венчал весь этот адский бал до боли знакомый жабообразный клоун с певучими волосами-колокольчиками.
Ярл, чувствуя, что его сейчас стошнит, торопливо взбежал по широкой раздваивающейся лестнице наверх.
Второй этаж — галерея с балюстрадой и множеством комнат — оказался пуст и заброшен, если не считать уже набивших оскомину статуй нимф и сатиров, стоявших в самых неожиданных местах и позах: страстно обнимаясь и даже совокупляясь; ржавых доспехов на страже у каждой комнаты; огромных темных, истлевших картин и сгнивших, осыпавшихся чучел трофейных животных: лосей, кабанов, тетеревов. Похоже, что Виктор внутреннее убранство замка выполнил в традиционном для аристократа ключе, приукрасив фривольными сценками.
— Очень интересно было бы побывать здесь тогда, когда всё это еще жило, — проговорил Грогар, стараясь не смотреть вниз. — Сочетание демонизма с эротикой. Страх и возбуждение. Надо бы взять этот прием на вооружение.
Он принялся заглядывать во все комнаты, но не нашел там ничего интересного. В основном спальни, где присутствовал все тот же чувственный антураж, основательно подпорченный древесным жуком. Еще обнаружились пыльные кабинеты и одна библиотека, в которой царил невообразимый бардак.
— И здесь кто-то был и что-то искал, — задумчиво произнес Грогар, глядя на кучу сваленных книг.
Осмотрев каждую комнату, ярл по одной из четырех лестниц поднялся на третий этаж и очутился в коридоре, что полукругом примыкал к единственному помещению, в которое вело два входа. Одна двустворчатая дверь была заперта изнутри, другая нет, и Грогар поспешил зайти.
Внутри оказалось гораздо светлее, и свет — такой же холодный — исходил откуда-то сверху. Грогар поднял голову, но увидел лишь высокий сводчатый потолок, изукрашенный сценами из «Пиршества дураков» — легендарного сочинения, приписываемого королю Георгу Сумасбродному, подарившему Форнолду целых тридцать сыновей и не меньшее количество бастардов, свары которых привели к войне за престол, закончившейся отделением от королевства герцогств Вууденрох и Пагорг.
Вдоль стен помещения были развешены бордовые занавеси с вышитыми цветками. Грогар сразу же догадался, что это — миниатюрная копия лабиринта. Он бросился вперед, раздвигая тяжелые портьеры. Пару минут ярл отчаянно барахтался в них, пока наконец не достиг цели.
В центре комнаты, все убранство которой дышало свежестью, напротив окна с наглухо запертыми ставнями, стояла широкая кровать без балдахина, как будто хозяин хотел, чтобы его любовницы видели то бесстыдство, коим мог похвастать потолок. На ней лежала на спине, раскинув руки, Лилия, — девочка безмятежно спала. Неподалеку, в центре пентаграммы, нарисованной красной краской — а может, и кровью, — стоял на коленях обнаженный по пояс Виктор. В руках он держал инкрустированный драгоценными камнями кинжал с причудливо изогнутым лезвием. Колдун что-то бормотал, делая в воздухе странные пассы, и не сразу отреагировал на приход Грогара: до того был погружен в мистический транс. Но когда ярл, выпутываясь из вороха занавесей, с проклятьем споткнулся, колдун обернулся и метнул на нежданного гостя недоброжелательный взгляд.
— Ну вот и я! — выпалил Грогар первую пришедшую на ум фразу, разрывая тягостную тишину и с опаской поглядывая на девочку.
Виктор сухо рассмеялся, издав какой-то затхлый, неживой звук.
— Ты все-таки… дошел, — произнес он. — Что ж, это хорошо. Ты… не помешаешь.
— Помешаешь чему? — настороженно спросил Грогар.
— Сегодня полнолуние. Замечательная ночь, знаковая. Сегодня я попытаюсь… вновь. — Виктор поднял печальные глаза. — Когда-нибудь у меня получится, — сказал он. — И, может статься, это произойдет сегодня.
Грогар молчал, напряженно ожидая продолжения. Но хозяин замка не спешил откровенничать — он задумчиво уставился на пентаграмму, будто решая, что же делать дальше.
— Ну и? — не вытерпел Грогар. — Зачем же тебе я?..
Он хотел еще спросить о Лилии, но не успел: Виктор внезапно выпрямился и со страстью сказал:
— Я реален! Ведь так? Ты же видишь меня? Ты веришь, что я из плоти и крови?
Грогар открыл было рот, намереваясь возразить, но колдун властным жестом велел ему замолчать.
— При жизни я был никчемным ничтожеством, — продолжил он. — Но она… она одарила меня могуществом. Она предупреждала меня, что я слишком слаб и мелок, и понадобятся годы, чтобы в полной мере овладеть искусством. Она показала мне великие чудеса. Ты видел, во что превратился лабиринт? Это ее рук дело. А потом она ушла, сказав на прощанье: «Так надо!». Все эти годы я постепенно, шаг за шагом, вникал в тот дар, которым мне посчастливилось овладеть. Да, это правда, я никогда не был колдуном, но сейчас я могу колдовать, и ты это знаешь. Твой слуга наверняка рассказал тебе, как я похитил ее.
— Да, — мрачно ответил Грогар.
— Но единственная вещь мне неподвластна — настоящая плоть и кровь. Слышишь? Настоящая! На самом деле я — полуночное существо, призрак, как сказал бы ты. Я пребываю на границе меж двух миров — бытия и небытия. Мне нужно тело! И тогда я стану поистине велик! Я воскресну и покину эту проклятую долину. У моих ног будет весь мир!
— Вот оно что, — пробормотал Грогар. — Кажется, я понимаю, о чем ты…
— Да! — крайне возбужденно воскликнул Виктор. Удивительно, как в таком бледном, изящном юношеском теле мог кипеть такой огонь. — Ты правильно понял. Этой ночью ты станешь свидетелем обряда. Твоя вера в меня, твоя преданность этому ребенку, любовь отцовская или братская, — тут колдун попытался сочувственно улыбнуться, — всё это поможет мне. Юное дитя с чистой, незамутненной никакими пагубными страстями душой, и ты — сначала, признаюсь, я и правда хотел погубить тебя. Но ты выбрался, и это дополнительный плюс. Преодолел все препятствия. Ты поможешь мне. До сих пор я делал все один…
— Так это твоих рук дело? — спросил Грогар, указав рукой вниз. — Те несчастные в зале?
— Да, — нервно усмехнувшись, подтвердил Виктор. — Мои неудачные опыты… А все потому, что каждый из них был грязен! Их души были пропитаны нечистыми помыслами: похотью, алчностью, властолюбием!.. Но она, — указал он на Лилию, — она, я надеюсь, чиста.
— И что ты собираешься делать?
— Ты и правда хочешь знать это?
— Да.
— Я собираюсь… выпотрошить ее… сложить внутренности в центре знака Духа и в кульминационный момент… съесть… ее сердце.
Ничто в жизни так не ошеломляло Грогара, как только что услышанное.
— Ты… да ты безумен!
— Ее сердце, кишки — это… это переход духа в материю… это слияние душ… это энергия…
— О боги! — вскричал Грогар. — Она ведь еще ребенок! Да сам Безглазый вряд ли додумался бы до такой мерзости!
— Безглазый — это тупая и безмозглая скотина! Он думает только, как бы напакостить людям! Шкодливый мальчишка, вот кто твой Безглазый! Но она — Ассоль — есть богиня, с которой я — заметь! — имел честь быть вместе на протяжении года и делить с нею ложе. Она и только она — истинное воплощение мудрости, зла и добра! Ассоль учила меня, что магия невозможна без сильнейшего, катастрофического потрясения. Чтобы захотеть что-либо, нужно приложить нечеловеческие усилия, обряд должен ужасать, он должен разрушать всё, до основания! Хватит разговоров! Я начинаю.
И тут Грогар, ослепленный нахлынувшей яростью, кинулся на злодея, но, не добежав до него совсем чуть-чуть, был отброшен чем-то вроде воздушной волны: Виктор, почти не глядя, выбросил в его сторону руку с раскрытой ладонью. Ярл перекатился несколько раз и замер у занавесей. Приходя в себя, он с ужасом смотрел, как колдун, точно змея, приближается к ложу, к ничего не подозревающей девочке.
— Нет! — крикнул ярл, лихорадочно соображая, как помешать Виктору. — Постой! — Но колдун не обращал на него никакого внимания. — Что же делать, что же делать? Надо отвлечь его… книга! А как же книга?!
Виктор, уже опершийся одним коленом о кровать, замер и с той же меланхоличной ухмылкой, сменившей лихорадочный блеск в глазах, посмотрел на ярла.
— Книга? Книга… Ассоль забрала ее себе.
— И что же она из себя представляла?
— Теперь это уже неважно.
— Постой, постой! — Грогар подался вперед и протянул руку, словно моля о чем-то. — А как же твоё тело? Я ведь похоронил его… и оно… оно читало стихи.
— Всякое тело обладает памятью. В этом нет ничего удивительного.
— Почему бы тебе не оживить его?
— Это невозможно.
— Но если, по твоим словам, ты так могуч…
— Нет, я умер. Воскрешения нет. Оно невозможно в принципе. Как говорил один мудрец: «Невозможно дважды войти в одну и ту же реку». Я умер на следующий день после того, как она покинула меня. Сердце отказало.
И он занес кинжал над девочкой, другой рукой нежно притронувшись к ее щеке.
— В живот, — прошептал он. — В сердце…
— Нет-нет! — взмолился Грогар. — Не надо. Возьми меня! Сделай это со мной! Не трогай ее, прошу тебя!
— Ты смеешься? Сделать это с тобой? Породить еще одно чудовище, в теле которого я вынужден буду выходить на белый свет?
— Нет…
Грогар готов был сдаться. Он почти почувствовал, как бессилие стиснуло его грудь мертвой хваткой. Он готов был завыть. Весь путь в замок промелькнул перед ним.
Чудовищное убийство Лилиной тетки. Пещера, в которой он не сразу заметил останки пиршества гармов, — и как он не увидел? Ночной путь по горам, тутеха, смерть Дьярва Лёлинга. Деревня и дом шультейка, где они прятались от жабы-клоуна. Призраки монахов-нечтецов, Маландро, Иерофант, который «так и не уверовал». Странные видения там, на опушке, и в лабиринте.
Выкорчеванные мраморные плиты.
Следы от заступа.
Бардак в библиотеке.
Разбойники, охотники.
«Он так и не уверовал».
Неожиданная догадка как громом поразила Грогара. Он вскочил и бросился к девочке, крича во все горло:
— Лилия! Проснись, Лилия! Проснись, тебе снится страшный сон!
— Нет! — донесся откуда-то издали глухой голос, и ярла снова отбросило в сторону.
— Лилия! — с трудом поднимаясь, кричал Грогар. — Вот он я! Я пришел за тобой, я с таким трудом нашел тебя! Как же ты могла уйти от нас? Лилия!!!
— У тебя ничего не получится! — Голос был все тише и тише.
Грогар закрыл глаза. «Ничего этого нет, — подумал он. — Это плод воображения. Или я пьян, или… О боги! Какую же злую шутку вы сыграли со мной. Ничего нет. Только пыль. Ничего. Ничего».
Грогар открыл глаза. Виктор стоял, одетый точно так же, как и при первой встрече, и смотрел на него с мрачной тоской. Лилия по-прежнему спала.
Грогар быстро подошел к окну, рывком открыл ставни, и в комнату влился холодный солнечный свет раннего-раннего утра.
— Я понял, — сказал он, оборачиваясь к колдуну. — Вся беда твоя в том, что в тебя никто до конца не верил. Ты — суеверие. Ты — игрушка, в тебя нравится играть, людям всегда нравилось ужасать себя, тешить страшными историями. И будет знамение — дочь Тьмы войдет в дом, впущенная… Нет, не Кукловодом, как мы думали, а Игрушкой, тем, кто несчастен в своих извечных стремлениях; тем, кто мечется меж Светом и Тьмой, меж выбором и проклятьем, меж игрой и плачем, вымыслом и реальностью… Так? Или нет? У поэта, чьи строки ты так часто повторял, в той же поэме есть и такие слова:
Неужто облик, только что дышавший,
Был мороком? И сгинул, сгинул, сгинул
В пустыне безысходно-тусклой сна
Навеки?
Виктор молча отступил на шаг. Закрылся руками.
— Сгинь! — крикнул Грогар. — Исчезни, несчастный! Тебя нет! Ты не существуешь!
И в это мгновение стоявший перед Грогаром человек стал таять, занавеси на глазах начали истлевать, кровать, на которой лежала девочка, покрылась плесенью — ярл торопливо подхватил ребенка на руки, — дерево ложа рассохлось, потемнело, матрац покрылся копошащимися червями…
Спустя минуту в комнате не осталось ничего, кроме пыли, потрескавшейся и полуосыпавшейся фрески на потолке и кучки ржавых гвоздей на месте, где только что стояла кровать.
— Логал, — пропищала Лилия. — Где мы?
Грогар не сдержался, и по его щеке стекла слеза.
— В одном очень нехорошем месте.
— А мне снился очень плохой сон! Тама злой вол… вол…
— Волшебник.
— Ага! Он хотел меня съесть, пледставляешь? Бр-р…
Грогар поцеловал девочку в лоб.
— Представляю. Пойдем отсюда, красавица.