40
Едва забрезжил рассвет, как Грогар с Лунгой и, естественно, Лилией отправились в путь. Провожать его вызвались Умхаг Хосса со своим сородичем, мрачным парнем со странным именем Хайо-Хайо. К ним присоединился также Петер Нирмайер, охотник, — на удивление обходительный молодой человек, оказавшийся сыном бедного дворянина из окрестностей Корнелиуса. Шультейк Яков снабдил путников провизией, новой теплой одеждой и подарил Грогару свой личный мушкет.
Грогар чувствовал себя отлично и пребывал в таком же отличном настроении. Не последнюю роль в этом сыграла ночка, проведенная с двумя теплыми, мягкими, забавными простушками — Марьяной и Тирлеей. Они развлекали его глуповатыми шутками и деревенскими сплетнями, послушно хохотали над его остротами, даже не понимая, о чем речь, и умилительно нелепо смущались, проделывая с ним те фокусы, которые он так привык проделывать с более прогрессивными в этом плане столичными партнершами.
В то ясное прохладное утро приключение, а скорее, злоключение в Круге Смерти показалось Грогару необычайно увлекательной авантюрой, он был доволен собой, и воспоминания о днях, проведенных там, тешили его самолюбие. Лишь одно омрачало его радужное настроение — это сам колдун. Любая мысль о нем была крайне неприятна.
Дорога их проходила по дну живописнейшего ущелья вдоль лениво журчащего ручья, то и дело скрывающегося в зарослях куманики и барбариса. Возвышающиеся с обеих сторон горы сплошь поросли лесом, расцвеченным осенними красками.
Лунга казался погруженным в свои мысли, и Грогару хотелось думать, что в них нашлось-таки место Агнешке; Лилия, сидевшая вместе с ним, беззаботно напевала что-то себе под нос, играя с деревянными фигурками животных, подаренными ей Яковом. Монтаны хранили величественное молчание и восседали на конях, точно короли, а Петер Нирмайер с увлечением рассказывал об окружавших их местах:
— Слева — Чертовы горы: так мы называем горную цепь, ограждающую Круг Смерти. Справа — горы Шаангсо Уудари, в переводе с языка монтанов — Земля отцов. За ними — вон там, видите? — снежные вершины, словно бы окутанные дымкой? Это Сумрачные горы. А вот за этой скалой, — Петер указал на возвышающийся чуть впереди каменистый пик, похожий чем-то на толстяка со шлемом на голове, — она называется Лысая гора; так вот, за ней открывается проход во владения монтанов. Их поселения находятся на широкой равнине, которую они зовут Дэехен. С трех сторон она окружена горами, с одной — восточной — омывается водами большой реки Хоомай. Если плыть по ней, то через день можно попасть в знаменитый Черный залив — место, славящееся своим суровым климатом и бесчисленным количеством тюленей, моржей, морских котиков и прочей живности. К слову, этот путь — единственный проход в залив, и немало людей сложили головы, пытаясь пробраться туда.
— Немало людей? — переспросил Грогар.
— Да, немало, — подтвердил Петер. — Монтаны — они не любят чужаков и почти всегда убивают их. Не привечают и соседей: родственные племена либо поселенцы с юга, такие как мы, одинаково раздражают их. К примеру, у Лысой горы, — смотрите, там еще сохранились какие-то руины, — была деревня когда-то давно, лет, может, сто назад, а то и больше. Так вот, монтаны убили их всех. Напали ночью и вырезали подчистую всех до единого, не пощадили даже детей. Поговаривают, призраки несчастных до сих пор тревожат по ночам своим жутким воем немногих путников, коим случается бывать здесь. Что же касается тех, кто отваживается на свой страх и риск идти в залив — а это в основном охотники, промысловики, рыбаки, — то я могу похвастать неплохим знанием нескольких потаенных тропок. Собственно, этим я и занимаюсь — провожаю, за вознаграждение, конечно, всех желающих к реке. Не знаю, но порой мне кажется, что именно опасность так повлияла на репутацию залива. На мой взгляд, ничего особенного там нет.
— А как же… — Грогар с опаской посмотрел на Хоссу и его спутника.
Заметив это, старик-монтан сказал:
— Мы вдвоем — другое дело. Нас изгнали.
— Ах, вот оно что. А почему же твои… соплеменники, уважаемый Хосса, не нападают на Копотню?
— Все очень просто, — ответил за него Петер. — У нас дурная репутация.
— Колдун. Из-за него?
— Из-за него.
— Тогда скажите мне, как получилось, что вы, почтеннейший… Коршун? Разрешите мне так вас называть?
— Пожалуйста.
— Что вы, господин Коршун, покинули родной народ, да еще и стали «старателем»?
— Я потомственный шаман, — ответил он. — Мне открылись тайны, которые мои братья не захотели принять. По-моему, они просто испугались. Поэтому мне пришлось уйти. Но я не соглашусь с Петером, описавшим монтанов как кровожадных чудовищ. Сегодня боевой дух монтанов сильно приугас, не то что раньше. И причины этому более чем прозаические. Ты, наверное, забыл, Петер, что королевский экспедиционный корпус под командованием генерала Гаэтано спустя год после резни у Лысой горы побил немало наших людей, и не только. Досталось и баахам, и метреханцам, и разнообразному бандитскому отребью, скрывавшемуся в горах. В результате похода генерала Гаэтано здешние места стали гораздо безопасней, что, кстати, и позволило поселиться здесь Виктору Сацичу.
— Да-да, ты прав, Коршун, — с улыбкой согласился Петер. — Я хотел лишь немного… нет, не припугнуть. Показать местный колорит, знаете ли. Но все-таки идти без сопровождения через Дэехен не советую.
— Нет уж, увольте, — сказал Грогар. — Я сыт по горло вон тем колоритом. — Он махнул в сторону Чертовых гор. — Кстати, Яков упоминал некие Тёрки…
— Излюбленная страшилка здесь, — улыбнулся Петер. — В первые годы пребывания в этом богами забытом краю Виктора Сацича местный люд из числа форнолдцев — те, кто пережил рейд генерала Гаэтано — начал роптать. Они поселились неподалеку от нынешней Копотни, к северу, и их селение звалось Тёрками. Эти несчастные исподтишка терроризировали окружение Виктора, говоря, что это их земля и чужакам здесь не место. В ответ Виктор во главе сотни своих латников вторгся в Тёрки и жестоко расправился со всеми. Только это ничем не подтвержденная легенда. Может, и не было такого.
За такими вот неспешными беседами прошел день. На ночь расположились прямо на обочине, у ручья. Развели костер; Петер с мрачным парнем Хайо-Хайо зажарили на углях завернутую в травы тушу молодого кабана — получилось вкуснейшее блюдо, которое вкупе с бутылкой крепкого местного вина придало вечеру привкус романтики.
— Это ничего не значит, — сказал Коршун, внимательно выслушав рассказ Грогара о его приключениях и встрече с колдуном. — Он существует. Колдун существует. Это так.
— Но как же объяснить его исчезновение? — спросил Грогар. — Стоило только захотеть — и он пропал.
— Так все просто? — с легкой усмешкой поинтересовался Коршун. — Щелкнули пальцем, и все?
— Нет, — смущенно признался Грогар. — Это… было непросто.
— Вы даже не представляете, какой опасности вы себя подвергли. Когда мы вас с девочкой, — старик кивнул на спящую Лилию, — нашли, вы были… на последнем издыхании. И вообще, мне кажется, что здесь замешана Силла. Я думаю, это она вам помогла — и то, что вы ее видели, это подтверждает. Вы освободились, потому что вы этого сильно захотели — очень сильно, потому что иначе могло бы произойти непоправимое. Как сам колдун вам сказал, нужно было сильнейшее потрясение — и ваше перевесило его, вы понимаете? Но стоило бы вам расслабиться, как это произошло бы вновь. Вот в чем беда.
— Опять это имя — Силла, — покачал головой Грогар. — Ничего не понимаю. Может, расскажете о ней? Кто она такая? Колдун что-то про нее говорил, но, если честно, я плохо помню. Кажется, он называл ее Ассоль. Это она — Матерь Гор?
Костер отбрасывал дрожащие блики на бронзовое, все в мелких морщинках, лицо Коршуна. Глубоко посаженные глаза скрывались в тени надбровных дуг, черные зрачки блестели во тьме.
— Силла и есть Матерь Гор, — торжественно произнес он. — В отличие от верований северных народов, наши просты. Мы верим в духов земли, воздуха, в предков, охраняющих нас. У каждого растения, камня, у воды есть свой дух-покровитель. Мы не верим в подземный мир и чудовищ, населяющих его. Зло, по-нашему, исходит от человека. Но когда появилась Силла, что на нашем языке означает «чужая», я был сбит с толку. Во время камланий она являлась ко мне, хотя я ее не призывал. Мне стало казаться, что я схожу с ума. В поисках ответа на вопрос, кто же она такая, я отправился путешествовать. Побывал за Великим хребтом, общался с северными племенами, о которых среди нас было распространено мнение, будто они высотой в два, а то и три человеческих роста, имеют шесть рук и питаются только камнями, а пьют облака. Я многое узнал о ней и вернулся с этими сведениями в Дэехен, но… старейшины прогнали меня, посчитав за безумца.
— Скажите, Коршун, — задумчиво поинтересовался Грогар. — Вы не были знакомы с человеком по имени Дьярв Лёлинг?
— Лёлинг? А-а! Да, бывал у нас этот чудак.
— Чудак?
— Чудак. Мне показалось, что он немного не в себе.
— Господин Лёлинг, — вмешался Петер, — большой мастер фантазировать. Он несколько раз бывал у нас, и каждый раз рассказывал о себе и своих приключениях разные истории.
— Неужели? — спросил потрясенный Грогар. — А мне он показался нормальным человеком…
— Престранный субъект, — кивнул Петер. — И именно потому, что производит впечатление совершенно нормального человека.
— Он говорил вам о Силле, да? — спросил Коршун Грогара. — Рассказывал, что побывал у северян? А Сагхе он не упоминал?
— Упоминал.
— Что ж… Дьярв, в общем-то, неплохой человек. Добрый, безобидный. Не знаю, где он сейчас…
— Он погиб, — сказал Грогар. — Там, за Чертовыми горами. Он был со мной. Погиб.
— Погиб? — вскинул бровь Коршун. — Жаль… Но вернемся к Силле. Силла — нечто другое. Она из… соседнего мира. И никто не знает, что там — там, откуда она пришла. О, я вижу, как у вашего слуги загорелись глаза. Знаете, уважаемый Лунга, слишком просто объяснить появление Силлы происками Безглазого. Каждый народ, каждое вероучение постарается привязать ее к своим собственным понятиям. Но это неправильно. Подумайте, что скажут о ней гараты? Этнойцы, грунды, ольханы? Какое будет мнение бхаавов Акшты? Випашьянов из Пулны? Хетов из Медда?
Старик тяжко вздохнул.
— За это меня и изгнали, — сказал он с болью. — Сведения, которые я собирал так долго, оказались выше их понимания. С тех пор я стал «старателем».
Воцарилось молчание, которое прервал Грогар, неожиданно сказав:
— Она не будет сидеть здесь вечно. Она пойдет дальше, на юг. Если и была у нее любовь к Виктору, то она уже прошла. Нельзя вечно любить неудачника и марионетку. Что толку?
Коршун пожал плечами.
— Не знаю. Ее стремления и желания мне непонятны.
— И тем не менее это желания… женщины.
Коршун усмехнулся.
— А кто такие тутехи? — внезапно спросил Грогар.
— Не знаю, — ответил Коршун. — В первый раз слышу.
Грогар переглянулся с Лунгой.
— Еще один вопрос. Та старуха, у узкого ущелья — я рассказывал вам о ней, — кто она?
— Я слышал о ней, — отозвался Петер.
— Неужели, по словам Лёлинга, это мать колдуна?
— Вздор. Скорей всего, какая-нибудь спятившая бабка.
— А не может быть она одним из воплощений Матери Гор?
— Может. Все может быть.
41
Наутро Грогар расстался с провожатыми, и дальше отправились втроем.
— Куда мы едем? — спросил Лунга.
— В Старый Вяз. Нанесем давнишним друзьям визит.
— Не слишком ли опрометчиво с нашей стороны? Зачем нам туда? Все же закончилось.
— Не совсем, друг мой, не совсем. Но успокойся, без вооруженного отряда я туда не сунусь. Расположимся неподалеку и будем ждать Рийго или Ладислао. Что-то они не торопятся, лодыри.
Ближе к обеду, там, где местность уже приобретала знакомые очертания, путники увидели повешенного на дереве человека, а под деревом труп коня. Лилия, едва разглядев разорванное птицами лицо и залитую кровью грудь, завизжала что есть силы и зажмурилась.
— Сдается мне, что это наш гонец, — мрачно проговорил Грогар, глядя на ворон, с недовольным карканьем кружащих над ними. — Вот сволочи. Убив гонца, посланного тобой, — теперь я не сомневаюсь, что это он и есть, — они надеялись, видимо, напугать нас. И еще… я думаю, они наблюдают за нами.
— Наблюдают?
— Воронье. Они подняли шум. Лучшего способа заявить, что мы приехали, не найти. Так, нам надо спрятаться.
Они завели коней подальше в чащу, чтобы те ржанием не выдали себя, а сами схоронились в придорожных кустах, строго-настрого приказав девочке молчать.
Скоро послышался частый стук копыт, а над деревьями взвилась пыль.
— Едут, — шепнул Лунга.
Грогар напряженно слушал.
— Да там целая армия. У них и коней-то столько не найдется.
— Подождем. Может, это не они.
— А кто же тогда?
— Не знаю.
Наконец показались закованные в доспехи, вооруженные до зубов воины — всего человек тридцать, — возглавляемые могучим бородатым мужчиной в вороненой кирасе и позолоченном морионе с вытравленным на нем рисунком. Вид бородача был надменен и суров. Проницательным взглядом окинув окрестности, предводитель поднял руку, призывая к вниманию, вынул устрашающего вида пистоль и негромко произнес:
— Я вижу тебя. Выходи.
Грогар не спеша вышел из убежища, и сияющая улыбка озарила его лицо.
— Ладислао, черт тебя дери! Ну наконец-то! Где ты пропадал?
У Ладислао вытянулось лицо, и он, сильно покраснев, спросил:
— Господин Грогар, вы ли это?
— Собственной персоной. Ты не представляешь, как я рад видеть твою хмурую физиономию!
Ладислао срыгнул с коня, торопливо снял кольчужную перчатку и с чувством пожал ярлу руку.
— Рад видеть вас живым и невредимым, и тебя, Лунга, тоже. Ну и напугали же вы нас. Куда запропастились? Что с вами произошло? А это кто? — он указал на девочку, которая тут же показала ему язык.
— Это долгая история, некогда рассказывать. Отъедем отсюда, а то воняет.
Ладислао с подозрением посмотрел на покачивающийся труп, но ничего не сказал.
— Слушай меня внимательно, Ладислао, — сказал Грогар, пока они ехали в деревню.
— Да, господин.
— Ты помнишь, как мы гуляли на свадьбе этого… как его? Туин, Дуин? Черт, никак не могу вспомнить…
— Траинт, господин.
— Во-во! У него еще был такой мерзкий слуга, со шрамом на подбородке. Помнишь?
— Да, что-то такое припоминаю, но имя его… нет, позабыл.
— Это не важно. Главное, что ты понял, о ком речь. Кто еще из парней знает его?
Ладислао обернулся, внимательно посмотрел на воинов, почесал бороду.
— Шандор, ты был, кажется, со мной тогда? На свадьбе господина Траинта?
— Да, был, командир, — ответил молодой человек с сальным лицом, на котором красовались короткие усики.
— Очень хорошо, Шандор, — сказал Грогар. — Возьми с собой десяток и скачи в деревню внизу. Хватайте там шультейка и этого типа, слугу… Труина, Дуруина… Он должен быть в доме, что стоит особняком, на холме.
— Рядом с ним растет вяз? — уточнил Шандор.
— Да-да-да! Вяжите типа и бабу, которая с ним, и ждите нас. — Тут Грогар повернулся к Ладислао. — А вы что, уже побывали там?
— Мы вас ищем, — немного обиженно ответил он. — Госпожа Миранда места не находит от волнения. Мы здесь были уже дней пять-шесть назад и вот опять… Я намеревался дойти до Копотни, там поспрашивать.
— А Рийго где?
— Сейчас должен быть в Хюге, с госпожой. Мы с ним обшарили все окрестности.
— Вы думаете, это был он? — тихо спросил Лунга у Грогара. — Тот, который… про которого ходят такие слухи?..
— Я все думал, где же слышал этот голос, — ответил Грогар. — И все больше убеждаюсь, что тут не все чисто.
42
На небольшом пустыре перед таверной, принадлежавшей мешковатому субъекту с лицом, похожим на оплывшую свечу, собралась вся деревня. Посреди пустыря стоял на коленях, молитвенно сложив руки, дрожащий и обильно вспотевший, несмотря на прохладную погоду, шультейк Старого Вяза, которого, как оказалось, звали Хельмут. Его сторожили два алебардиста в морионах и панцирях, украшенных гербом дома Хтойрдов — парящим орлом.
— Ну, любезнейший, — нарочито спокойно произнес прохаживающийся взад-вперед перед шультейком Грогар, — не снизойдет ли твоя милость до беседы с «дураком» и «горлопаном», которого ты хотел, по твоему образному выражению, «едрыть в жопу» — так, кажется? Я правильно выразился?
Хельмут пробормотал в ответ что-то нечленораздельное. Грогар окинул быстрым взглядом собравшихся жителей деревни. Женщины перешептывались, вытирая натруженные руки о передник; мужчины, устало облокотившись о лопаты, с интересом наблюдали за происходящим, дети шныряли промеж взрослых, с раздражением покрикивающих на них; хозяин таверны стоял, прислонившись к косяку у входа в свое заведение и жевал тростинку, и по его лицу, которое, казалось, вот-вот стечет на грудь, никак нельзя было понять, радуется он или печалится.
И все они глядели на шультейка с неодобрением.
— Говори! — велел Грогар. — Как звать тех мерзавцев, скрывавшихся за масками? Владыку леса и его подругу-владычицу?
— А? Чего? — Хельмут поднял на Грогара глаза и тут же боязливо отвернулся.
— Не прикидывайся идиотом, голубчик. Ты знаешь, о ком я.
Но шультейк молчал, оглядываясь с затравленным видом, и один из алебардистов решил поторопить его с ответом, легонько ткнув того пикой в бок.
— Э-э-э… я не знаю…
— Я знаю! — сказала дородная женщина из толпы. — Мужика звали, кажись, До или Доо — как-то так, а подругу его — Тиша.
— Тиша и Доо, — задумчиво повторил Грогар, почесав уже изрядно отросшую бороду. — Странное имя — Доо. И куда они делись?
— Убёгли, — ответила та же женщина. — Как увидели этих, — она мотнула головой в сторону Ладислао, стоявшего позади ярла с чрезвычайно важным и сосредоточенным видом, — так и в лес. А с ними и те два быка, племяннички мудака вот этого.
Услышав это, Хельмут метнул на женщину яростный взгляд и сразу согнулся.
— Они и не ждали никого такого, — продолжала крестьянка. — Они, видимо, дожидались вас — всё глядели в ту сторону, где того бедолагу повесили. А тут они, да и вы подоспели. Доо с Тишей растерялись: поняли, подлецы, что им несдобровать, и были таковы.
— Куда они подались, не знаете? В какую сторону?
— Кто ж их знаить.
— Ладно. Ладислао.
— Да, господин.
— Отправь пару-тройку бойцов из тех, у кого кони порезвей, в Хюг. Пусть велят Рийго с парой дюжин ребят скакать в Худштадт. Там встретимся.
— Слушаюсь, господин.
— Спасибо тебе, женщина, за ценные сведения. Лунга, отсыпь-ка ей пару золотых.
— У нас нет денег, ваша милость.
— А где они?
— Их у нас отняли. Что, забыли?
— Ах да. Хорошо. Пойди-ка с кем-нибудь и возьми деньги в доме этого слизняка. — Он кивнул на шультейка. — Заодно и наши заберешь. И книжку прихвати.
— Какую книжку?
— Ну, ту, про которою ученый упоминал перед смертью. Пригодится. Почитаем.
— Понял, ваша милость. Его записи.
— Добрая женщина! — обратился Грогар к дородной селянке.
— Да, господин.
— Откуда они знали, те подлецы, что мы идем?
— Смеетесь, господин? Да у них всюду доносчики. Они уж давно проведали, что вы в Копотне.
— И вы тоже об этом проведали.
Женщина испуганно округлила глаза и поспешно пробормотала:
— Да ведь слухи-то идут… Где петух пропоет, там и уши…
Грогар усмехнулся и брезгливо посмотрел на распростершегося перед ним человека.
— Что ж, — сказал он. — Теперь займемся тобой. Властью, данной мне королем, я — ярл Грогар Хтойрдик — буду вершить суд, и вы, почтенные господа, — он посмотрел на присутствующих, — будете свидетелями. Итак, я обвиняю тебя, Хельмут, в соучастии, либо в организации, либо в преступном попустительстве страшным злодеяниям, творившимся в подначальственной тебе территории. Самые легкие и незначительные из них — оскорбление меня словом и действием — а кто я такой, ты хорошо знаешь. Уже за это полагается смерть, причем по закону. Также на твоей совести гибель божьего человека Филалея, старика по имени Илмар и Инесс, тетки вот этой девочки, и она была зверски растерзана на глазах у всей деревни. Достаточно?
Хельмут заплакал и дико затрясся.
— Сжальтесь, — наконец выдавил он из себя. — Я не виноват… я не виноват…
— Это не все! — крикнул кто-то из толпы. — А сколько наших сгубили, поганцы! И еще избили и кинули в то бесовское место одного богача, а трех его слуг убили — прямо там, у ущелья, как и Инесс.
— Как он выглядел, этот богач, можете сказать?
— Ну… толстый такой, важный. Усатый — усищи-то пышные, ажн страсть! Все орал, как оглашенный, карами всякими грозился…
— Так-так… — произнес Грогар, нахмурившись. — Все как я и предполагал.
— Я не виноват, — Хельмут подполз к ярлу и потряс его за штанину. — Не виноват…
Грогар с отвращением отпихнул его от себя.
— Как я уже говорил, — сказал он, возвысив голос, — свидетелями твоих преступлений стала вся деревня. Так что не будем медлить. Шандор, принеси пенек. Найди где-нибудь. Давай, быстрей.
При этих словах Хельмут перекосился от ужаса. А когда Шандор, пыхтя от натуги, приволок огромный пень, шультейк повел себя, точно дикое животное. Он зарычал, завизжал, из носа его потекли сопли, из глаз слезы, рот вспенился слюной; он попятился назад, но алебардисты ухватили его за одежду и, словно собаку, подволокли к месту казни.
— Именем короля, — заговорил Грогар, стремясь поскорее закончить с этим, — ты приговариваешься к смертной казни через усекновение головы. Приговор привести в исполнение немедленно.
— Разумно ли это, мой господин? — спросил Ладислао.
— Что именно?
— Повесить подлеца и дело с концом!
— Разрешите мне! — попросил раскрасневшийся Шандор. — У меня это хорошо получается.
— Вот видишь, как ребятки оживились! А ты — повесить! Я, может быть, этому негодяю оказываю честь! Исполняйте!
— Не надо! Не надо! Пощадите.
Вконец обезумевший шультейк верещал, вопил, вырывался, брыкался, поднимая тучи пыли, и никак не хотел успокаиваться. Его подтаскивали к пню, били, а Шандор в нетерпении крутился около них с глевией в руках.
— Да умри же с достоинством! — воскликнул Грогар, но Хельмут едва ли услышал его.
Он окончательно потерял человеческий облик. Шандор с яростью сдавил шультейку шею и с силой ударил его лбом о пень. Шультейк без чувств упал.
— Ну? — зарычал Шандор. — Что же ты?
Схватив беднягу за волосы, палач пристроил его бессильно болтающуюся голову на пень, но тот снова сполз, ткнувшись залитым кровью лицом в землю.
— Сознание потерял, стервец, — сказал Шандор, вытирая пот. — Ну-ка, ребята, поддержите его.
— Смотри, руки нам не отруби! — сказали они, придерживая Хельмута.
— Не боись!
— Руби!
— Стоп! — внезапно сказал Грогар.
— Чего, господин?
— Стоп, говорю. Я его пощажу. Я ведь… человеколюбец, сострадалец и все такое… Думаю, с него достаточно. Думаю, он запомнит это на всю свою никчемную жизнь. Да и кто он есть? Мелкая сошка. Настоящего злодея еще найти надо. Как вы думаете, добрые люди?
Народ угрюмо молчал.
— Зря, — наконец сказал кто-то из толпы. — Нужно было все-таки оттяпать башку етому ворюге.