— Вы с ружьем, — сказала она. — Если хотите стрелять, то стреляйте не в него, а в меня.
И села на другой диван, напротив.
Я посмотрел на ее валенки, на колени под серой юбкой, — все хорошо было видно в золотистом свете, падавшем из окна, — хотел крикнуть: “Я не могу жить без тебя, за одни эти колени, за юбку, за валенки готов отдать жизнь!”
— Дело ясно и кончено, — сказала она. — Сцены бесполезны.
— Вы чудовищно жестоки, — с трудом выговорил я.
— Дай мне папиросу, — сказала она Завистовскому.
Он трусливо сунулся к ней, протянул портсигар, стал по карманам шарить спичек...
— Вы со мной говорите уже на “вы”, — задыхаясь, сказал я, — вы могли бы хоть при мне не говорить с ним на “ты”.
— Почему? — спросила она, подняв брови, держа на отлете папиросу.
Сердце у меня колотилось уже в самом горле, било в виски. Я поднялся и, шатаясь, пошел вон.
17 октября 1938