31 мая — 1 июня 2086 года. Пятница и суббота
Алексинский уезд Тульской губернии
Москва
Санкт-Петербург
1
Настасья хвалила себя за то, что оставила себе кожаную куртку Макса. Кабина электрокоптера была закрытой и не продувалась ветрами, однако они решили не включать обогреватель: экономить заряд аккумулятора. И сейчас в кабине температура вряд ли превышала 12 градусов по Цельсию. Но при минимальном расходе энергии они могли добраться до пункта назначения без подзарядки. И теперь двигались на юго-восток, вдоль железной дороги «Санкт-Петербург — Москва». Несколько лет назад по итогам проведенного референдума ей было возвращено историческое название: Николаевская.
— В Москве мы приземляться не будем, — сказал Макс, — это слишком рискованно. Сядем на сто километров южнее. Главное — успеть в срок.
— Но мы летим в Новый Китеж?
— Разумеется. Я же обещал, что доставлю тебя туда.
— Тогда какая разница — успеем мы в срок или нет?
Спутник Настасьи только загадочно улыбнулся. И у девушки внутри всё перевернулось при виде этой улыбки: улыбки Ивара. Стоило Настасье чуть прикрыть глаза, и она видела картину: голова её мертвого друга, у которого на виске словно бы вырос один ассиметричный рог — как если бы он нахлобучил на себя испорченный шлем чуди белоглазой. И она знала, что картина эта не пропадет из её памяти, не сотрется, даже если ей, Настасье Рябовой, доведется прожить еще сто лет.
И всё же, когда она смотрела на человека, который вел сейчас их электрокоптер, то не могла определиться: кого же она видит? А главное — кого она хочет видеть? Самой себе она говорила: «Конечно, Ивара. Вот почему я так часто смотрю на него. Хорошо, что сам он этого не замечает». Однако — ни в одном из этих пунктов она уверена не была.
Не была она также уверена, что вполне отдает себе отчет в том, кто такой на самом деле её спутник. Она и верила, и не верила, что он — тот самый гениальный ученый, которого ставили в один ряд с императором Нероном и Адольфом Гитлером по числу загубленных им жизней. Настасья не хотела думать об этом, а сам Макс явно не хотел ничего ей объяснять. И они — по обоюдному безмолвному соглашению — не обсуждали его раскрытое инкогнито.
Гастон давно задремал, свернувшись в большой черный калач на полу кабины. И ноги Настасьи нисколько не мерзли даже в ремешковых сандалиях: ньюфаундленд согревал их своим боком лучше любой грелки. Ничто не мешало ему спать: электрический мотор вертолета работал почти бесшумно. Его ровное, монотонное тарахтенье действовало так убаюкивающее, что Настасья и сама раза три или четыре проваливалась в сон — минут на двадцать каждый. И всякий раз, пробуждаясь, беспокойно вскидывалась: не добрались ли они еще? Но нет: Макс предупредил, что на место они должны прибыть только к вечеру. Им еще повезло, что Мартин Розен оказался человеком запасливым: в его летающей машине нашелся и кулер с водой, и целый набор сухих пайков — которые годились и для людей, и для собак. Они перекусывали прямо в дороге — летели уже шестой час подряд. Электрокоптеры были, пользуясь определением старинного военного фильма — воздушные тихоходы.
И вот за что Настасья себе не хвалила — так это за то, что она позволила Максу отложить изучение материалов её дедушки. Хотя, конечно, задерживаться на том железнодорожном вокзале они никак не могли. А в полете Макс отключил бортовой компьютер электрокоптера — опасаясь, что его использование может выдать Розену их местоположение. Однако кое-чего Настасья больше откладывать не желала.
— Я хочу знать, — повернулась она к Максу, — что это была за вещь — которую потерял мой дедушка?
Макс бросил на неё короткий взгляд, а потом вытащил из кармана своей джинсовой куртки и протянул ей маленький предмет: прозрачный браслет на пластиковой стяжке. Настасья взяла его и прочла на пластине, запаянной в плексигласовый корпус, надпись: Джейн Доу. Дата поступления: 05.06.2077 г.
— Пятое июня семьдесят седьмого года… — не веря себе, прошептала она.
2
Ньютон и его гость очень быстро дошли до станции метро «Баррикадная». Идти-то было всего ничего: чуть дальше старинной сталинской высотки на Кудринской площади. Собственно, они могли бы пойти сразу на «Краснопресненскую», поскольку им нужна была кольцевая линия. Однако Ньютон сказал:
— Перейдем, когда спустимся в метро.
Так поступали все москвичи уже несколько лет кряду: передвигаться под землей стало куда безопаснее, чем по её поверхности.
Барельеф со сценой рабочего восстания с наземного павильона «Баррикадной» давно уже сняли — передали в музей революционной атрибутики, размещавшийся неподалеку: в бывшем Центральном доме литераторов на Большой Никитской. Но само наименование станции оставили неизменным — каким оно было с двадцатого века. Хотя Баррикадной улице, по имени которой станцию назвали, давно уже возвратили исторический топоним: Кудринская.
Время, когда они подошли к «Баррикадной», прежде именовали часом пик. Но теперь в Москве не бывало столпотворений. И они без препон миновали рамки детекторов металла и электронных устройств, что перегораживали вестибюль, как небольшой виадук.
— А я-то не понял, что вы мне давеча сказали про капсулу, — сказал профессор, когда они шли по переходу на «Краснопресненскую». — Но к чему все эти предосторожности? Трансмутация — процесс быстрый, но далеко не моментальный. И не заметить его со стороны никак нельзя.
— Колберы насобачились: приспособились затирать потенциальную жертву в угол на станции. Один перекрывал обзор, а другой — производил эту самую экстракцию, чтоб её за… закоротило!
— И никто не пытался звать на помощь?
— Иногда жертва уже бывала мертва — экстракции это не препятствовало. Но чаще — в неё стреляли из Рипа ван Винкля.
— Вот почему все на нас косятся с таким подозрением, — сказал профессор. — Колберы-то, вероятно, ходили парами.
— Ходили и ходят. До сих бывают случаи — нечасто, правда, — когда они вгоняют потенциальную жертву в ступор при помощи Китайской стены и выводят из метро под руки в полубессознательном состоянии.
Когда Ньютон говорил «Китайская стена», его передернуло. И профессор, должно быть, что-то такое заметил. Только истолковал неправильно.
— Ваш сын во всем этом не виноват, — снова повторил он.
И дальше они шли в молчании до самой «Краснопресненской», где революционные барельефы никто не снимал, и они до сих пор смахивали на шоколадные фигурки в золотой фольге — ничуть не поблекли. А облицовка стен из красного и белого мрамора походила на землянику со сливками.
— Нам — в сторону «Комсомольской», — сказал Ньютон, хотя его спутник и так это знал. — И, когда мы сядем в вагон, не глядите себе под ноги — смотрите по сторонам. Иначе люди и вправду решат, что мы с вами колберы. Раньше-то в метро все читали, а сейчас нашли занятие поинтереснее: во все глаза друг за дружкой следят.
— Учту. — Королев усмехнулся. — Сколько нам ехать?
— Если не будет экстренных остановок — минут десять.
— Это хорошо. Когда мы прибудем на место, нам нужно будет осмотреться — до того, как состоится рандеву.
3
Настасья стиснула браслет с такой силой, что он едва не сломался у неё в кулаке. Она полагала, что после известия о возможном спасении дедушки уже ничто не сможет ошеломить её. Но такого она уж точно не ожидала!
— Тебе эта дата о чем-то говорит? — спросил Макс.
— По твоему виду кажется, что ты уже знаешь ответ.
— Ну… — Он заметно смутился. — Я знаю о том инциденте, когда пострадали твои родители. Меня это тогда особенно потрясло, потому как я незадолго до этого посещал Ригу — вместе с моим другом Денисом и его отцом, Михаилом Дмитриевичем Молодцовым. В Риге, кстати, я и видел Михаила Дмитриевича в последний раз. Его жена говорила потом, что он заранее всё продумал: решил уехать в Балтсоюз и оттуда исчезнуть — с концами.
— А я вот считала, — Настасья издала подобие смешка, — что мои родители исчезли с концами. Ведь я…
Она умолкла: ей вдруг сдавило горло. Получалось, что её дед всё это время знал: её мама не пропала на пляже.
— Ведь я думала — её тело так и не нашли, — едва сумела выговорить Настасья.
— Этот браслет — не с мертвого тела, — качнул головой Макс. — Покойникам в морге надевают бирку с именем на большой палец ноги. Это — идентификационный браслет живого пациента. Хотя скорее всего — безликого. Иначе на браслете имелся бы еще QR-код.
Он глянул на Настасью с таким состраданием, что у той защипало в глазах, и она надолго от Макса отвернулась. То, что её мама осталась жива тогда, в 2077 году, теперь уже вряд ли имело значение. Девять лет — это для безликих был Мафусаилов век. Столько никто из них не жил.
Они летели низко, Макс говорил: чтобы не заблудиться. И Настасья стала, чтобы прогнать слезы, смотреть вниз — где зеленые пятна лесов чередовались с прямоугольниками полей. Реки были видны так хорошо, что Настасье удавалось даже разглядеть отражение в воде электрокоптера. Мосты казались почти хрупкими — и девушка гадала: не страшно ли было по ним передвигаться? Но главным были — города. При подлете к ним Макс всякий раз набирал высоту, однако кое-что Настасья всё-таки смогла увидеть. И этого хватало, чтобы поразить её воображение.
Города внизу не выглядели мертвыми — или полумертвыми, как покинутая ими Рига. Потоки машин реками и ручейками растекались по их улицам. Огромные дома стояли, как скалы и башни сказочных королевств. А когда стало смеркаться, и повсюду загорелся свет, зрелище и вовсе показалось девушке завораживающим. Световые моря городов выплескивали волны яркого марева в начинавшее синеть небо. Световые реки дорог двигались двумя встречными теченьями: желтым и красным. Настасья поначалу не поняла: почему так? И даже спросила об этом у Макса.
— Это встречные потоки машин, — объяснил тот. — Их передние и задние фары. Мы приближаемся к Москве.
Однако тут Настасью ждало разочарование: над самим городом они не полетели. Макс облетел российскую столицу с запада, и дальше они двинулись, как он и обещал, в южном направлении.
— А мы не пропустим Новый Китеж? — спросила Настасья, впервые забеспокоившись.
— Это совершенно исключено, — заверил её Макс и кивнул на серебристо-серую ленту реки вдали. — Видишь — там Ока. Она будет нашим ориентиром.
— Так Новый Китеж — он стоит на Оке?
Макс ничего не ответил ей. Только уголки его губ (губ Ивара?) слегка дернулись вверх. А когда впереди замаячил какой-то город — не слишком большой — Настасья решила: «Ну, вот мы и добрались». Однако не он оказался конечной целью их путешествия: Макс повел их электрокоптер дальше.
Некоторое время они перемещались по воздуху вдоль окского берега, а потом внизу двумя матово блестевшими линиями снова возникли железнодорожные рельсы. Макс несколько минут летел над ними, а потом совершил разворот — примерно на 45 градусов: повел их вертолет над какой-то железнодорожной веткой, отходившей от основного пути.
И Настасья обнаружила, что они летят словно бы над толстой гигантской гусеницей: длинной, прямой, едва-едва ползущей вперед.
— Вот он — твой Новый Китеж! — Макс указал пальцем на эту движущуюся темную массу и рассмеялся: звонким мальчишеским смехом Ивара.
4
Для Дениса Молодцова тридцатое первое мая каждый год бывало мерзким днем. Белые ночи доводили его чуть ли не до безумия, и время, когда они начинались, было для него — как преддверие преисподней. Он скрывал это почти от всех. Еще бы: коренной петербуржец — и вдруг не переносит белых ночей. Только его родители да друг детства Макс Берестов знали истину: как только белые ночи вступали в свои права, Денис терял способность спать. Совсем. И снотворные помогали ему всего лишь впасть в состояние, близкое к обмороку. Или — если повезет — к медицинскому наркозу.
Однако он продолжал ходить на работу — чтобы хоть немного отвлечься. И сегодня появился в своем кабинете примерно в полдень — успев всё-таки пару часов подремать уже после настоящего рассвета.
— Денис Михайлович, — встрепенулась секретарша, едва завидев его на пороге обширных — метров в пятьдесят — кулуаров перед его кабинетом, — вам тут звонили уже четыре раза. Из Псковской губернии.
Денису показалось, что каждое её слово втыкает тупую шпильку ему прямо в мозг, минуя черепную коробку. И он отвернул лицо в сторону, сделал вид, что разглядывает на стене мозаичный символ корпорации — дракона Уробороса. Боялся, что ему не удастся сдержать гримасу боли.
— Из Псковской губернии? — переспросил он.
— Да, да! Звонила женщина — из полицейского участка.
— Что? — Денис решил: он ослышался.
Но тут снова раздалась трель проводного телефона. Только по нему и могли позвонить всесильному президенту корпорации «Перерождение» посторонние или малознакомые люди. Все, кто входил в его ближний круг, знали другой — секретный — номер: звонили ему на мобильник. Вопреки почти всеобщему заблуждению, мобильная связь отнюдь не канула в Лету. Она всего лишь стала привилегией избранных — как на заре своего зарождения, в конце двадцатого века. Только изначально мобильные устройства продавались по цене автомобиля — что естественным образом ограничивало их распространение. А теперь их просто-напросто изъяли из продажи. И попадали они в руки примерно к тем же людям, какие имели доступ в Корпнет — компьютерную сеть для истеблишмента и бизнес-элиты.
От телефонного звонка мозг Дениса как бы пошел враскачку, наподобие моряка на суше. Секретарша сняла трубку, послушала несколько секунд и быстро закивала.
— Сейчас я уточню, на месте ли президент корпорации, — сказала она и нажала кнопку отключения звука. — Поговорите с ней, Денис Михайлович?
— Да что это за… — Денис едва удержал матерное слово. — Что это за «Псковитянка» — опера Римского-Корсакова? Кто она? Чего ей от меня надо?
— Она сказала: её зовут Клементина, но её имя роли не играет. Она знает, где сейчас находится и над чем работает Максим Алексеевич Берестов. Якобы к нему в руки попала какая-то разработка профессора Петра Королева. Хотя я, сказать по правде, даже не знаю, кто он такой.
Ну, Денис-то это знал! Еще бы: профессор Королев был личностью почти легендарной — если учесть, на какой ниве он трудился до того, как занялся сугубо научной работой. Петр Королев — это было интересно. Этот человек, его деяния, его перерождение — без всякой трансмутации: всё это давно волновало Дениса. Ведь не один Макс Берестов был охоч до раскрытия тайн! Только Денис предпочитал тайны иного рода.
— Я поговорю с ней, — сказал он. — Переведите звонок на мой кабинет.
5
Ньютон всем сердцем ненавидел Каланчевскую улицу — где находилась слишком хорошо памятная ему гостиница «Ленинградская». Но никто, кроме него самого, об этой его ненависти даже не догадывался. Да и с чего было бы догадаться, если офис фирмы по разработке высокотехнологичных систем охранной сигнализации, принадлежавшей Алексею Берестову, находился именно на Каланчевке? Хотя Берестов-старший без всякого труда мог бы арендовать помещение в любом другом районе Москвы. Но нет: он предпочел работать именно здесь. И каждый день глядел из окна своего кабинета на сумрачную, как дом Эшеров, громаду «Ленинградской». Неспроста видно его мальчик, много раз этот офис посещавший, взял себе тот странный псевдоним — для Нового Китежа.
Да и сам Алексей Федорович Берестов питал слабость к странноватым наименованиям. «Законы Ньютона» — так назвал он свою фирму. И рекламный слоган систем сигнализации, над которыми он трудился, был: Законы Ньютона работают всегда. Никто из его подчиненных понятия не имел о двойном смысле фирменного бренда. Все они были чересчур молоды, чтобы знать о байкерском прошлом своего шефа.
К офису своей фирмы Ньютон и повел профессора Королева, когда они вышли из метро на Комсомольской площади. Её решили не делать снова Каланчевской, а сохранить историческую справедливость: оставить то название, которое дали площади в честь героического и адского труда, вложенного комсомольцами в строительство первой линии метрополитена, как раз под этой площадью проходившей.
— Как мало здесь народу! — сказал Королев. — Когда я посещал Москву в прежние времена, на этой площади всегда было — не протолкнуться.
Он тут же умолк: понял, должно быть, что своим замечанием невольно напомнил Алексею Берестову о роли его сына в нынешнем обезлюдении московских улиц и площадей. Но у того мысли сейчас слишком были заняты другим. И он только сказал:
— Для нас это — прямая выгода. Пространство будет насквозь просматриваться.
— А подходящий транспорт у вас найдется?
— Есть минивэн фирмы — стоит в гараже.
— Минивэн — это то, что нужно, — кивнул профессор. — Вместе с ним в Москву прилетели четверо его телохранителей.
— Кстати, я так и не спросил: на чем же вы-то прилетели? Ведь вертолет Розена, как я понимаю, угнал Максимка? — Ньютон сам удивился, уловив в собственном голосе гордость.
— Вы не поверите! Мы летели на самолете: регулярным рейсом «Санкт-Петербург — Москва».
— Летели регулярным рейсом, — повторил за профессором Ньютон, а потом прибавил: — Ну, что же, и это тоже — выгода для нас.
6
Макс видел, как изумлена Настасья.
— Так вот оно что! — выговорила она. — Вот почему колберы не сумели Новый Китеж отыскать. Они просто не то искали!
Гастон, пробудившись ото сна, подсунул свою башку ей под руку, и она машинально начала его гладить.
— Это была папина идея, — сказал Макс. — Он предложил создать поезд-убежище, который станет невидимкой для всех. Ну, а я эту идею воплотил. И придумал название: Новый Китеж. Когда-то давно мы с моим другом детства постоянно слушали записи опер Римского-Корсакова у него дома. Его родители были прямо-таки помешаны на этой музыке.
Он стал заходить на посадку, и внезапно его охватила глубокая грусть. Он понимал, что сделал нечто важное, но — совсем не то, в чем он действительно нуждался.
«Зачем я привез её сюда? — подумал он. — Неужели я не мог бы найти другое место для этой девочки — где она могла бы чувствовать себя в безопасности?»
Однако он упустил время. Они втроем: он сам, Настасья и продолжавший сладко позевывать Гастон — выбрались на лужайку, где Макс посадил электрокоптер. Рядом ершился ветвями сосновый бор, окружавший окский город Алексин, расположенный в северной части Тульской губернии. Здесь, на маленьком полустанке в хвойном лесу, устраивал стоянку ровно на один час уникальный поезд: Новый Китеж. Следуя своему расписанию, он всегда останавливался в этом месте на вторую ночь после полнолуния. И принимал пассажиров, буде таковые сыщутся. Поезд — роскошный и комфортабельный, как «Восточный экспресс», — был коммуной для очень красивых людей. Местом, где они добровольно заточили сами себя, чтобы иметь возможность жить, не боясь каждую минуту, что их настигнут колберы. Или — что собственные же родственники захотят поправить свое материальное положение за их счет, как сестры Ивара Озолса.
Придумка Алексея Берестова с поездом оказалась гениальной. Да, многие видели Новый Китеж, когда он проезжал через города и станции: загадочный экспресс, который делал остановки только затем, чтобы получить затребованный заранее груз или принять нового пассажира. Но никому, кроме сугубо осведомленных людей, даже в голову не приходило, что этот поезд может стоить дороже, чем состав, груженый золотом. А те, кто об этом знал, оберегали эту тайну пуще глазу. Сами пассажиры — по вполне понятным соображеньям. Служащие поезда — чтобы сохранить работу с очень высокой заработной платой; Максим Берестов, один из двух учредителей корпорации «Перерождение», имел возможность её выплачивать. Именно сюда он и хотел когда-то трудоустроить своего злосчастного тезку — бывшего охранника Петерса.
— Нам надо идти, — сказал Макс и коснулся рукава кожаной Настасьиной куртки — своей куртки. — Поезд будет стоять здесь еще двадцать пять минут. А потом отправится в Москву. Ты же хотела туда попасть? Ну, вот, теперь у тебя появится возможность побывать и там, и много, где еще. Вечное путешествие — чем не рай?
7
Денис Молодцов слушал женщину, находившуюся на другом конце телефонного провода, и поневоле сомневался: а вправду ли она говорит всё, что ему слышится? Не плод ли это его бессонницы, пытка которой для него уже началась? Хотя — секретарша-то его наверняка спит нормально. А она вкратце пересказала ему именно то, о чем теперь вела полубессвязную речь эта псковитянка.
— Максим Берестов повез её в Новый Китеж — внучку профессора Королева, — говорила она. — Только Берестов — он теперь не он сам. Он теперь — мой брат Ивар. То есть, выглядит он как мой брат. Но, конечно, он совсем не такой простачок, каким тот был.
Денису показалось, что женщина издала легкий вздох. А, может быть, просто плохо работала телефонная связь.
— А в чем суть открытия Королева? — спросил Денис; его собственный голос прозвучал для него словно бы издалека.
Повисла коротенькая пауза, а потом женщина произнесла с преувеличенным огорчением:
— Если б знать! Девчонка — та, само собой, знает. И она думает: Королев погиб. Может, и Розен считает так же. Но профессор-то остался жив! Я видела его, когда меня увозила «скорая». Он плелся куда-то со двора, как лунатик.
Денис и сам чувствовал себя, как лунатик. Ему пришлось напрячь все силы, чтобы спросить:
— И вы знаете, как можно их отыскать — человека, который трансмутировал в вашего брата, и внучку профессора? Может быть, вы знаете даже, где сейчас находится сам профессор Королев?
Он вложил в эти вопросы весь остававшийся у него сарказм. Однако — к его немалому удивлению — эта самая Клементина тут же ему ответила:
— Где профессор — понятия не имею. А как отыскать Настасью Рябову и этого вашего Берестова — очень даже знаю.
Она умолкла, и Денис не выдержал — поторопил её:
— Ну, и?..
— Для этого нужно проследить за Мартином Розеном.
— И только-то? Проследить за тем самым Розеном, чью физиономию без конца показывают по ЕНК? У вас там, в полицейском участке, есть телевизор?
— Да есть, есть. Но смеетесь вы напрасно. Я знаю, как Розена отыскать. Вам нужно только приехать за мной сюда и внести за меня залог.
8
Алексей Берестов поглядел в окно и еще раз удостоверился, что парковочная площадка перед фирмой, на которую он планировал чуть позже вывести минивэн с логотипом «Законов Ньютона», пока совершенно пуста.
— Звоните — назначайте встречу! — велел он профессору; все запланированные приготовления в офисе фирмы они уже завершили. — Теперь — самое время.
И профессор уже извлек из кармана джинсов мобильник — однако набрать номер не успел. Ньютон вдруг схватил его за руку и дернул вниз — повалил на пол. В ту же секунду окно «Законов Ньютона», перед которым они стояли, не зажигая света, разлетелось вдребезги. И мелкие осколки осыпали обоих мужчин.
Ньютон такого не ожидал: проявил беспечность из-за того, что их противники прилетели в Москву регулярным рейсом. И, стало быть, их багаж прошел досмотр. А потом он оглянулся и понял: досмотр тут был ни при чем. Он-то считал: по ним с профессором не откроют стрельбу, поскольку пронести оружие с собой в самолет пассажиры не могли, а купить ствол в Москве иностранцу и вовсе было невозможно. Во всяком случае, купить быстро и легально. Однако никто по ним не стрелял: возле дальней стены валялся булыжник размером с крупную картофелину.
— Я догадывался, что они могут сами найти нас — по GPS мобильника, — прошептал Ньютон. — Но всё же не думал, что они подсуетятся так быстро.
Они с Королевым почти синхронно приподнялись с пола и выглянули сквозь разбитое окно во двор.
— Видите кого-нибудь? — спросил Ньютон.
— Вижу одного. — Глаза профессора — зоркие глаза отнюдь не пожилого человека — словно бы просеивали сумрак за окном. — Прячется в арке подворотни. На нем какой-то черный костюм и маска-балаклава — он прямо на ниндзя смахивает! Если б он не пошевелился, я бы его не заметил.
— А я мельком видел того, кто бросал камень. Наверное, они все здесь собрались: и Розен, и его наймиты.
Алексей Берестов почти жалел теперь, что они с профессором не пошли сюда пешком — и не прихватили с собой «Льва Толстого». Еще лет пять назад они могли бы и на такси приехать, но таксомоторы прекратили использовать согласно постановлению городской Думы: колберы ухитрялись производить по дороге экстракцию таксистов, если те оказывались хоть сколько-нибудь привлекательными внешне. А пронести оружие в метро — за одну такую попытку можно было угодить на цугундер.
Однако Ньютон полагал, что и без Льва Толстого они с профессором должны исполнить задуманное.
— Отступаем, — шепнул он Королеву в самое ухо.
И в этот самый момент в комнату через разбитое окно вкатился человек. Ньютон готов был поклясться, что он выполнил в воздухе сальто, перепрыгивая через подоконник — и через головы двоих мужчин. Увы: на сей раз никакого движения они с профессором засечь не успели. Только и смогли, что повернуть головы к незваному гостю.
— Встать с пола, живо! — Гимнаст повел в их сторону пистолетом, предусмотрительно сделав два шага назад — чтобы его не могли ударить подсечкой по ногам.
В руках он держал боевое оружие — не какой-то Рип ван Винкль. И Ньютон готов был поклясться: это пластиковый пистолет, какие когда-то печатали на 3D-принтерах.
— Да, да, мы встаем! — быстро проговорил профессор, поднимаясь с пола и вскидывая руки над головой.
Он мельком глянул на Ньютона, кивнув ему, и тот нехотя тоже встал в полный рост. А дальше — всё произошло с такой молниеносной быстротой, что Ньютону в первый момент показалось: у него просто на секунду помутилось в глазах из-за того, что он поднялся на ноги слишком резко.
Вот — ниндзя стоял напротив Королева, направляя на него ствол пистолета. А затем — Ньютон за это время даже моргнуть не успел — профессор обеими руками обхватил кисть непрошеного гостя, одновременно подавшись всем корпусом вбок. Ниндзя успел спустить курок, но Королев уже ушел с линии огня: пуля угодила в стену. И уже в следующий миг профессор развернул пистолет в сторону самого нападавшего, а затем с вращением дернул оружие на себя. Ниндзя издал то ли стон, то ли короткое ругательство, и рухнул на пол: Королев без всяких предупреждений выстрелил в него — два раза.
— Минус один, — сказал он.
Ньютон склонился над человеком в черном — у которого в левой части груди темнели рядышком два пулевых отверстия. Крови из них почти не вытекло.
— Вы его убили, — сказал Ньютон. — А ведь наш план был другим.
— Вы сами видели: выбора не было. — Профессор пожал плечами — без всякого раскаяния. — А вот теперь — отступаем.
И они, пригнувшись, перебежали к двери в соседний кабинет. Не совсем кабинет, если точно. Это помещение Алексей Берестов использовал, чтобы демонстрировать клиентам одну из самых популярных охранных систем «Законов Ньютона».
9
Макс точно знал, что в Новый Китеж не попасть просто так. Как только они приземлились и вышли из коптера, забрав из кабины то немногое, что им принадлежало, он сунул руку во внутренний карман своей джинсовой куртки. Оттуда он вытащил захваченный еще из Риги маленький прямоугольник веленевой бумаги — форматом с визитную карточку, — и зажал его в ладони. И они зашагали вдоль состава, направляясь к головному электровозу — обращенному в сторону Москвы.
Все вагоны Китежа — целиком, включая колеса и крышу, — имели пуленепробиваемое и противоударное покрытие. Мало того: электровозы, прицепленные с двух сторон поезда, были оснащены крупнокалиберными дистанционно управляемыми пулеметами — наподобие тех, какие устанавливались на десантно-патрульных катерах ВМФ. Эти боевые модули способны были если не уничтожить, то остановить практически любое транспортное средство. И в каждом вагоне, разумеется, имелась охрана. «Новый Китеж» являл собой аналог бронепоезда, какие колесили по железным дорогам бывшей Российской империи в первой половине прошлого века. Только это был бронепоезд класса «люкс»: для людей исключительной красоты.
«Новый Китеж» стоял с затемненными окнами, однако за ними явственно ощущалась жизнь. Слышались звуки голосов, музыки и телевизионных программ — сильно приглушенные благодаря звукоизоляции. Доносились запахи: готовящейся еды, моющих средств, парфюма. Ощущалась даже едва уловимая вибрация — как если бы по вагонам кто-то пробегал. Иногда — с отчетливым смехом.
— Здесь и дети есть? — удивилась Настасья.
Но ответить ей Макс не успел. Они уже подходили к голове поезда, когда двери одного из вагонов распахнулись. И они увидели направленные на них стволы автоматических пистолетов — которые держали в руках двое парней в темно-синей форме, похожей на старинные мундиры железнодорожных служащих. Гастон тут же выскочил вперед: боком встал между своими людьми и этими двумя. И воззрился на вооруженных незнакомцев — пока без угрозы и рыка, просто с вопросом во взгляде.
— Вам что здесь надо? — спросил один из синих мундиров. — Заблудились, что ли?
— Все хорошо, мальчик. — Макс потрепал Гастона по холке, и только потом поднял взгляд на вопрошавшего: — Нам нужен ваш начальник — Огюст Дюпен. Пожалуйста, передайте ему вот это.
И он медленно — чтобы его жест не выглядел угрожающим — протянул вооруженному человеку белую карточку, на которой отсутствовал какой-либо видимый текст.
Один из парней в синей форме остался в дверях вагона — по-прежнему целясь в Макса и Настасью из пистолета. А второй оправился куда-то вглубь поезда с карточкой в руках. Прошло минут пять — и он вернулся. Причем не один.
Макс напрягся: не знал, как воспримет Огюст Дюпен — начальник здешней службы безопасности и протеже отца и сына Берестовых — его новый облик. Но, как только его старый знакомый появился в дверях вагона, Гастон так и подскочил на месте — а его хвост замотался вправо-влево, как флаг в руках флотского сигнальщика.
— Гастон, дружище! — воскликнул Огюст Дюпен, тоже узнавший ньюфа, а потом перевел взгляд на Макса и его спутницу; только на один миг во взгляде его мелькнуло удивление, а потом он произнес, как ни в чем не бывало: — Здравствуйте, господин Эшер! Я рад приветствовать вас и вашу спутницу в Новом Китеже!
Парень с пистолетом немедленно опустил свое оружие. А так называемый Дюпен откинул подножку вагона и спустился сам — чтобы помочь подняться новым пассажирам. На лице его явственно читалась радость. Однако Макс мимолетно подумал, что радость эта — какая-то алчная, словно у золотоискателя, натолкнувшегося на гигантских размеров самородок. Гастон взбежал по лесенке первым, а следом взошла Настасья — которую Дюпен подсадил под локоть, после чего повернулся к Максу.
— Я ожидал, что вы появитесь, только не знал, где и когда, — сказал он. — Сегодня в Новый Китеж поступило сообщение для вас — от Алексея Федоровича.
10
Бронированная комната, комната-убежище — так именовала фирма «Законы Ньютона» эту свою продукцию. Сам же Алексей Берестов мысленно называл её — батискаф. Эта комната и впрямь походила на небольшой аппарат для спуска под воду. И в этом было одно из главных её отличий от аналогичной продукции конкурентов: подобное убежище помещалось даже в относительно небольшой квартире. Или в просторном трейлере — что было жизненно важно для тех, кто продолжал в них путешествовать. Жить-то в трейлерах на просторах Российской Федерации так и не вошло в моду. А теперь, когда столько жилья освободилось практически во всех населенных пунктах, ясно было: уже никогда и не войдет.
Да, Алексей Берестов сколотил немалый капитал, продавая гражданам защитные средства, которые помогли бы спастись от колберов даже в случае их проникновение в жилище. Однако по этому поводу он угрызений совести не испытывал: почти все средства, получаемые им, шли на содержание Нового Китежа.
Снаружи дверца батискафа имела вид гладкой стены. И без электронного ключа с двадцатизначным кодом её было не открыть. Никакая электронная отмычка такой замок не взяла бы. А изнутри дверца являла собой бронированный люк. И Ньютон трижды повернул ручку на нем, как только они оказались внутри. Автоматически в батискафе зажегся свет, и они с профессором уселись — локоть к локтю — перед четырьмя мониторами, которые в разных ракурсах показывали внутренние помещения «Законов Ньютона». Королев сунул пистолет сзади за пояс джинсов, но Ньютон очень рассчитывал, что стрелять из него больше не придется.
Одна из видеокамер смотрела прямо на мертвого ниндзя, который лежал в комнате с разбитым окном; все остальные офисные помещения пустовали. И были погружены в полумрак: солнце почти зашло, а электрическое освещение Ньютон не включал — пока.
— Я одного не понимаю, — он повернулся к профессору, — как Розен отпустил вас ко мне одного?
— У него в руках — моя дочь.
— А у вас в голове — секрет, который может погубить и его самого, и этих его добрых пастырей.
— Он знает, что у Настасьи на руках — копия этого секрета. — Профессор бледно улыбнулся. — Каким же дураком я был, что отдал ей тот диск — подверг её такой опасности! И Розен рассчитывал, что в обмен на Машу я поспособствую ему в том, чтобы захватить вас, Алексей Федорович.
— Чтобы потом обменять на диск с вашими разработками?
— Чтобы обменять на вашего сына — плюс на диск. Да еще и заполучить в придачу Настасью — свидетельницу преступлений пастырей. А потом убить всех: и меня, и Максима Алексеевича, и Настасью, и Машу. Так что — не особенно церемоньтесь с ними со всеми сегодня!
В унисон с его словами на одном из мониторов возникла еще одна фигура в черном. На сей раз карикатурный ниндзя проник в офис «Законов Ньютона» через дверь — которую Алексей Берестов даже не стал запирать. Он с самого начала рассчитывал, что посетители войдут именно в неё.
Ниндзя — тоже вооруженный пластиковым пистолетом, какой он запросто мог пронести через металодетектор в аэропорту — довольно быстро нашел распростертое на полу тело своего сотоварища. Он приложил пальцы к шее спящего, удостоверился, что тот мертв — но не дал задний ход: стал обследовать помещения дальше, держа пистолет во вскинутой руке.
Ньютон и профессор не отрывали глаз от монитора. Помещения фирмы были оборудованы не только камерами, но и микрофонами, так что до них доносились звуки шагов посетителя и хруст разбитого стекла под его подошвами.
— Ну, давай, посмотри по сторонам! — произнес Ньютон и даже рукой повел — словно бы подталкивая посетителя в нужном направлении.
И, как ни удивительно, это сработало: человек в черном почти тут же увидел запечатанный почтовый конверт, оставленный на столе Алексеем Берестовым. На конверте большими буквами было выведено: Мартину Розену — лично в руки. Незваный гость взял конверт, повертел и положил на прежнее место, а потом двинулся дальше.
Обойдя до очереди все помещения фирмы, он поднес к губам запястье, на котором, надо полагать, крепилось какое-то примитивное переговорное устройство. И довольно громко произнес:
— Их здесь нет. Они ушли. Один из наших убит. Но для вас, Мартин Рихардович, они оставили послание.
А когда сенатор вошел в помещение фирмы — вместе с еще двумя телохранителями — профессор крепко сжал плечо Ньютона:
— Пора!
11
Все визитеры собрались вместе — в той комнате, где Ньютон оставил на столе адресованный Розену конверт. Его сенатор тут же распечатал, и ему на ладонь выпал плотный белый прямоугольник — с криптопечатью, на вид выглядевший простым куском картона. Ньютон выпускал такие специально для потенциальных пассажиров Нового Китежа — и положил его в конверт просто для отвода глаз. Чтобы прочесть текст на карточке, требовался специальный сканер, имевшейся в наличии только у новокитежской службы безопасности.
Розен в изумлении повертел карточку в руках и повернулся к одному из своих телохранителей — явно намереваясь задать ему какой-то вопрос. Тут Ньютон и привел в действие одну из самых простых, но вместе с тем — самых эффективных, защитных систем, что производила его фирма. Одновременно в офисе его фирмы загорелся свет, опустились бронированные жалюзи на окнах и дверях — такие, какие Ньютон установил и в Новом Китеже, — а затем завыла сирена, вроде пожарной. Но целью сирены было — не оповестить окружающих о проникновении, а осуществить психологическую атаку на взломщиков: в комплект сигнализации входила звукоизоляция.
Розен и его спутники на миг будто просели: чуть согнули ноги в коленях и втянули головы в плечи.
— А как вам такое: мордами в китайскую стену? — произнес Ньютон и тут же нажал еще одну кнопку.
Они с профессором не планировали использовать против Розена и его клевретов сонное зелье: заряды с транквилизатором. Для целей Ньютона и его спутника требовалось, чтобы их противники оставались в сознании.
Если у Королева на квартире для противопожарных целей имелась только примитивная дождевальная установка, то Алексей Берестов оборудовал все помещения своей фирмы куда более совершенными распылителями. Да, при необходимости они автоматически подсоединялись к системе пожаротушения. Однако из батискафа, где находились сейчас они с профессором, можно было запрограммировать распылитель и на использование веществ иного рода — отличавшихся от противопожарных реагентов.
Но сам Ньютон не захотел смотреть, что происходило с объектами после того, как помещения заполнилось газообразной версией знаменитой китайской дури. Доверил Королеву наблюдать через монитор компьютера, как стена валит их противников с ног — обездвиженных, но не лишенных чувств.
— Все — готовы, — сказал ему профессор примерно через минуту.
И Ньютон включил в помещении режим вентилирования. А когда воздух очистился, и они с Королевым вышли к Розену и спутникам, разводить турусы на колесах Берестов-старший не стал.
— Вот что, гаврики, — сказал он, одновременно затягивая плотные пластиковые стяжки на запястьях и щиколотках одного из розеновских охранников, пока профессор занимался самим Розеном. — Я знаю, вы меня слышите — так что слушайте внимательно. Ваше оцепенение скоро пройдет, мы поставим вас вертикально, и вы поскачете туда, куда мы вам скажем. Молча поскачете. Тогда, быть может, эту ночь вы все переживете. Даже вы, Розен, хотя, будь моя воля… Ну, да ладно. Так вот: мы поместим вас внутрь транспортного средства, где вы — опять же, молча, — станете ждать эвакуации. Если кто-то из вас резко двинется, что-то крикнет или просто громко пернет — в этом транспортном средстве тут же сработает датчик, включающий систему самоуничтожения. В машине заложен вакуумный заряд, и она просто схлопнется — так что от всех вас останутся одни молекулы. Это всем понятно, я надеюсь?
И они с Королевым отвели Розена и троих его наймитов в минивэн «Законов Ньютона», куда потом еще и притащили первого ниндзя — убитого из его же собственного пистолета. Оружие, имевшееся у всех остальных, профессор тоже забрал себе. А потом еще и обыскал всех пятерых — и живых, и мертвеца. У одного он из «ниндзя» он вытащил бритвенное лезвие из язычка ботинка. У другого обнаружил под фальшивым силиконовым шрамом на предплечье универсальный ключ для наручников — им при должном усердии и пластиковые стяжки можно было бы расцепить. Ньютон только диву давался — как ловко и быстро Королев произвел обыск.
— Вы считаете, — обратился к Ньютону профессор, когда они заперли минивэн и вышли на Каланчевскую улицу, — они вам поверили — насчет вакуумного заряда?
Уж он-то знал: закладывать взрывчатку в свой минивэн Алексей Берестов и не подумал.
— Ну, — сказал Ньютон, — тот, кого вы прикончили, будет у них на виду. А разделить его судьбу они вряд ли захотят. Так что будут сидеть тихо, как тараканы в буфете.
12
Ньютон привел Королева к рельсам одного из запасных путей бывшего Ленинградского вокзала. Когда железная дорога «Санкт-Петербург — Москва» снова стала Николаевской, то Николаевским сделался и сам вокзал тоже.
— Повезло, — повернулся Ньютон к своему спутнику, — что вы именно сегодня решили искать Новый Китеж. А не то — пришлось бы вам пилить и пилить, чтобы до него добраться.
Алексей Берестов не стал интересничать, как это любил делать его сын Максим. И еще дома объяснил профессору, что это такое — Новый Китеж.
— Нам бы пришлось, — поправил его Королев. — Вы ведь тоже собираетесь прокатиться, разве нет?
— Только если там и вправду окажется мой сын. — А про себя Ньютон подумал: «Он-то окажется, только смогу ли я его узнать?»
Вскоре после задушевной беседы, которая состоялась у них с профессором в квартире на Большой Никитской, Ньютон при помощи его мобильного телефона отправил SMS-сообщение — в Китеж-град. И теперь им предстояло прождать еще около часа — если поезд нигде не задержится. Они сидели на двух дощатых ящиках и обозревали изнанку старинного вокзала.
Когда-то он был конечной, тупиковой станцией Николаевской железной дороги. Но потом — примерно сорок лет назад — железнодорожный путь, соединявший Санкт-Петербург и Москву, продлили в южном направлении. И теперь сюда, а не только на Курский вокзал, можно было доехать по рельсам из Тульской губернии.
13
Легендарный «Восточный экспресс» Настасья, конечно же, видела только в старых фильмах, но всё равно решила: Новый Китеж переплюнул его. Поезд катился так мягко и ровно, что движение его практически не ощущалось. Настасье отвели купе такого же примерно размера, какой была её комната в рижской квартире. К нему примыкали душевая кабинка и туалет; внутри имелся гардероб, письменный стол с компьютером и раскладной диван. А на стене висел телефонный аппарат, при помощи которого можно было связаться с любым пассажиром поезда или вызвать кого угодно из обслуживающего персонала.
Но Настасья, хоть и была восхищена, оглядела всё это мельком. Так что Макс, который привел её сюда, словно бы даже слегка огорчился: ожидал, наверное, больших восторгов. Гастона увел на кухню его старый знакомец — пресловутый Огюст Дюпен; и можно было не сомневаться, что этой ночью ньюфа ожидает очень сытный и очень продолжительный ужин.
— А почему ты выбрал такой неудачный псевдоним — Эшер? — спросила Настасья.
— Как по мне — самый подходящий. — Макс вроде как усмехнулся, и это была именно его усмешка: Ивар не умел кривить губы с такой горькой иронией. — Всё, что я создал, пало — в точности, как дом Эшеров.
— Всё, что пало, можно воздвигнуть заново. Тот диск — моего дедушки — ты должен увидеть, что на нем. Прямо сейчас. Компьютер-то здесь есть. — И она протянула ему винчестер, извлеченный из полиэтиленовой упаковки.
— Хорошо, давай — я всё посмотрю. — Макс взял у неё диск, шагнул к столу и включил компьютер. — Но только — для ознакомления. Внедрять всё это будет твой дедушка — когда я его отыщу. Я дал себе зарок: больше никогда я не стану применять свои открытия на практике.
— Знаешь, — сказала Настасья, — мы с дедушкой когда-то смотрели один давнишний фильм про британского суперагента Джеймса Бонда: «Никогда не говори никогда».
Макс опять усмехнулся и явно хотел что-то возразить. Но — тут он, введя пароль, открыл первый файл с диска профессора Королева. Да так и замер с полуулыбкой на губах — ничего не сказал. Только принялся открывать все файлы один за другим.
Он не вставал с места, пока Настасья принимала душ и заказывала еду из вагона-ресторана. Даже не среагировал на её предложение поужинать с ней вместе. Не глядел в окна с тонированными стеклами, за которыми мелькали темные массивы лесов и светлые промельки жилых домов и дорог. Он вообще вряд ли замечал, что они едут.
Но сама-то Настасья смотрела во все глаза — то на Макса, то на пейзаж за окном. И невольно ахнула, когда их поезд подъехал к Москве. Великий город, Третий Рим — он даже теперь, даже обозреваемый из вагона поезда, поражал воображение. Это было не просто световое море — это была световая галактика, поглотившая Новый Китеж, как звездное небо поглощает пролетающую комету. Циклопических размеров дома — самые настоящие небоскребы — стояли здесь наособицу, отдельно от остальных. А большую часть светового сонмища составляли строения относительно небольшой этажности — Настасья даже из поезда с удивлением разглядела двух- и трехэтажные здания: диковину для любого мегаполиса. Транспортные реки — бело-красные — начали уже оскудевать в это время суток, и всё равно — являли собой аналог Perpetuum Mobile: вечного двигателя, который, по словам Настасьиного дедушки, никому в мире не удавалось еще сконструировать.
«Любой большой город — это и есть перпетуум мобиле, — подумала Настасья. — Покуда в нем остаются люди…»
Только при въезде в Москву Макс наконец-то оторвался от компьютера и поднял глаза к окну. А потом повернулся к Настасье.
— Я знаю, как это можно будет применить, — сказал он. — Процедуру потребуется доработать, но я знаю — как.
И тут Новый Китеж стал замедлять ход.
14
К удивлению Ньютона, профессор заметил приближение «Нового Китежа» раньше, чем он сам. Длинной темной массой, как водяной удав анаконда, состав катился по запасному пути. И они с Королевым оба поднялись со своих ящиков, сделали несколько шагов к рельсам — и так замерли.
Поезд проехал по запасному пути еще немного, скрипя тормозными колодками. А потом, слегка дернувшись перед самой остановкой, застыл на месте. Окна состава оставались затемненными, и двери вагонов никто не открывал. Ньютон знал: сперва окружающую обстановку оценит служба безопасности поезда, которую возглавляет Огюст Дюпен. И только потом специальный наряд выйдет забирать подготовленные для Нового Китежа грузы, а охрана всё это время будет нести службу в усиленном режиме.
Они с профессором сделали к поезду несколько шагов, и почти в тот же самый момент двери ближайшего к ним вагона распахнулись. Петр Королев издал громкий потрясенный возглас — и остановился так резко, будто налетел на прозрачную стену.
В распахнутых дверях выгона рядом с охранником в темно-синей форме стоял юноша необыкновенной красоты. А из-за его плеча выглядывала девушка — совершенно ему под стать. Она смотрела исключительно на Королева. А вот юный красавец вперил взор в самого Ньютона — и виноватое выражение незнакомых, почти мальчишеских глаз тот мгновенно узнал.
— Макс? — Голос Ньютона прозвучал так тихо, что он сам себя едва услышал. — Максимка, это ты?
Однако юный Адонис его услыхал. Теперь во взгляде его мелькнуло смущение, но почти сразу он расплылся в улыбке.
— Давно не виделись, папа, — сказал он. — Но это — всё еще я.
А затем его мальчик отступил немного сторону, пропуская вперед девушку, которая мгновенно скатилась по ступенькам и кинулась к профессору — который заключил её в объятья.
И только после этого новый Макс спустился на землю сам и подошел к отцу.
— Надеюсь, папа, — сказал он, — ты с нами вместе прокатишься?
— Прокачусь — когда прибудет мой багаж, — сказал Ньютон и, недолго думая, по-медвежьи облапил этого юношу, в котором только выражение глаз да манера речи выдавали его сына.
15
Макс понимал, что уступает своей привычке к театральным эффектам. Но, тем не менее, попросил всех, с кем он хотел побеседовать, собраться в вагоне-ресторане Нового Китежа. Не мог он отказать себе в удовольствии хотя бы частично воспроизвести сцену из «Восточного экспресса». Он и ощущал себя почти Эркюлем Пуаро, разве что — без нафабренных усов. Ну и, конечно, немалая ирония содержалась в том, что мнимый Пуаро оказался в компании с Огюстом Дюпеном — тоже мнимым.
А часом ранее подчиненные Дюпена доставили к запасному пути Николаевского вокзала четверых упакованных гостей в минивэне с логотипом фирмы «Законы Ньютона» — плюс одного покойника, которого тоже пришлось забрать с собой. И сразу после этого поезд тронулся: нужно было соблюдать расписание.
Огюст Дюпен отправил троих живых клевретов Розена в кутузку: этим неоархаичным словом на Новом Китеже именовалось небольшое зарешеченное отделение, почти всегда пустовавшее. Застреленного же мужчину пришлось временно поместить в один из поездных холодильников. А все остальные новоприбывшие — включая Розена, с пластиковыми стяжками на запястьях, — расселись за столиками. И даже Гастон, хоть и выспавшийся днем, снова устроился дремать возле ног Настасьи — рядом с которой сидел Королев, уже успевший пообщаться и со своей внучкой, и с самим Максом.
— Я безмерно рад, — говорил теперь профессор, пока поезд мчался сквозь темные просторы к Санкт-Петербургу, — что вы, Максим Алексеевич, готовы оказать мне содействие в завершении моих исследований.
Розен так и зыркнул на Королева, хоть и промолчал — помнил, должно быть, как ему заклеивали скотчем рот. И Макс, перехватив этот его взгляд, сказал:
— А насчет вас, сенатор, у меня были сомнения: звать вас на эту встречу или нет. Собственно, кое-кто, — он бросил взгляд на Настасью и её деда, — был категорически против. Но я решил: вам нужно знать, каковы ставки в этой игре. Невзирая на то, как она для вас закончится.
Розен сидел прямо, глядел дерзко. Неспроста этот человек сделался лидером добрых пастырей.
— Я скажу, чем всё закончится для Рябовой Марьи Петровны, — заявил он, вздернув подбородок и оглянувшись на деда с внучкой.
Настасья при этих словах переменилась в лице, однако удивления не выказала. Дед уже сообщил ей: существование её матери в виде безликого существа продолжается по сей день. И Макс гадал, как он объяснил внучке свое девятилетнее молчание о том, что её мать по-прежнему существует — хоть и под именем Джейн Доу, хоть и в специализированном санатории?
— Я предложил вам честную сделку, профессор, — сказал Розен. — Вы меня выводите на Максима Берестова, к которому попал ваш винчестер, я — возвращаю вам дочь. А вы условия этой сделки нарушили. — Сенатор говорил таким оскорбленным тоном, словно сам собирался эти условия исполнять. — Так вот: если первого июня — а это уже сегодня, — я до 15.00, не выйду на связь с моими сторонниками в Риге, ваша дочь отправится в плавание. Пункт отправления — мост Европейского Союза.
Настасья ахнула, а профессор вскочил было с места, однако всех опередил Алексей Берестов. Бывший байкер коротко и хлестко ударил Розена по лицу тыльной стороной ладони и рявкнул:
— Радуйся, дерьмо собачье, что ты в наручниках! Я бы тебя в графеновую лепешку раскатал!..
— Да брось, папа, — сказал Макс. — Мартин Рихардович скоро и сам поймет, что он был неправ. Когда миру станет известно, что всех безликих можно было вернуть к нормальной жизни, добрых пастырей ожидает второй Нюрнберг. И господин Розен будет счастлив, если в его защиту выступит, к примеру, отец спасенной им женщины. Спасенной из раскаяния, а не из страха кары и разоблачения — после сюжета, показанного по телевидению.
— Вернуть к нормальной жизни? — Розен, у которого текла кровь из рассеченной губы, этого словно бы и не ощущал. — Вы слабоумный, что ли? А еще доктор! Да если даже такой способ есть, пораскиньте умом: что станут чувствовать такие возвращенные? Будут благодарны? Или захотят поквитаться с теми, кто обрек их на ад внутри самих себя? Вы думаете, что мы, добрые пастыри, защищаем только обычных людей от безликих? Да грош бы нам была цена! Мы избавляем безликих от страданий. Наносим им coup de grâce — последний удар милосердия, на который не решаются всякие доброхоты вроде профессора Королева.
Берестов-старший собрался было влепить Розену еще одну оплеуху, но внезапно поезд качнуло. И послышался дикий скрежет, от которого у всех словно бы взорвались во рту зубы. Макс, кривя лицо и видя такие же гримасы на лицах всех остальных, повернулся к Огюсту Дюпену — который уже вскочил с места и говорил с кем-то по рации.
Но и без переговоров им всем сделалось ясно: происходит экстренное торможение. Их состав останавливается.