10
Лёлинг закончил свой долгий рассказ, порядком утомивший его, и глубоко вздохнул.
— Хорошо, — произнес Грогар. — То есть… я хотел сказать, плохо. Чертовски плохо, гореть мне в преисподней синим пламенем! Нельзя выйти, вы говорите? И что же делать? Что делать-то? У вас есть какие-нибудь соображения? Ведь вы же изучали это, вспомните что-нибудь! Растолкуйте нам, что и как, почему днем нельзя высовываться на свет божий, что за зверь такой, как выглядит, можно ли его прихлопнуть, — всё, что знаете!
Ученый отдышался, пригладил бороду, попил воды и сказал:
— Только успокойтесь, мой друг. Не паникуйте. Выход есть. Но он далеко, то есть… три-четыре ночи…
— Ну, это пустяк…
— Я бы так не сказал. Три-четыре ночи простого ходу, без приключений, что практически нереально. Здесь полно опасностей. Но отвечу на ваши вопросы по порядку. Выйти отсюда нельзя по той простой причине, что долина окружена магическим кольцом. Вдоль горных вершин проходит как бы цепь; иначе говоря, воздух там смертелен для человека. Как мне кажется, Матерь Гор, образно говоря, распылила там часть своего мира. Я знаю людей, которые пропадали там без следа. Но войти сюда возможно, не причинив себе никакого вреда. Единственный выход — через Северные Врата, туда-то мы и пойдем. Но…
— Что «но»? — хмуро спросил Грогар.
— Про колдуна идет дурная слава, это да. Но не меньше в народе распространена легенда о сказочном богатстве Виктора Хорна. Через Северные Врата в долину проникают всяческие искатели приключений, лиходеи, бандиты. У Врат, по ту сторону, имеется лагерь, вернее, небольшое поселение, где всегда полно народу, особенно в теплый сезон. Кроме того, не стоит исключать и такой, казалось бы, и вовсе сказочной, вероятности встречи с чудовищем. Очень многие люди утверждали также, что здесь обитают гармы — вполне возможно, что они продукт магических опытов колдуна.
Теперь о звере. Виктор Хорн превращается в оного с рассветом, а ночью же он — человек, а может, и призрак. Поэтому-то днем нам точно надо отсиживаться где-нибудь, куда ему не добраться. Никто из живых его не видал, во всяком случае, я таковых не встречал, но ясно одно — зверь громаден, обладает сверхъестественным нюхом и быстр, как молния. Нам необходимо соблюдать величайшую осторожность. Надеюсь, что нам повезет.
— Так-так, — произнес Грогар. — Вы меня обнадежили, мой дорогой Дьярв. Если есть выход, значит, нам обязательно повезет, ибо я родился под счастливой звездой!..
Браваду Грогара внезапно оборвал вой.
Где-то далеко выл зверь — одиноко, опустошенно. В этом низком звуке, плывущем по земле, будто ядовитые испарения, была боль долгих страданий, боль существа, обреченного на вечные муки.
Зверь искал. Он искал бездумно, равнодушно, чтобы испить свою ежедневную чашу проклятия. «Это действительно жуткое завывание», — подумал Грогар.
— Мама, мамочка! — пронзительно закричала Лилия и бросилась к ярлу, вцепившись в него, словно коршун. Грогар вздрогнул и растерянно посмотрел на девочку, заплакавшую у него на груди и в страхе повторявшую: «Мама, мама, мамочка… я боюсь, я боюсь».
Грогар нерешительно пригладил волосы девочки и потом, повинуясь нахлынувшему на него порыву, прижал ее к себе.
— Не бойся, — прошептал он. — Ничего не бойся.
11
Единожды потревожив наших героев, зверь больше никак не обнаружил себя. Однако они еще долго не могли успокоиться, такой ужас вселило в их сердца появление неведомого чудища.
Остаток дня прошел в неспешных беседах о том о сем — и столь же неспешных приготовлениях к предстоящему ночному походу, что в конечном итоге свелось к одному-единственному делу, о котором речь пойдет ниже.
Грогар снял свой кафтан и велел Лунге превратить его «в мешок, рюкзак — что-нибудь такое, черт побери!», дабы посадить туда Лилию и тем самым избавить всех от весьма обременительной обязанности нести ее на руках, возложив эту почетную функцию на плечи, что давало несомненные преимущества в деле карабканья по горным тропам, да еще и впотьмах.
Лунга с самым серьезным видом взялся за дело и вскоре (не без помощи мудрых и своевременных советов достославного исследователя древностей) предъявил хозяину своё изобретение — рюкзак с двумя отверстиями для ног как раз в том месте, где до того были рукава. Сами же рукава послужили лямками, благо иголка с нитью в мешке Лунги нашлась, и пришить их не составило труда.
Результат весьма позабавил Грогара:
— Не зря, ох не зря я отвалил за этот кафтан такие деньги! Оказывается, и люльку из него можно соорудить! Мастер Джакомо, увидев сиё, грохнулся б оземь! Вне всякого сомнения!
— Однако, — заметил Лёлинг, — вы совсем раздеты.
— Обо мне не беспокойтесь. Будучи франтом, я тем не менее всегда полагал, что мода — это глупая и дрянная штука. Какой прок в жару рядиться в кучу шмоток? Я уж не говорю о дамах! И я вам отвечу: потому что, с одной стороны, хочется поразить своим блеском высший свет, с другой — хочется банально хоть раз надеть давно уж пылящиеся в вашем гардеробе наряды. Посмотрите на меня. — Грогар шаркнул ногой и элегантным жестом отвернул ворот свитера. — Шелковая рубашка тончайшей выделки, при этом прочная, как доспех — подарок моей горячо любимой сестрицы Миранды; байковый свитер, плотный, очень теплый; жилетка — каково?
— Что ж, — слабо улыбнувшись, кивнул ученый, — теперь я спокоен.
— Мне кажется, — сказал Грогар, — вы устали. У вас неважный вид. Поспите.
— Нет, спасибо. Не стоит беспокоиться.
Потом Грогар развлекал девочку. Он без конца сыпал глуповатыми шуточками и корчил смешные рожи. Робкая поначалу Лилия вскоре покатывалась со смеху и ни на шаг не отходила от него.
— Как быстро дети забывают горе, — прошептал Лёлинг, глядя на раздухарившегося ребенка, толкавшего, щипавшего и передразнивавшего Грогара, и на глаза его навернулись слезы. Лунга смущенно пробормотал в ответ:
— Да. На то они и дети.
— Я вижу, вы ей понравились, — сказал ученый, обращаясь к ярлу.
— Ничего удивительного, — уворачиваясь от Лилии, ответил Грогар. — Все женщины от меня без ума.
12
Когда совсем стемнело, все четверо, затаив дыхание, выбрались из своего убежища. Убедившись, что всё тихо, Грогар приказал было Лунге взять ребенка, однако Лилия в ультимативной форме потребовала, чтобы ее нес только «Логал». Тот особо не возражал и, сунув ее в свой бывший кафтан от самого великого мастера Джакомо Тантарильо из Этнойи — по мнению поэтов, красивейшего места на всем белом свете, — с легкостью, достойной уважения, отправил радостно попискивавшую девочку себе за спину и решительно двинулся вперед.
Страх, терзавший беглецов на их нелегком пути в первые минуты сумерек, постепенно сменился более оптимистичным настроением, и очень скоро они бодро шагали в направлении, указанном ученым — на северо-восток, где их ждали спасительные Северные Врата.
Грогар никак не мог свыкнуться с мыслью, что зверь выходит на охоту белым днем; обычно — в сказках, в легендах, — всё наоборот. Едва данное соображение посетило светлый ум ярла, как аристократ не преминул тут же его высказать вслух. Лёлинг только пожал плечами и продолжил идти, втянув голову в плечи, сосредоточенно разглядывая землю под ногами. В любом случае, решил Грогар, старик что-то скрывает или недоговаривает. Да и история его уж больно фантастична. Надо бы при случае его расспросить, может, даже немного пристрастно.
Полная луна плыла над горами, подсвечивая вершины бледным сиянием. Долина же как будто светилась во тьме, точно белая фарфоровая чаша, — это походило на стелющийся по земле туман или же пар, поднимающийся от разгоряченного тела. И деревья, и замок казались черным воинством, затаившимся в белесом мареве, ожидая жертву. Безрадостная картина.
Но Грогар мало внимания обращал на такие пустяки, как мрачный ландшафт.
— Не болтай ногами, красотка! — потребовал Грогар.
— А што? — задиристо спросила Лилия.
— Как это что? Ты мешаешь мне идти, сбиваешь, так сказать, с ритма.
— Ну холосо, не буду. — И девочка на время успокоилась, но только на время. Вскоре она начала теребить волосы Грогара, накручивать их на пальчики, и это занятие ей так понравилось, что она даже стала напевать песенку.
— Знаешь, радость моя, — сказал Грогар, морщась от боли, — твои нежные прикосновения так сладки, что я вот-вот засну. Поэтому, прошу тебя, перестань дергать меня за волосы.
— Тебе ничо не ндлавится, — обиженно ответила Лилия.
— О нет! Ни в коем случае. Наоборот, тепло твоих бархатных ручек, как я уже сказал, усыпляет, умиротворяет меня. Между тем путь наш нелегок и опасен. Кочки, камни, ямы и прочее. Вдруг я упаду? Ты же не хочешь, чтобы я упал и придавил тебя?
— Плидавил? — недоуменно переспросила Лилия. Ее руки застыли в нерешительности над его головой.
— Ну да. Поверь, тебе будет очень-очень больно.
Тогда малышка, шумно вздохнув, неловко пригладила шевелюру своего носителя и окончательно успокоилась.
Прошло время — сколько именно, Грогар не имел понятия, хотя Лунга авторитетно заявил, что только-только миновала полночь, — наши горемычные путешественники по-прежнему продолжали свой путь.
Следует отметить, что их затянувшееся приключение нравилось Грогару все меньше и меньше. Несмотря на кажущуюся убедительность, в истории, поведанной ученым, сквозила недосказанность. Исследователь древностей, еще совсем недавно так бойко расписывавший свои невероятные похождения, с каждым часом становился все мрачнее, пока не скис окончательно, — на него больно было смотреть. Или он струхнул, или…
Лунга держался бодрячком: собирал ягоды, что попадались по пути, а один раз, ко всеобщей радости, наткнулся на целую россыпь съедобных грибов — и как нельзя кстати, ибо с мыслью об охоте пришлось расстаться, так как, во-первых, Грогар, считавший себя знатоком в этой области, до сих пор не нашел даже намека на след хоть какого-нибудь зверька. Во-вторых, кровь могла привлечь хищников, и хорошо еще, если то оказались бы волки (о гармах и думать было страшно, не говоря уж…).
Лилия, судя по всему, заснула. И хорошо. Но тут, совершенно неожиданно, девочка встрепенулась и, указав куда-то в сторону, прощебетала:
— Ой, смотлите, домик!
Все остановились.
— Где? — спросил Грогар.
— Да вон там, внизу!
И действительно, внизу к довольно крутому склону неведомо каким образом прилепилась, точно ласточкино гнездо, избушка. Ее крытая соломой крыша, скорее всего, обросла мхом, однако в сумерках казалась залитой кровью. К домику вела лестница, вырубленная прямо в скале. Путники осторожно, чуть ли не ползком, стали спускаться к нему.
Как оказалось, домик и терраску перед ним поддерживали тонкие шесты. Вся конструкция производила столь ненадежное впечатление, что Грогар нерешительно спросил:
— Господа, может, не пойдем туда? Как бы не сверзиться нам… Кто его знает, сколько веков простояло тут это… строение.
— Да, не пойдем, — поддержала его девочка.
— Мой господин, — сказал Лунга. — Может, мы найдем там…
— Да, — перебил его Грогар. — Точно. Идем.
Но едва они ступили на террасу, как тут же встали как вкопанные. Лилия вскрикнула, зажмурилась и крепко обняла Грогара за шею.
— Тише ты, не так сильно, — прошептал он, не сводя глаз со странной и дикой картины, представшей перед ними. — Задушишь.
На террасе лежали труп и некое неведомое существо: ростом чуть выше Лилии, оно сидело в позе лотоса, и его с натяжкой можно было охарактеризовать как донельзя мерзкую старушку. Большие — в пол-лица — и абсолютно круглые глаза на маленькой, узкой, сморщенной физиономии. Грогар осмелился подойти поближе и разглядел, что оно сплошь покрыто надписями на неизвестном языке. Лысый череп, большие остроконечные уши, громадный зуб выглядывает из-под верхней губы и касается подбородка. Темное, все в складках, просторное одеяние затянуто бугрящимся разноцветным мхом. Скрюченный мумифицировавшийся труп лежал у ног старушенции — неестественно неподвижной. Остекленевшие глаза ее не мигая смотрели на непрошенных гостей.
— Боги! — воскликнул Грогар. — Что это за тварь?
— Это тутеха, — глухо отозвался Лёлинг. — Злой дух.
Грогар взглянул на ученого. Тот был бледен, как сама смерть.
— Уходим? — спросил ярл.
— Да, быстро. Как можно дальше.
И они попятились назад, к лестнице. Когда уже выбрались на тропу, до них вдруг донесся жутковатый, скрежещущий крик, сопровождавшийся донельзя зловещим бормотанием.
— Что за тарабарщина? — Грогар повернулся и увидел, как тутеха, перешагнув через труп, крадучись двинулась в их сторону.
— Айя! Яяяяяяйяааа! Хрыгыр! — Тутеха подняла голову, и их глаза встретились. Чудище усмехнулось и поманило его к себе. Грогар внезапно ощутил слабость, по телу пробежала дрожь, и ноги сами понесли его к ней.
— Хрыгыр! Рррыы!!!
Грогар вступил ногой на лестницу, не слыша истеричных воплей Лилии, колотившей его кулачками по голове. И тут Лунга, оттолкнувший Лёлинга, который чуть не плача умолял его бежать, наклонился, схватил горсть земли и швырнул ее в тутеху со словами: «Изыди, нечисть, изыди именем Праха, именем Славии — богини Вод Подземных, заклинаю тебя — изыди, вернись, откуда пришла. Изыди!»
Как ни странно, но это подействовало: чудовище оскалилось, зашипело и остановилось. Лунга поднял еще ком и, угрожающе вскинув руку, резко крикнул:
— Не земля, не вода, а огонь! Огонь священный!!!
Тутеха упала навзничь и поползла вспять, глядя на Лунгу с неукротимым бешенством. Грогар очнулся и, поняв, что произошло, схватил слугу под руку и побежал оттуда что есть силы. Господин ученый, обнаружив для своих лет поразительную расторопность, бежал впереди всех.
13
— Что это было? — сердито поинтересовался Грогар, когда они присели отдохнуть.
Лёлинг виновато взглянул на него и что-то пробормотал.
— Вы должны нам все рассказать, — грозно потребовал Грогар. — Вы непременно, ничего не утаивая, шарахни меня молния, выложите все, что знаете! Вы что, не помните? Мы с Лилией чуть было не попались в лапы той мерзопакостной уродины! Все по вашей, мой дорогой, вине!
— Ладно, — вздохнул Лёлинг. — Рассказывать-то особо нечего. Тутеха — злой дух, сей культ распространен среди горцев монтанов. Считается, что она появляется в преддверии… страшных бедствий. Сама по себе тутеха… как бы это сказать?.. существо очень опасное, но при этом… немножко пугливое.
— Зачем я ей понадобился?
— Чтобы выпить из вас жизнь. Видели того бедолагу? То же самое произошло бы и с вами.
— Превосходно! Что ж, дорогой мой Лунга, я твой должник, ты спас мне жизнь.
— Не думаю, — сказал Лёлинг, — что тутеха испугалась молитвы, если вы об этом.
Лунга высокомерно хмыкнул.
— А чего ж она тогда испугалась? — рассмеялся Грогар. — Может, Лунгу? Не смешите меня! Ему только кур пугать.
— Во время этого путешествия, — задумчиво изрек Лёлинг, — я убедился в том, что иной мир существует. Ад, если хотите, существует. Я уверен, есть миры, которые мы не видим, не чуем, не осязаем. Вина Виктора Хорна в том, что он… открыл двери, ведущие в неведомое, и оно, как мы видим, весьма и весьма враждебно к нам настроено. Матерь Гор — первая гостья, и, войдя, она наложила на горе-колдуна проклятие. А за собой привела и гармов, и тутех, и еще невесть кого. Все эти чудовища живут у себя по собственным законам, среди коих главный — закон сильнейшего. Поэтому наша тутеха и испугалась — она просто подумала, что уважаемый Лунга вызовет кого-то, кто, возможно, не знаю… съест ее.
— Значит, достаточно погрозней поорать, и любое страшилище убежит, поджав хвост?
— Нет-нет! Это не так. Ничто в нашем мире не возникает на пустом месте. Любая религия несет в себе… нечто. Вы же знаете, что молитва порой исцеляет болезни и тому подобное — вот вам пример. Тут есть некое… волшебство, что ли. Но, уверяю вас, с гармами и с самим… зверем такой номер не пройдет. Но не это меня беспокоит. Если уж я начал говорить начистоту, то скажу. И снова речь пойдет о пророчестве. Лунга, друг мой любезный, может, сам скажешь? Ты ведь глубоко верующий человек.
— О чем речь?
— О книге Гогоша. «Абгрунд». Ты должен знать.
— Бросьте, Гогош был безумцем.
— И все же?
Лунга с наиважнейшим видом призадумался.
— Если Гогош прав, то… нам всем грозит гибель.
Сказав это, Лунга побледнел, и его красивые голубые глаза заблестели. Это длилось всего секунду, затем он взял себя в руки и даже попытался улыбнуться.
— Гибель, — прошептал он, — всему живому.