7 января 2087 года
Москва. Штаб-квартира Единого новостного канала
1
Ньютон и его спутник быстро шагали по тому подземному коридору, по которому до этого шла Ирма. Здесь камер видеонаблюдения никто не устанавливал, так что Ньютон понятия не имел, куда именно направлялась барышня фон Берг. Да и вообще — оставалась ли она всё ещё здесь? Ведь катакомбы эти запросто могли выводить к выходу на поверхность или, напротив, к ещё одному люку, ведущему на новый уровень глубины. Так что — Берестов-старший готов был с облегчением перевести дух, когда за коротким поворотом коридора они увидели неширокую дверку — приоткрытую.
— Возможно, она… — начал он было говорить шепотом — но осекся на полуслове.
Из-за двери навстречу им выступил Хрусталев — вместе с Ирмой фон Берг. И застыл на пороге. Правой рукой он прижимал к боку Ирмы пистолет, а левой — крепко держал заложницу, обхватив её за талию, как если бы намерен был станцевать с ней страстный танец.
Ньютон с трудом удержал ругательства, которые так и рвались у него с уст. А сопровождавший его сотрудник ОСБ — тот выговорил почти спокойно:
— Советую вам опустить оружие, полковник. Положение ваше и без того незавидное — вам ли этого не понимать? Не стоит вам вредить ни себе, ни другим.
Хрусталев только усмехнулся при этих словах — и даже мизинцем не двинул.
— Я не хочу причинять барышне вред, — сказал он. — Однако до поры до времени никто не должен входить в это помещение. Подождите десять минут, а потом я красотку отпущу.
И в этот самый момент красотка Ирма ударила его локтем в живот, а сама резко подалась вниз. Раздался звук выстрела, и Ньютон всё-таки не сдержался — громко выматерился.
2
Когда Настасья догнала за Сашку Герасимова — уже на черной лестнице Башни ЕНК, — то немедленно схватила его за рукав, заставляя остановиться. И Сашка, который не услышал у себя за спиной легких Настасьиных шагов, в изумлении обернулся на неё. Девушку ничуть не смутило, что её визави выглядит сейчас как здоровенный амбал. Она знала, кто он такой на самом деле: Макс показывал ей видеозаписи своих сеансов с ним.
— И куда ты направляешься? — спросила Настасья. — Что — моя мать и тебя втянула в свою игру?
И Сашка попытался сделать то, чего Настасья могла ожидать. Но всё-таки лелеяла надежду, что до этого дело не дойдёт.
— Ты должна немедленно вернуться в машину, — сказал он и вроде как попытался пробуравить Настасью взглядом. — Делай то, что велела тебе мать!
Девушка едва не рассмеялась — хоть и трудно было бы найти для этого более неподходящий момент. Бывший школьник с абсолютно школьническим прилежанием пытался и на неё оказать ментальное воздействие.
— Послушай, Александр, — проговорила она, — моя мать, очевидно, забыла тебя кое о чем предупредить. Так что придётся мне это сделать. Не все люди, видишь ли, в равной степени подвержены внушению. И на меня эти твои трюки не подействуют. Да, да: отец успел рассказать мне сегодня об особом даре реградантов. И ещё он сказал: его собственные эксперименты показали, что такие, как ты, никогда не смогут воздействовать на людей, ни разу не проходивших трансмутацию. Равно как и на тех, кто проходил её более одного раза. Моя мать еще не знает этого, так что вряд ли все её планы можно считать безупречными. А потому — говори, что именно она тебе поручила! Боюсь, у нас время поджимает.
Сашка одарил Настасью таким взглядом, что она почти пожалела бывшего школьника: она видела, как сильно она нравится ему. Но именно что — почти; нынче ей было совсем не до сантиментов.
— Давай, давай, — поторопила она его. — Выкладывай всю правду!
Сашка вздохнул, но — едва слышно. А потом сказал:
— Ладно, вот тебе правда. Сейчас я выйду на площадку к лифтам, а потом поднимусь на крышу здания. Меня там уже ожидают — даже оборудовали что-то вроде небольшой телестудии. И в этой студии я должен буду дать интервью, о котором Марья Петровна заранее договорилась.
Он умолк и быстро глянул на свои наручные часы. А Настасья, так и выпустившая его рукав, поднялась на две ступеньки, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.
— И о чем в этом интервью пойдёт речь? — поинтересовалась она.
— О судьбе реградантов. И не смотри на меня так: это чистая правда.
"Это правда, — подумала Настасья. — Вот только — не вся".
— Я пойду с тобой, — сказала Настасья.
И Александр Герасимов, как ни странно, больше возражать не стал — согласно кивнул. Как видно, время поджимало и у него тоже. А, может, всё объяснялось ещё проще: насчёт Настасьи он никаких указаний от Марии Рябовой не получал.
3
Господин Ф. спросил — изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал спокойно:
— Чего вы добиваетесь, Марья Петровна? Мы ваши требования выполнили и беспрепятственно пропустили вас сюда. А вы теперь нарушаете все наши договорённости.
Они сидели в кризисном центре, за небольшим квадратным столом, вчетвером. Каждый — со стороны своей грани квадрата: сам господин Ф., Филипп Андреевич Рябов, его жена Марья Петровна и Максим Алексеевич Берестов. Сесть им предложила именно Мария Рябова — как если бы у них всех имелся целый вагон времени, чтобы рассиживаться.
— Ну, допустим, выполнили вы не все мои требования: Ирму фон Берг вы так и не вывели из здания.
При этих словах своей жены Филипп Рябов хмыкнул, однако никаких комментариев не сделал.
— Ах, ну да, это же для вас так важно, Марья Петровна! — Господин Ф. с трудом подавил желание вскочить с своего стула, схватить черноволосую женщину за плечи и хорошенько встряхнуть. — Ирма фон Берг — она же для вас самый близкий человек!
— Какая разница — близкий или нет? — Мария Рябова приняла вид самый невозмутимый. — Я выдвинула несложные условия, но вы даже их не дали себе труда выполнить.
Господин Ф. открыл уже было рот — намереваясь высказаться с предельной степенью откровенности о том, что он думает об условиях своей собеседницы. Однако его опередил Филипп Рябов.
— Да хватит уже! — Он обращался к руководителю ОСБ — не к своей жене. — Вы что, милостивый государь, не понимаете: он провоцирует вас на пререкания с ней. Тянет время. А тебе, дорогая, — Филипп Рябов повернулся, наконец, к Марье Петровне, — я счастлив сообщить: Ирму должен вывести из здания Алексей Фёдорович Берестов. Наш несостоявшийся родственник.
При этих его словах Максим Берестов чуть не подпрыгнул на своем стуле и одарил господина Ф. таким взглядом, что тому в очередной раз за эту бесконечную ночь захотелось передать свою высокую должность кому-то другому. Но высказать что-либо вслух гениальный учёный не успел, поскольку в разговор снова вступила Мария Рябова — которая с праведный гневом вопросила:
— И кто, спрашивается, будет за это держать ответ: почему гражданское лицо отправили выполнять такое задание?
Господин Ф., презирая себя, собрался уже было пуститься в объяснения. Но Филипп Рябов снова его опередил.
— Что ты задумала на самом деле, Маша? — Он подался к жене, попытался заглянуть ей в глаза, однако безуспешно: черноволосая женщина встречаться с ним взглядом решительно не пожелала — демонстративно отвернулась.
Точнее, это в первый момент господин Ф. подумал, будто она отвернулась. На деле же Марья Петровна попросту перевела взгляд в другую сторону — на один из огромных телеэкранов, которые в здании ЕНК имелись повсюду. Звук трансляции был отключен, однако Марию Рябова это явно не смутило: она так и вперилась в картинку на экране. Так что вслед за ней и трое мужчин: сам господин Ф., Максим Берестов и Филипп Рябов — поглядели туда же, куда и она.
Оператор крупным планом показывал молодого мужчину, господину Ф. незнакомого. Однако его тут же просветил Макс Берестов, который воскликнул:
— Сашка Герасимов! Я должен был догадаться.
И кто такой этот Герасимов, господин Ф. тотчас же вспомнил: подчиненные сообщили ему имена всех тех, кто прибыл сегодня к зданию ЕНК вместе с Марией Рябовой. Так что — и вправду можно было догадаться, что Мария Рябова решит вовлечь того в свои планы. Но вот о другом обстоятельстве явно не догадалась и сама Марья Петровна, поскольку издала вдруг потрясенный вздох. И закричала так, что все, кто находился в импровизированном кризисном центре, вздрогнули и дружно повернули к ней головы:
— Звук! Немедленно врубите звук, кретины!
За спиной у реграданта Герасимова, всего в полушаге от него, стояла Настасья Рябова. Её отец при виде этого изумленно ахнул, а Максим Берестов пробормотал что-то неразборчивое. И господин Ф. готов был поклясться, что были это затейливые непарламентские выражения.
— Включите звук! — повторил требование Марии Рябовой руководитель ОСБ.
И один из его подчиненных тотчас же щелкнул кнопкой телевизионного пульта.
— Каждый из реградантов, — на всю Конфедерацию объявлял Александр Герасимов, — обладает потенциально безграничными способностями к внушению. А сегодня эти способности возрастут многократно. Существует мощное средство, которое для этого будет применено. И служит оно не для усиления внушаемости объектов, как некоторые могли бы подумать, а для усиления силы внушения субъектов — самих реградантов.
Бывший школьник говорил и дальше. Но господину Ф. как раз в этот момент позвонили по мобильной связи из его головного офиса, который по неизменной традиции размещался на Лубянской площади. Он ответил на звонок, однако едва расслышал, что ему говорили. Мария Рябова не стала дослушивать, что ещё скажет реградант Герасимов. Бросив взгляд на свои наручные часы, онапрокричала, совершенно перекрывая голос телефонного собеседника господина Ф.:
— Быстро на крышу! Быть может, мы ещё успеем! Только, ради Бога, скажите своим людям, — она повернулась к господину Ф., — пусть не подходят близко к тому, с плакатом!
— Говорите, что вы измыслили, живо! — Это произнес не господин Ф. — это распоряжение отдал Максим Берестов, вскакивая из-за стола вместе со всеми.
И Мария Рябова, пока они бежали к лифту и поднимались в нем на крышу, всё рассказала. А потом объяснила, почему она не сможет отменить свою акцию.
4
Еще не успел отгреметь звук выстрела, сделанного полковником Хрусталевым, а сотрудник ОСБ, сопровождавший Алексея Берестова, уже повалился на пол. Ньютон увидел черное пулевое отверстие у него на груди, с левой стороны, хотя крови совсем не было.
Между тем Хрусталев попытался снова схватить Ирму, но тут на него с яростным ревом кинулся Ньютон. Когда-то, во времена байкерской молодости, ему случалось участвовать в кулачных схватках. Но с тех пор, как говорится, много воды утекло. И всё, что сумел сделать сейчас Берестов-старший, это ухватить полковника поперёк пояса и впечатать его спиной в дверной косяк. Хрусталев почти моментально из его захвата высвободился, и правой рукой вмазал Алексею Фёдоровичу в челюсть. Если бы ни рефлексы бывшего байкера, благодаря которым тот успел податься чуть в сторону, ему наверняка пришлось бы подбирать с полу зубы. Но и удар, нанесенный по касательной, вызвал у Алексея Берестова мгновенное онемение всей левой половины лица. А в левом его глазу словно бы сверкнул зигзаг молнии.
Выматерившись, бывший байкер отставил всякое джентльменство. И нанес своему противнику удар подлый, но зато идеально эффективный: коленом в пах. Алексей Берестов почти не сомневался, что полковник легко разгадает его нехитрый замысел и легко уклонится. Но — тот внезапно отвлекся на что-то, происходившее у Алексея Фёдоровича за спиной. А в итоге — согнулся пополам, прижимая обе руки к тому месту, куда угодило колено бывшего байкера.
Тут Алексей Берестов догадался бросить взгляд через плечо — выяснить, что именно отвлекло полковника. И даже успел крикнуть:
— Нет! Он может знать, как всё остановить!
Но оказалось уже поздно. Ирма завладела пистолетом Хрусталева и выстрелила в полковника — практически в упор. Куда целила барышня фон Берг — неизвестно. Скорее всего — просто надавила на курок. Однако пуля её угодила Хрусталеву точно между глаз — как если бы в него выстрелил снайпер. Так и не успев убрать руки от причинного места, полковник рухнул на пол. И более уже не шевелился.
Снова обернувшись, Ньютон увидел, как Ирма уронила пистолет на пол. И воззрилась на убитого ею человека с неподдельным удивлением. Она явно и сама не ожидала, что произведенный ею выстрел окажется столь убийственно точным.
— Ирма, — заговорил бывший байкер, — мы должны…
Однако закончить он не успел, поскольку в этот самый момент молодой сотрудник ОСБ, коего Ньютон тоже считал убитым, резко сел на полу, распахнул глаза, сделал протяжный вдох, и после этого зашелся в приступе кашля — потирая грудь в том месте, куда только что угодила пуля Хрусталева.
А затем из комнаты за дверью вдруг донесся звук, напоминавший звон сотни маленьких колокольчиков. Потом этот перезвон резко оборвался, и до слуха Ньютона долетело тихое протяжное шипение. Такой звук издаёт проколотый воздушный шар, когда из него медленно выходит воздух.
Они все трое воззрились на дверь: и сам бывший байкер, и барышня фон Берг, и подстреленный молодой человек, на котором, по всей видимости, был бронежилет. В смятении, не зная, чего ждать, Ньютон с неожиданным для самого себя сожалением подумал об Ольге Булгаковой. Впервые после смерти своей жены он всерьёз заинтересовался женщиной. А теперь неясно было даже, увидит ли он хоть когда-нибудь.
— Мы должны заглянуть внутрь, — сказала Ирма.
— Я должен вывести вас отсюда, сударыня, — произнес молодой человек в бронежилете.
— Вы двое — уходите, — сказал Алексей Берестов. — А я посмотрю, что там — за дверью. Да, и вот ещё что. — Он поглядел на мнимоумершего сотрудника ОСБ. — мне нужно поговорить с моим сыном. Мобильная связь наверняка здесь не работает, но у вас, надо думать, рация при себе имеется?
5
Только теперь Филипп Рябов понял, что бывший безликий, держащий в руках плакат, стоит на крыше рядом с гигантской вытяжной трубой вентиляции. Так что при взрыве все вещество, закрепленное на теле господина Зуева, бывшего директора зоопарка, должно было попасть в вентиляционную систему здания ЕНК.
Как подумал вначале Фил, ничего катастрофического в этом не было. Ну, сколько реградантов могло находиться сейчас в башне ЕНК — не считая Александра Герасимова и Петра Петровича Зуева, который неизбежно должен был погибнуть при взрыве? И пусть даже эта горстка реградантов внезапно обретет способности Вольфа Мессинга — вычислить их всех и обезвредить не составит потом особого труда. И лишь слова господина Ф. раскрыли Филиппу Андреевичу Рябову глаза на истинное положение дел.
— Мне только что позвонили с Лубянки, — сказал он. — Кое у кого из подельников госпожи Рябовой пробудилась совесть. И её раскаявшийся подельник просил передать: вещество, которое попадёт в вентиляционную систему ЕНК, потом распространится по всей Москве через систему подземных коммуникаций, проложенных под городом. Для этого уже приняты меры: открыты все вентиляционные клапаны. На то, чтобы их закрыть, потребуется не меньше часа. А через час будет уже поздно.
Вот тогда-то Фил и осознал в полной мере, что натворила его Маша. Бывшие безликие, подверженные неконтролируемым приступами ярости, как она сама — это были только цветочки. А вот яростные реграданты, по одному слову которых обычные люди станут делать всё, что этим реградантом заблагорассудится от них потребовать — это являлось больше, чем катастрофой. Это способно было стать новым витком эволюции. Витком, на котором человечеству предстояло разделиться на два биологических подвида: господствующую расу реградантов и подчиненных им рабов: людей из числа тех, кто прошел единственную трансмутацию.
— Но ведь, — сказал Фил, когда они ещё ехали в лифте, — Настасье в этом случае ничего не грозит. Она ведь трансмутацию не проходила. И в подчинение к реградантам точно не попадёт. Ты, Маша, можешь этого не знать, но на тех, кто ни разу не проходил трансмутация, гипнотические способности реградантов не действуют.
При этих его словах жена Фила переменилась в лице. И сперва он решил: это из-за того, что информация которую он ей сообщил, не была ей известна. Он успел даже порадоваться, что не выложил ей все сведения: не сказал о том, что те, кто проходил трансмутацию не единожды, тоже не подвержены внушению со стороны бывших безликих. Но затем его Маша сказала такое, отчего у Филиппа Андреевича потемнело в глазах столь сильно, что на миг он решил даже, что полностью ослеп.
— Настасья не будет в безопасности, — сказала она. — Как и все, кто находится сейчас на крыше. Мы рассчитывали мощность взрывного устройства, чтобы её гарантировано хватило на распыление вещества для его попадания в вентиляционный раструб. Взрывной волной с крыши сметет всех, кто сейчас на ней находится. А я не могу снять взрывное устройство с Зуева или обезвредить его. Адская машина тут же взорвётся, если кто-то попробует это сделать. И процесс уже запущен: Александр Герасимов свое выступление закончил. Так что Зуев уже активировал таймер. Полагаю, у нас не больше пяти минут в запасе. А, может, наверное, уже и четырёх минут не осталось.
7
Макс изо всех сил пытался осмыслить все то, что услышал от своей своей несостоявшейся тёщи. Только теперь он начинал понимать, что имел в виду профессор, говоря о больном рассудка реградантов.
Петр Петрович Зуев должен был запустить таймер закрепленного на его теле взрывного устройства ровно в тот момент, когда закончится интервью Александра Герасимова. Мария Рябова использовала постгипнотическое внушение, чтобы этого добиться. Сигналом Зуеву должны были послужить Сашкины слова: "И все бывшие безликие должны помнить…". Такую фразу Сашке велела произнести в конце Мария Рябова.
Взрывное устройство спрятано было под плакатом. Тем самым, который призывал покарать отца. Оно было прикреплено к руке Зуева при помощи запаянной стальной манжетки, так что избавиться от него бывший директор зоопарка не смог бы, даже если бы ему пришла такая мысль. А после экстракции и последовавшей вскоре после этого реградации у Петра Петровича с мыслительной деятельностью явно наблюдались серьезные проблемы.
Именно на это Мария Рябова и рассчитывала. Она предусмотрела всё, кроме одной мелочи: что на крыше во время исполнения акции будет находиться её единственная дочь.
Когда они все четверо выскочили на крышу, пресс-конференция реграданта Александра Герасимова уже минут десять как завершилась. Журналисты других каналов, не имевших, в отличие от ЕНК, эксклюзивных прав на трансляцию, вели сейчас с крыши свои репортажи, цитируя финальную фразу бывшего школьника: "И все бывшие безликие должны помнить о том, каково это — не только утратить человеческий облик, но и перестать считаться человеком".
На крыше было не протолкнуться от людей с телекамерами. Все усилия господина Ф., пытавшегося обеспечить эвакуацию из здания, явно пошли прахом.
Макс замер на месте, принялся крутить головой, высматривая Настасью. Но её нигде не было видно. Зато он превосходно мог разглядеть человека с плакатом в руках, стоявшего рядом с гигантским раструбом воздуховода.
Макс повернулся к Марии Рябовой, которая тоже беспрерывно крутила головой. Но, как и сам Макс, пыталась высмотреть Настасью в толпе без всякого успеха.
— Сколько у нас ещё времени? — быстро спросил Макс.
— Не больше трёх минут. — Голос Настасьиной матери звучал отстранённо, и Макс испытал к ней жгучий прилив ненависти: женщина явно уже смирилась с потерей дочери.
"Хотя, — тут же подумал он, — тем, кто останется на крыше, смиряться с чем-либо придётся недолго".
И господин Ф. словно бы прочёл его мысли. В руках у него откуда-то взялся мегафон, и он гаркнул в него:
— Все — прочь отсюда! Немедленно уходите! На крыше находится взрывное устройство!
И, хоть говорил руководитель ОСБ чистую правду, на лицах большинства людей, каких мог видеть Макс, возникли недоверчивые усмешки. И к выходу с крыши поспешило не более десятка человек.
Господин Ф. снова поднес микрофон своего мегафона к губам — и в этот самый момент начала подавать сигнал вызова рация, закрепленная на поясе у руководителя ОСБ. Тот беззвучно проартикулировал какое-то ругательство, но всё же рывком отстегнул рацию, рявкнул:
— Говорите, только быстро! У вас тридцать секунд!
Впрочем, его собеседнику, похоже, и десяти секунд хватило. По мнению Макса, именно столько времени понадобилось господину Ф., чтобы выслушать сказанное ему. После чего он вскинул глаза на Макса:
— Это вас! Ответьте вашему отцу!
8
Ньютон чуть не застонал от облегчения, когда из рации до него долетел голос его мальчика:
— Папа, это я! Но у меня совсем нет сейчас времени. Здесь у нас…
— Знаю, — перебил его Ньютон. — У вас осталось две минуты и тридцать пять секунд… Уже тридцать три… Я прямо сейчас смотрю на таймер.
— Ты пробрался на крышу и стоишь рядом с заминированным "пикетчиком"? — В голосе Макса отчётливо прозвучали панические нотки, что абсолютно было ему не свойственно. — Потому что если и ты тоже…
Однако Алексей Берестов, не слушая его, уже говорил дальше:
— Я сейчас в подвале здания ЕНК. И передо мной компьютерная консоль, при помощи которой осуществляется управление вентиляционной системой Башни. И тут кое-кто эту систему перенастроил.
— Знаю! — Макс уже почти кричал. — В неё через две минуты попадёт вещество, которое потом распространится по всему городу через подземные коммуникации.
— Не только через подземные, — поправил его Ньютон. — Но и воздушным путем тоже — по всей Москве. Система должна была работать как вентилятор, на который попало… ну, сам знаешь, что.
— Должна была?
Ньютон ухмыльнулся.
— Ну, твой старик в таких вещах кое-что петрит. Я эту систему перепрограммировал. Через две минуты… Через минуту и пятьдесят пять секунд… все вентиляционные ходы будут перекрыты. Система замкнется сама на себя. Требуется только…
И на сей раз уже Максимка перебил его:
— Да, я знаю, что требуется. Я всё сделаю.
9
Макс нащупал в кармане своей куртки нужную ему вещь одновременно с тем, как увидел Настасью. Его невеста (Бывшая, бывшая, невеста…) стояла вместе с Сашкой Герасимовым в двух шагах от парапета Башни. И в десятке шагов от человека с плакатом. Человека, отнюдь не выглядевшего теперь, как Петр Петрович Зуев. Но ясно было, что для Сашки это не имеет ровным счётом никакого значения. Он жаждал увидеть, как тот понесет заслуженное наказание. Именно ради того, чтобы это увидеть, он и пришёл сюда. О роли своего интервью в предстоящих событиях он явно знать не знал.
— Настасья! — заорал Макс, нимало не заботясь, что привлекает к себе всеобщее внимание. — Уходи оттуда! Валите с крыши оба!..
Мария Рябова что-то спросила, поворачиваясь к Максу, но тот её слов не услышал. Он умел отсекать от себя все ненужные ему звуки. В своем кармане он уже отыскал то, что требовалось. И теперь, работая локтями и отдавливая ноги всем подряд, он сквозь толпу устремился к своей бывшей невесте и своему бывшему пациенту.
Эти двое, похоже, услышали его возглас. Но — то ли не придали ему значения, то ли им оказалось попросту некуда уходить. Со всех сторон на них напирали журналисты, которых безуспешно пытались вытеснить с крыши сотрудники ОСБ. И на них с противоположной стороны нажимали другие журналисты. Те, которые считали, что им страшно не повезло: они назодились слишком далеко от главного ньюсмейкера нынешней ночи.
Макса крыли последними словами все те, кого он грубо распихивал. Однако он всё-таки продвигался вперёд, хоть и гораздо медленнее, чем следовало. В левой руке он крепко сжимал предмет, на который возлагал все свои надежды, а в его правой по руке всё ещё оставалась включенная рация.
— Папа! — крикнул он, поднося её к губам. — Сколько на твоём таймере?
— Минута и десять секунд… — Голос отца донесся до него словно бы из дальнего далека: гомонящие люди вокруг почти полностью его перекрыли.
— Я понял! Конец связи! Мне нужны будут обе руки!
И с этими словами Максим Берестов отключил переговорное устройство. А потом опустил его во внутренний карман куртки, предварительно достав оттуда второй предмет, который требовался ему для исполнения его замысла.
10
Настасья видела, как к ним сквозь толпу пробирается Макс. А до этого она сумела уловить — больше по наитью, чем на слух, — что он велит им уходить с того места, где они стояли сейчас. И она потянула Сашку Герасимова за рукав.
— Надо убираться отсюда!
Однако с таким же успехом она могла бы потянуть за капитель мраморной колонны. Здоровенный амбал, в которого превратился вчерашний школьник, даже не пошевелился.
— Я никуда не уйду, — сказал он. — Не для того я столько ждал, чтобы теперь уходить. Ступай — иди одна. Вон — и твой женишок к нам уже спешит!
Настасье пришлось отвернуться от Сашки, чтобы посмотреть в ту сторону, куда тот указывал. И тотчас Настасья встретилась взглядом с Максом, который резко взмахнул левой рукой, в которой был зажат какой-то блестящий предмет. Наверняка снова призывал их: уходите! Но девушка только качнула головой и взглядом показала на Сашку, проартикулировала: Он не уйдет!
Макс что-то пробормотал, и Настасья могла бы поклясться: её жених нецензурно выругался. Однако это ни на мгновение не замедлило его продвижение вперёд. Так что не прошло и пяти секунд, как он протолкался к парапету. И очутился лицом к лицу с человеком, сжимавшим в руках нелепый плакат: бывшим директором зоопарка Зуевым.
— Что это он хочет сделать? — громко вопросил Сашка. — Спасти эту мразь?
И он, выдернув свой рукав из пальцев Настасьи, двинулся вдоль парапета к Максу, Зуева и нескольким людям в штатском, которые настойчиво пытались оттеснить Макса от "пикетчика". Один из них даже схватил Макса за плечо, но тот, мгновенно к нему повернувшись, что-то ему сказал — тихо и яростно. И хвататель мгновенно его плечо отпустил. А потом ещё и сделал большой шаг назад.
В следующий миг Настасья заметила, что к ним с Сашкой пробирается сквозь толпу ещё кое-кто: её мать, за которой по пятам, шаг в шаг, следовал господин Ф. Настасья удивилась тому, что они идут именно таким порядком. По её мнению, руководитель ОСБ должен был бы следовать первым. Но потом она заметила, как её мать что-то раз за разом повторяет, обращаясь к создающим для них препятствия людям. И те будто растекаются в разные стороны, освобождая им с господином Ф. дорогу.
— Маша! — крикнула Настасья. — Помоги Максу!
И та явно расслышала её слова, но в ответ лишь коротко качнула головой, словно бы говоря: я ничего не могу сделать.
И Настасья не стала терять время на то, чтобы снова к ней взывать — перевела взгляд на своего жениха.
За прошедшие несколько мгновений с Петром Петровичем Зуевым произошли перемены. Во-первых, с головы его был теперь сброшен капюшон. Наверняка Макс постарался. Голова обновленного Зуева оказалась начисто лишена растительности; то ли лысым был донор экстракта Берестова, который ввели бывшему директору зоопарка, то ли у Петра Петровича осталась эта черта после пребывания в ипостаси безликого. Во-вторых, Макс отвел в сторону плакат, который Зуев держал — но не отобрал его, не бросил на крышу. Вместо этого Настасьин жених просунул под этот плакат левую руку и проделывал там какие-то манипуляции, разглядеть которые Настасья не могла. Зуев при этом по-прежнему стоял неподвижно, и его открывшееся лицо отображало полнейшее равнодушие ко всему происходящему.
— Настасья! — услышала девушка голос своей матери. — Беги оттуда! Ради Бога, беги!
Голос Маши выражал абсолютное отчаяние. Но девушка даже не посмотрела туда, где находилась сейчас её мать. Будто зачарованная, Настасья наблюдала за тем, что проделывал Макс.
Он явно что-то закрепил на руке бывшего директора зоопарка, а потом вскинул свою правую руку, в которой сжимал маленькую вещицу, напоминавшую автомобильный брелок. И тут к нему протиснулся Сашка — крепко схватил Макса за запястье правой руки. А потом что-то спросил — слишком тихо, чтобы Настасья могла его слова разобрать. Но зато ответ Макса она прекрасно расслышала — тот выкрикнул зло и отрывисто:
— Двадцать секунд, самое большее!
И подбородком указал на что-то, находившееся на теле бывшего директора зоопарка.
Сашка разжал пальцы, и Макс тотчас же надавил на брелок — который оказался отнюдь не автомобильным. Раздался резкий, свистящий звук, от которого у Настасьи — хоть она совсем даже не рядом стояла — разом заныли все зубы. И одновременно с этим звуком до девушки долетел запах: вонь горелой плоти и жженой кости.
И тут лицо Зуева наконец-то утратило своё флегматическое выражение — на нем отобразилось неестественное, словно бы удивленное страдание. А потом бывший директор зоопарка завопил — пронзительно и протяжно, словно бы персонаж какого-нибудь старинного фильма ужасов, какие Настасья смотрела когда-то вместе со своим отцом, изображавшим её деда.
И одновременно с наивысшей нотой этого вопля рука Зуева отваливалась и бескровным обрубком упала на крышу. Вместе с плакатом и с каким-то устройством, которое на этой руке закрепили и прикрыли обычным листом ватмана для камуфляжа. Блестящий браслет отсек эту руку примерно на уровне середины предплечья — срезал начисто. "Лазерный скальпель", — прошептала Настасья. Только теперь до неё дошло, какие именно манипуляции произвел её жених: закрепил браслет-скальпель на руке бывшего директора зоопарка. Выше того устройства, которое на этой руке находилось. И снять которое, по-видимому, не представлялось возможным.
А в следующий момент Макс поднял отсеченную руку Зуева и с размаху метнул её в гигантский раструб вентиляционного продува. После чего две вещи произошли одновременно: раздался звук взрыва и стальная заслонка продува опустилась резко, словно нож гильотины.