7 января 2087 года
1
Господин Ф., как и его знакомец Максим Берестов, успел за свою жизнь пройти две трансмутации. Причём оба раза он делал это вынужденно. В первый раз — после полученных тяжёлых ранений, которые без трансмутации превратили бы его в инвалида. А во второй раз ему пришлось трансмутировать, чтобы сбить со следа подосланных к нему убийц, когда он по самонадеянности угодил в расставленную ему ловушку. И, когда бы у него не оказалось при себе резервной капсулы Берестова с мозговым экстрактом юноши, недавно погибшего в автокатастрофе, у Объединённой службы безопасности был бы теперь другой руководитель.
Во главе ОСБ господин Ф. стоял уже без малого десять лет. Но, если брать его реальный возраст, на свете он жил не столь долго: лишь через год ему должно было исполниться сорок. И всё же — сейчас он ощущал себя глубоким стариком. Ещё никогда не испытывал он такой беспомощности и чувства бессилия.
Эта операция, на подготовку к которой он ухлопал столько времени — она была теперь уже совсем не его. Это была операция Марьи Петровны Рябовой. А, может, и полковника Хрусталева. Ведь господину Ф. до сего момента так и не сделалось ясно, каким образом проштрафившийся полицейский избавился от наручников, пробрался на крышу штаб-квартиры ЕНК, а потом с этой же крыши исчез. Ну, то есть, бесчисленные телевизионные камеры запечатлели и появление Хрусталева на крыше, и его уход с неё, и даже то, как за полковником последовала барышня фон Берг, которую добрый десяток сотрудников ОСБ сейчас безуспешно разыскивал.
— Только эти записи ровным счётом ничего не объясняют, — произнес господин Ф. в полный голос — благо, рядом с ни не было сейчас никого, кто мог бы его слова услышать.
Да, видеозаписи можно было обработать, усилив звук — чтобы услышать слова, с которыми Хрусталев обращался к тем подчиненным господина Ф., которые пытались полковника остановить. Самим-то этим подчиненным каким-то диковинным образом отшибло память. И, когда их шеф в жёсткой форме спрашивал их, как именно Хрусталев убедил их пренебречь служебным долгом, эти бедолаги только краснели, бледнели и мямлили что-то невразумительное. Так, словно они были первоклашками, которых злая училка спрашивает, сколько будет шестью девять.
Однако на обработку видеозаписей требовалось время, а потратить его сейчас именно на это господин Ф. никак не мог себе позволить. Поиски Ирмы фон Берг — только это и было по-настоящему важно в данный конкретный момент. Ибо без своей подруги Настасья Рябова наотрез отказывалась покидать башню ЕНК.
Конечно, были ещё бесчисленные записи камер видеонаблюдения, там и сям понатыканных в самом здании ЕНК. Наверняка они запечатлели, куда направилась барышня фон Берг — следуя за полковником Хрусталевым или сама по себе. Но, чтобы все имеющиеся видеофайлы отсмотреть, потребовалось бы ещё больше людей и времени. А почти все подчиненные господина Ф. заняты были сейчас тем, что организовывали экстренную эвакуацию из башни Единого новостного канала. Притом что многие сотрудники медийного гиганта не хотели уходить. Журналисты то ли не верили в серьезность угрозы, то ли жар сенсации очень уж сильно их привлекал — брал верх даже над инстинктом самосохранения.
Вот тут-то в импровизированном кризисном центре и появился Алексей Фёдорович Берестов который, как было известно господину Ф., до этого говорил о чем-то с Настасьей, отведя её в сторону от отца.
— Я пообещал ей, что самолично найду Ирму, — сказал Берестов-старшиф, склонившись к самому уху господина Ф., который сидел за компьютерным столом — безрезультатно просматривая записи с видеокамер. — И она согласилась уйти из здания вместе со своим отцом.
Господин Ф. поначалу даже не воспринял это предложение всерьёз. Он мало того, что не хотел, но и не имел права отправлять на поиски барышни фон Берг гражданское лицо. Но тут у него зазвонил его мобильник: один из сотрудников ОСБ, дежуривших возле башни ЕНК сообщил коротко:
— Они подъезжают.
И господин Ф. понял: помощь Алексея Фёдоровича Берестова ему, хочешь не хочешь, придётся принять.
2
Макс ощущал, как беспокойство всё сильнее сдавливает ему сердце по мере того, как их электрокар приближался к зданию ЕНК. Поначалу-то он решил — когда сделал тот звонок: всё ещё может обойтись, завершиться без потерь. Но, следя за выражением лица Марьи Петровны Рябовой, сидевшей с ним рядом на заднем сиденье электрокара, Максим Берестов уверялся в том, о чем, вероятно, с самого начала догадывался профессор — отец Настасьи: эта женщина безумна. Не в фигуральном, а в самом прямом, клиническом смысле. И — реградация подарила ей, в дополнение к этому безумию, способность — дар или проклятие — внушать людям идеи, порождаемые её повредившимся мозгом.
Едва красный "Руссо-Балт" подкатил к башне ЕНК, как его тут же плотно облепили люди в полицейской форме и в штатском. В это скопление попробовали было затесаться те, у кого при себе имелась телевизионная аппаратура, но их быстро оттерли от электрокара. И Макс понадеялся: зафиксировать его собственное лицо и лица его спутников сквозь тонированные стекла электрокара телевизионщикам не удалось. Стать героем ещё одного сенсационного репортажа он категорически не желал.
— Вы ничего не хотите мне сообщить — прямо сейчас, пока ещё не поздно? — быстро спросил Макс, повернувшись к Марье Петровне; однако она сделала вид, что его вопроса не услышала.
Зато неожиданно подала голос Ольга Булгакова:
— Максим Алексеевич прав. Мы должны знать, что именно вы затеваете.
И вновь Мария Рябова предпочла изобразить из себя глухую. Однако Макс, поискавший взглядом Ольгино отражение в зеркале, увидел вместо этого кое-что другое. Заметил, как изменилось выражение отразившегося в зеркале лица Сашки Герасимова. Физиономия здоровенного амбала, в которого обратился, теперь бывший ученик средней школы, возникла в зеркале всего на миг. Но и этого мига Максу хватило, чтобы понять: его недавний пациент знает что-то. Может быть, знает всё о том, что планирует Настасьина мать. Причем он готов этой информацией поделиться.
И Сашка уже даже рот приоткрыл — явно намереваясь ответить Максу и Ольге. Однако ничего произнести не успел. Марья Петровна распахнула дверцу электрокара и, поскольку они подкатили к самому входу в башню медийной корпорации, тут же шагнула на ступени крыльца. Женщину мгновенно окружили люди в штатском, с напряжёнными лицами, почти наверняка — сотрудники ОСБ. И Александр Герасимов, так и не произнеся ни слова, тут же вышел из машины следом за Настасьиной матерью.
Сашка не закрыл за собой дверцу "Руссо-Балта", и Макс услышал, как Марья Петровна громко вопрошает:
— Где моя дочь? Я надеюсь, вы уже успели её из здания вывести?
Макс не услышал, что ей ответили. И всё равно у него сжалось сердце: он увидел свою невесту. (Бывшую невесту, бывшую…)
Настасья крутила головой — наверняка хотела разглядеть тех, кто приехал в её машине, подаренной ей Максом. Но из-за тонированных стекол "Руссо-Балта" сделать это явно не сумела. А Макс, презирая себя, остался сидеть в машине — не вышел к Настасье. Согнувшись в три погибели, чтобы его бывшая невеста даже случайно не смогла его увидеть, он выбрался из электрокара через противоположную от неё дверцу. А потом встал так, чтобы от Настасьиного взора его гарантировано укрыли широкие спины сотрудников спецслужб. И даже перестал на Настасью глядеть: сосредоточил всё своё внимание на лице Марии Рябовой.
3
Настасья считала, что успела уже привыкнуть к тому, как её мать сейчас выглядит. Но, похоже, ошиблась. Эта женщина куда больше напоминала ей сейчас сестру Ивара, Карину — девушку с золотым сердцем, которая готова была произвести недобровольную экстракцию и своего собственного брата, и самой Настасьи. И это обстоятельство — внутренний отказ признавать мать в её новом облике — ужаснуло Настасью даже больше, чем то, что именно её мать спланирована и организовала все те события, которые происходили вчера и сегодня вокруг Макса. И которые прямо сейчас продолжали происходить здесь, в самом центре Москвы, в присутствии журналистов, полиции и сотрудников ОСБ. Притом что их присутствие Марью Петровну Рябову явно не волновало и не смущало ни в малейшей степени.
— Ни о чем не беспокойся, дорогая, — говорила между тем (женщина с лицом Карины) мать Настасьи. — Я устрою всё так, что ничего плохого не случится ни с тобой, ни с Максимом Берестовым. Да, да, — она взмахнула рукой, словно бы отметая протесты своей дочери, которая и не думала протестовать, — я знаю, что он по-прежнему дорог тебе, что бы там ни произошло между вами. Как и твой отец дорог мне по-прежнему. И, кстати, где он сейчас? Я его не вижу поблизости.
Настасья этому вопросу не удивилась, сказала:
— Папа остался в здании — в кризисом центре. Отказался уходить, пока не переговорит с тобой. И моя подруга Ирма — она тоже ещё там, в Башне. Её не могут найти.
Настасья не стала упоминать, что Ирму рассчитывает отыскать Алексей Фёдорович. Понадеялась смутно, что её мать хоть ненадолго при тормозит свою непонятную операцию — дождется появления барышни фон Берг. Однако Мария Рябова только пожала плечами, и на лице её возникло непонятное, слово бы раздумчивое выражение. Настасья даже не поняла, слышала её мать то, что она сказала про Ирму, или пропустила её слова мимо ушей.
— По поводу папы тебе тоже не стоит волноваться, — заверила она свою дочь. — Наш с ним разговор состоится очень скоро. И он присоедится к тебе. А ты пока подожди в машине — вместе с госпожой Булгаковой. Это ведь твоя машина — вот и побудь там.
Настасья не хотела уходить и ждать в машине — ни в своей, ни в чужой. И уж точно — она не желала оставлять в башне ЕНК Ирму. Однако более всего она не хотела оставлять неразъясненным тот вопрос, который уже много часов не давал ей покоя.
— Маша, — проговорила она — обращаясь к матери по имени, как привыкла делать это с детства, — для чего тебе понадобилась вся эта свистопляска с захватом санатория и раскрытием инкогнито Макса? Что за цель у тебя — на самом деле? Я имею право об этом знать — раз уж ты приехала сюда именно на моей машине.
Настасья издала смешок, который ей самой показался злым и жалким. А её мать посмотрела на неё так, будто её дочь была маленькой девочкой, которая пытается вызнать, почему зимой идёт снег, а летом — нет.
— Вот что, Настасьюшка, — выговорила она — вроде бы мягко, даже сочувственно, но при этом совершенно безапелляционно. — Сейчас не время вступать в дискуссии и объяснения. Очень скоро ты сама всё поймешь. А сейчас иди — Ольга Андреевна тебя заждалась!
И она посмотрела на дочь странным длинным взглядом — словно бы пытаясь проверить что-то.
— Хорошо, — сказала Настасья, — я подожду тебя, Ирму и папу в машине, вместе с Ольгой.
И Мария Рябова при этих её словах сделала едва заметный крохотное облачко пара, отделившиеся от губ, и выдало её. Настасья развернулась и пошагала к своему красному "Руссо-Балту", на водительском сиденье которого сидела, крутя головой, Ольга Андреевна Булгакова. Правнучатая племянница великого писателя явно пыталась высмотреть кого-то в толпе. Но — явно безуспешно.
И столь же безуспешно сама Настасья попыталась разглядеть в скоплении народа Макса — который тоже должен был прибыть на её машине, но теперь будто сквозь землю провалился.
4
Алексей Фёдорович Берестов, давным-давным ставший даже для самого себя Ньютоном, уж конечно, не планировал отсматривать записи всех камер видеонаблюдения, размещенных в здании ЕНК. Если уж клевретам господина Ф. не удалось это сделать, где уж ему было управиться в одиночку. Однако у Ньютона имелся в рукаве козырной туз, который он отнюдь не собирался демонстрировать руководителю ОСБ. Ибо тот запросто мог эту козырную карту у него изъять, пусть это и была личная собственность Алексея Берестова.
В семье Берестовых выдающиеся способности достались не одному только Максу. Его отец тоже мог бы считаться гением в своей сфере — в компьютерном программировании. И ещё лет десять назад он сумел разработать программу мгновенного распознавания лиц на видео — без просмотра видеофайлов. Широкого применения, правда, эта программа не получила. Да что уж там: никто, кроме самого Алексея Фёдоровича, ею не пользовался. Во-первых, потому, что Берестов-старший никому не стал передавать полученный им патент. И даже неисключительной лицензией ни с кем не поделился. А, во-вторых, открытая его гениальным сыном технология трансмутации сделала распознавание лиц почти бесполезным занятием.
Впрочем, в данный момент такая ситуация сыграла на руку Алексею Фёдоровичу. Ведь, будь иначе, господин Ф. наверняка был бы осведомлен об открытии Берестова-старшего. А так — Алексей Фёдорович дождался, когда его оставят один на один с компьютерными мониторами, и вытащил из потайного кармашка своего портмоне крохотную флеш-карту.
И уже меньше, чем через пять минут, Алексей Фёдорович откинулся на спинку вращающегося кресла, в котором он сидел, и прошептал потрясенно:
— Катушку Теслы мне на макушку… — А затем, по своему обыкновению, прибавил к этому ещё и парочку непечатных выражений.
Его программа просканировала гигабайты видеозаписей быстрее, чем он успел бы визуально исследовать хотя бы один файл. И показала ему всё: как барышня фон Берг спустилась с крыши вместе с полковником Хрусталевым, которого не попытались остановить ни люди в полицейской форме, ни сотрудники ОСБ; как Ирма вышла из лифта на нижнем ярусе автостоянки; и, наконец, как она спустилась, преследуя Хрусталева, в подвал.
Тут распахнулась дверь, которая вела в кабинет с мониторами, и Ньютон поспешно выдернул из порта свою флешку и сунул её в камешек джинсов, предназначенный для часов.
На пороге возник один из подчиненных господина Ф. — четверть часа назад сопроводивший Ньютона сюда.
— Ваш сын прямо сейчас заходит в здание, — сообщил он.
И Ньютон заколебался: поспешить ли ему навстречу Максу или… Он ощущал, насколько сильно он хочет увидеть сына. Однако он помнил и про обещание, данное Настасье.
— Пожалуй что, я смогу увидеться с ним и чуть позже, — выговорил он. — А сейчас нам с вами нужно будет проехаться на лифте вниз — кое-кого забрать.
Ньютон подумал: им весьма пригодилось бы подкрепление. И хотел даже запросить у господина Ф. ещё парочку агентов себе в помощь. Но — эти агенты могли прямо сейчас могли понадобиться в другом месте. Там, находился сейчас его мальчик. А потому — за Ирмой фон Берг он отправился вместе с одним-единственным сотрудником ОСБ.
По пути, возле лифтов, Алексей Фёдорович увидел на одном из больших телеэкранов прямую трансляцию: Ольга Булгакова распахивала дверцу машины, в которую садилась Настасья. И, сам себе удивляясь, Берестов-старший секунды на три или четыре задержал взгляд на лице женщины, с которой он познакомился всего пару часов назад.
5
Сашка Герасимов хорошо помнил, о чем он загодя договорился с Марией Рябовой. А потому, когда Марья Петровна и выскользнувший откуда-то из толпы Максим Берестов пошли к дверям штаб-квартиры ЕНК, сам он начал понемногу отставать них. Один из сотрудников ОСБ попытался было взять его под локоть и заставить вернуться к своим спутникам, но Сашка тихо сказал ему:
— Я должен кое-кого увидеть — прямо сейчас. А потом я вернусь к остальным. Позвольте мне пройти!
И — сотрудник ОСБ разжал пальцы, отпустил его локоть.
Сашка вошел в башню ЕНК не через парадные двери, а через служебный вход, о котором ему сказала Мария Рябова. И, заходя в здание, бывший школьник по сторонам не глядел. А потому не мог увидеть того, как из кабины "Руссо-Балта" на него смотрит, не отрываясь, Настасья Рябова. Именно на него, а не на своего жениха, Максима Алексеевича Берестова. И, уж конечно, Сашка никак не мог догадаться, что девушка ровно через минуту покинет красную машину и последует за ним.
6
Фил тоже смотрел прямую телетрансляцию, только не на огромном телеэкране, как Ньютон, а на небольшом студийном мониторе, подвешенном на кризисом центре.
"Маша вот-вот будет здесь", — понял Фил.
Он сидел через стол от господина Ф., который на экран даже не глядел — разговаривал с кем-то по мобильному телефону, которые у сотрудников ОСБ, уж конечно, имелись в наличии. Фил взмахнул рукой, пытаясь привлечь внимание этого человека, который на вид казался двадцатилетним юношей. А когда понял, что тот его жеста не заметил, громко произнес:
— Я должен кое о чем вас предупредить, милостивый государь.
Господин Ф. поднял на него глаза, но ещё секунд пять или шесть не отнимал мобильник от уха — слушал, что ему говорили. И только потом дал отбой, бросив коротко:
— Действуем по плану. — После чего повернулся к Филу всем корпусом: — Я готов вас выслушать!
И по глазам своего визави Филипп Андреевич Рябов понял: тот не поверит ни единому его слову, даже если Фил скажет ему, что Волга впадает в Каспийское море. Но — он всё равно обязан был высказаться. Хотя бы — для очистки совести.
— Дело в том, — выговорил Филипп Андреевич, — что реградация, как выяснилось, даёт целый ряд побочных эффектов. Не стану утомлять вас, перечисляя их все. Тем паче что о многих вы наверняка и сами уже знаете. Но об одном всё же упомяну. Дело в том, что все реграданты обладают даром внушения, кто-то в большей степени, кто-то — в меньшей. Но моя жена Марья Петровна совершенно точно относится к числу первых. Так что вы ни в коем случается не должны разговаривать с ней с глазу на глаз, когда она появится здесь. И — вы, конечно, вправе не верить мне, но свои эксперименты по созданию кибер-клонов я затеял именно для того, чтобы вывести породу существ, не восприимчивых к внушению со стороны реградантов. Но при этом обладающих интеллектом, который не уступал бы человеческому.
Господин Ф. хмыкнул и явно хотел что-то сказать, однако удержался. Решил, как видно, что сейчас не самое подходящее время открывать дискуссию. Фил на всякий случай выждал немного, но, так и не дождавшись комментариев, прибавил:
— И ещё одна деталь. Моя жена из личных средств финансировала исследования по созданию фармацевтических препаратов, воздействующих на ментальную сферу. Человеческую ментальную сферу, я имею в виду.
Вот это заявление господина Ф. уже проняло — да ещё как!
— И вы только сейчас об этом говорите? — возмутился он — и его псевдо-юношеское лицо перекосилось, вмиг постарело. — Или — вы были главным бенефициаром этих исследований? Рассчитывали снять сливки с рынка, что ли?
— Я тормозил эти исследования, как только мог. Тот препарат, который удалось разработать, все ещё находится на стадии лабораторных исследований. Тех количеств, которые есть у моей жены, и на сто человек не хватит.
— А больше и не понадобится, — раздался вдруг от дверей женский голос.
Фил и господин Ф. повернулись почти синхронно. В дверях кризисного центра стояли Мария Рябова и Максим Берестов.
7
Герр Асс открыл глаза на госпитальной койке. И первым чувством, которое он испытал, оказалось чистейшее, как физраствор в его капельнице, изумление. Боль, которую он ощущал после ранения, представлялась ему какой-то отдаленной, не вполне настоящей — её явно очень основательно притупили морфином или иным обезболивающим препаратом. Да и врачи, судя по наложенным ему повязкам, основательно над ним поколдовали — подлатали его и после ранения, полученного им в подземелье под санаторием "Перерождения", и после предательского удара, нанесенного ему Марией Рябовой.
Изумление же герра Асса вызвал даже не тот факт, что он всё ещё жив. Точнее — не только этот факт. Куда больше изумило его то, что подле себя он не увидел суровых мужчин в форме или в штатском, которые не должны были ни на минуту не оставлять его без присмотра. Но — никто его в данный момент не охранял. Он лежал в общей палате, где, помимо него, находилось ещё трое его недавних подельников — он узнал их, когда ему удалось кое-как повернуть голову. Возле их коек суетились двое врачей, отдавая какие-то указания трём сестрам милосердия. Что они говорили — герр Асс разобрать не мог: в голове у него сильно звенело, возможно — из-за обезболивающих препаратов. А когда он сам попытался заговорить, собственный язык показался ему куском войлока, засунутым ему в рот. И всё же — хоть и не с первой попытки — здоровяк сумел выговорить:
— Послушайте меня, господа эскулапы! Раз уж вы меня спасли, я тоже отплачу вам…
Он хотел сказать: отплачу добром. Но внезапно в горле у него так сильно засвербило, что ему пришлось основательно прокашляться, прежде чем он сумел продолжить свою речь. Что, впрочем, оказалось не во вред: все представители медперсонала не только обратили на него внимание, но и вплотную подступили к его койке. Так что — его следующие слова, хоть и не громко произнесенные, все они должны были отлично расслышать:
— В здании ЕНК с минуты на минуту произойдёт распыление химического вещества психотропного характера. Я лично должен был в этой акции участвовать и надлежащим образом подготовил систему вентиляции Башни. Нужно сообщить об этом в штаб-квартиру ЕНК. Немедленно.
— Да, да, — покивал один из врачей, — мы это непременно сделаем.
Однако герр Асс не вчера на свет родился: мгновенно уразумел, что особенно с этим спешить беспечные эскулапы не станут. Судя по выражению их лиц, все они считали, что пациент их пребывает в полубредовом состоянии после наркоза. Да и, в любом случае, теперь он и его подельники никому не смогут причинить вреда.
Так что герр Асс снова прочистил горлом и прибавил уже своим почти обычным голосом — каким он привык отдавать команды:
— Послушайте меня внимательно, умники. Напрягите извилины и постарайтесь вникнуть в мои слова. Если вы сейчас попытаетесь позвонить в здание ЕНК, выяснится, что заняты даже многоканальные телефоны. Так что не теряйте времени понапрасну: звоните на Лубянскую площадь! Живо!