День 43.
Заметил сегодня, что чувство юмора меня подводит. Впервые участвовал в коллективном утверждении Справедливости. Некие молодые люди предложили пять тысяч серебрянных монет, сумму огромную, потому их жизненную позицию выставили обосновывать сразу группу гладиаторов, в которую включили и меня. Что лестно — меня оценили в две тысячи. Компанию составили два огромных орка, специально выращеных для Арены и группа в пять женщин-лучниц. Некрасивые, уродливые, с непропорционально развитыми руками, они рассматривали меня с нескрываемым презрением. Взгляд не действовал на них совершенно, видимо их уровень эмпатии оставлял желать лучшего. Впрочем, мне было все равно. Куда больший интерес вызвали орки, которых я видел только во время тренировок с помощью видений (или морока), насылаемых Самуилом. Но с видениями не побеседуешь как следует. Меня же все виды разумных нечеловеческих видов интересовали чрезвычайно. Орки выглядели как мутировавшие люди, визуально, кроме размера тела, эти гиганты не сильно отличались от людей. Если можно представить трехметрового кроманьонца, который раскачался, с головой неандертальца — это и будет орк. Общего потомства ни с людьми, ни с кем-либо еще, орки не дают. Вооружение их состояло из огромных копий, метра четыре, с метровым стальным наконечником. Пахли они сильно и резко, но, поразмыслив, пришел к выводу, что дело в крупном размере, а не некой нечистоплотности.
Сработаться у нас не получилось. Орки и лучницы, судя по всему, не впервые выступали вместе, и я был откровенно лишним. Меня просто докупили "до верности", в чем не было особенной нужды. Противник (я даже не вникал на этот раз в дело и очень смутно представлял кто именно истец, а кто ответчик. Наняли какие-то мажоры, и ладно) выставил трех пожилых людей, почти стариков, облаченных в что-то похожее на рисунки изображающие дружинников Киевской Руси. Прямо три богатыря, только поизносившиеся.
— Давай, убей их. — Тыкая копьем в мою сторону, заявил один из орков. Речь его была вполне членораздельна, и не вызывала сложности для понимания. Куда больше интересовал их нрав, почему я отказался от предложенной мне чести.
— Тебе надо, ты и убивай.
Орк фыркнул и неожиданно улыбнулся.
— Тогда не мешай.
Я кивнул. Вообще хотелось посмотреть на их действия со стороны. Орки побежали к людям, крича что-то вроде "ура". Те выставили щиты и присели за ними на колено. Будучи и так ниже наступающих гигантов, теперь они казались совсем маленькими. Не добежав до людей, орки резко упали, распластавшись на песке. Над ними просвистели стрелы лучниц. Я залюбовался слаженностью действий, ведь замешкайся эти великаны, и получили бы их (стрелы) в спины. А так — их приняли на щиты люди, что не сильно им помогло, поскольку орки уже вскочили и прыгнули вперед-вверх прямо на людей, держа копья обеими руками. Удар впечатлил — оба орка пробили и щиты и людей за ними насквозь. Оставшийся пока в живых старик-дружинник выкрикнул что-то гневное, но в его щит сразу же вонзилось еще пять стрел, от чего он даже опрокинулся на спину. Мне стало грустно. Орки уже успели выдернуть свое обагренное кровью оружие из тел жертв, пока я кастовал заклинание, и собирались прикончить его, когда воздушными арканами я захватил их тела и резко дернул назад. Великаны не ожидали ничего подобного, и только благодаря своей природной ловкости не поломали себе ничего по приземлении метрах в десяти от последнего воина. Вскочив, они с непониманием уставились на меня (плюс к интеллекту). Лучницы нацелились в мою сторону.
— Эй! — Я развел руками. — А поговорить?
— Что ты хочешь, придурок? — Выкрикнула старшая из лучниц.
— Участия. Любви и понимания. Ведь если всю работу сделаете вы, то получится, что я зря вышел. Некомфортно.
— Пошел ты, — лучница сплюнула, — нужен ты больно.
Дискуссия не слишком выходила, но я не терял надежды. Увы — орки разрушили мои потуги на корню. Все еще живой дедок зашевелился приняв сидячее положение и два копья в грудь от воинственных великанов. Броски были великолепны, не могу не признать.
— Поговорил? — Осклабилась наглая лучница, а ее подруги неприлично заржали.
— Не, так дело не пойдет, — вздохнул я, — дед, вставай, пойдем отсюда.
Это было невинное заклинание "кукла", которым детей развлекают, заставляя ходить всякие плюшевые игрушки, но если влить достаточно маны, то с покойниками тоже можно. Откуда-то в памяти всплывали даже примеры с какой-то войны, где подобное бывало в виде военной хитрости. Тело деда зашевелилось и вновь село, будто разглядывая огромные копья, мешающие ему встать.
Мгновением позже я едва успел загустить воздух перед собой, поскольку лучницы садили в меня стрелы со всей возможной скоростью. Стрелы неприятно зависали передо мной, словно желая продолжить полет. Орки заревели, бросаясь к деду, выдернули их, отчего покойник вновь упал (поддерживать заклинание я бросил сразу как понял, что шутку не оценили) и кинулись ко мне. Намерения их не были добрыми, и я отнесся к ним с полной серьезностью. Если коротко — пришлось убить всех. Орки лишились голов от серебристого "бумеранга луны", не успев добежать до цели, а лучниц, разозлившись, спалил двумя файерболами. Все-таки люди лишенные магии невероятно легкие соперники.
Потом меня отругал Самуил. Оказалось, что эти идиоты были даже правы, поскольку приняли меня за Некроманта! А некромантов надо убивать всем, всегда и везде. И награда за это всегда велика. На мое робкое замечание о нелогичности, в таком случае, появления нккроманта на Арене, маг отмахнулся, попросив учитывать тупость окружающих.
Неувязочка вышла. Заплатили же мне лишь персонально оговоренные две тысячи серебрушек, согласно правилам и во избежание рецидива.
День 44, день 45, день 46 — болел.
День 54.
Уговорил Самуила на лекцию об окружающем мире. Он явно не верит в мое незнание, и считает, что я зачем-то придуриваюсь. По его логике раз блокировка убрана, значит я должен помнить все. Я и не забывал, только не то что он думает под моей прошлой жизнью. Я и сам не могу все еще обьяснить себе ни кто я, ни где я, ни вообще ничего. Первые дни было проще, я был уверен, что лежу в коме и брежу. Нынче не уверен уже ни в чем. Если это игра, то столь реалистичная, что почему бы и прошлой жизни не оказаться той же игрой? Подкупала магия. Это что-то настолько невероятное, что будь выбор — не знаю что бы предпочел. Человек слаб и ищет где лучше, а лучше мне, безусловно, здесь. Ибо магия. Она меняет все. Абсолютно. Нет на земле, то есть в прошлом моем, ничего, что могло бы уравновесить ее. Не придумали еще люди. Совсем щабыться мешала лишь странная тоска по Елене, и то, что нажимая на глаза, я видел все растущие цифры характеристик. Задание, впрочем, так и не активировалось.
Вопросы же об окружающем мире накапливались, и я все-таки дожал Самуила на лекцию. Что именно я хочу узнать он недопонимал. Мне нужно было все, а не детали. Пришлось помогать наводящими вопросами, ибо на прямые он сердился, считая, что над ним издеваются. Потому вышло ни шатко, ни валко, но какие-то вещи я уяснил.
Во-первых это не мир людей, а страна людей. Есть и другие. Есть страны не людей. Конкретно у нас государство магов. Магическая сила это все. Происхождение, статус (у меня горестно защипало в глазах), род занятий, возможности, образ жизни. Передается она по наследству кровного родства и никак иначе. Род — это все для мага. У каждого рода свои секреты и особенности, даже у слабых. Общая особенность заключается в том, что не бывает случая рожфдения сверхсильных магов без повода. Любой маг в роду никак не сильнее каждого другого из рода, что мужчин, что женщин, более чем в полтора раза. Потому вывести кого-то из ряда вон могущественного по факту невозможно. Свою магию и кровь оберегают. Знать, то есть высшая аристократия, представляет собой закрытую касту приблизительно в четыреста родов. Заполучить оттуда жениха или невесту практически нереально. Убьют.
Прочие маги, они же дворянство — еще около восьми тысяч родов. Причем род — по сути обычная семья, средней численностью всего шесть человек. И эта горстка, на круг тысяч пятьдесят магов, полностью контролирует громадную страну с населением в двести миллионов людей и около пяти миллионов разумных нелюдей.
Правит всеми государь, по совместительству глава самого сильного рода. Сильного условно, не абсолютно. Первый среди равных. Правят они очень долго, свыше шести столетий.
Маги занимают все должности достойные статуса. Это, в массе своей, офицеры армии и ученые. Обычных людей, по словам Самуила, особенно не зажимают, что и не очень возможно с учетом соотношения числеености. Гвардия — там да, все офицеры дворяне, а основная армия открыта всем.
Люди вообще довольны, уверял меня он, доля самоуправления столь велика, что все время и силы уходят на его переваривание, а большего никто и не хочет.
Да и польза от магов огромная — защита, медицина, противодействие погоде в случае опасности неурожаев.
Более того — люди обожают магов, особенно высшую аристократию, за ее удаль, лихость и заботу о сирых и убогих.
В какой-то момент мне показалось, что это не Самуил, а я напрасно теряю время.
Когда маг устал, я рискнул задать последний вопрос:
— А как страна-то называется? Государство наше?
— Вот ты выдал, малохольный, а! — Воскликнул Иван, зачем-то все внимательно молча слушавший. — Это же надо спросить подобное! Ну ладно, памят отшибло, бывает. Но ведь здесь младенец сообразит, если мозгой пошевелит! Главное у нас что? Ты сам чем занимаешься, ась? Справедливость, малохольный, Справедливость! Где ты еще столько Справедливости найдешь? Внимания к ней? Заботы? Да нигде более! Всем на Справедливость нас…ть! Но не нам, малохольный, не нам. Стыдно должно быть за такие вопросы, совестно. А государство наше называется Святая Русь потому.
День 61.
Сегодня знаменательный день. Иван, мой суровый и добродушный наставник, мой "дядька", мой экзекутор и экзаменатор, пришел, наконец, к выводу, что его непутевый подопечный все же вышел из дошкольного возраста. Отчетливо помню этот момент. Я вышел из своей камеры на площадку, и, ожидая начала разминки, помахивал палкой. Иван уже ждал меня в своей неизменной форме, держа руки за спиной.
— Что это? — Брезгливо спросил наставник, глазами указывая на палку.
— Деревяшка какая-то. — Не понял иронии я.
— Засунь ее себе знаешь куда? — Продолжал выражать презрение "дядька".
— А если нет, то что? — Я ничего не понимал.
— Выбрось, — продолжал он кривиться, — пусть детишки играются. Меч — вот оружие настоящего воина! — С этими словами он вытащил из-за спины два полуторника. Черт возьми, как он мог держать их так, что я не заметил?
— Невероятно, — вернул я подколку, — мой суровый сенсей признает, что с палкой против ученика уже ничего не светит. Не прошло и года.
Напрасно я выпендривался. Первое занятие на мечах очень напомнило первые занятия с дубинками. В комнату я скорее уползал, чем уходил. Нашел в себе силы задержаться перед зеркалом. Некоторое утешение в том, что больше не похож на дистрофика.
День 68.
Был неприятный, но важный момент. После занятий с Самуилом, мне удалось вновь разговорить его. Вообще мне кажется, что он уже привык к моей ежедневной болтовне и немного расслабился, отчего и допустил промашку. Вновь я "изображал", по его мнению, дурачка, закидывая вопросами, а он изображал, что "верит". Среди прочего я в шутку возмутился своим расписанием (на деле меня полностью устраивающим на данный момент), мол, что за дела такие? Проснулся — тренировки, устал — поел, очень устал — поспал, проснулся — тренировки. Иногда выступления во имя проплаченной Справедливости, приблизительно раз в три дня, и на этом все. Где мои деньги? Я могу их тратить лишь заказывая себе что-то, но я толком не знаю что именно, ни цен, ни предлагаемых товаров, ни разу не был в магазинах. Где вообще я? То есть где находится место где я? Почему я ничего не вижу кроме песка площадки, порою именуемой Ареной (в одной из прошлых бесед с Иваном выяснилось, что арена как место — условность. — Справедливость может быть установлена везде! — Пафосно заявил "дядька"), и комнаты-камеры, да окружающих площадку других таких же (или нет?) камер? Что за собачья конура для борца за Правду? Почему нет выходных? Где люди? Мои коллеги по несчастью, например? Где и когда они щанимаются? Если Арена столь популярна, как они мне говорят, то где зрители? Отчего такая скука для глаз?
Самуил все это слушал с безмятежной улыбкой мудрого, но скучающего человека, а потом пожал плечами и бросил:
— Раб должен работать или спать.
Видно было, что он очень пожалел о вырвавшихся словах и ругал себя. Я предпочел помочь и обратить все в шутку, засмеявшись, сказать, что рабов с оружием не бывает. Хотя было совсем не смешно. И что рабы с оружием очень даже бывают, я также хорошо знал.
Самуил казалось не столько смутился, сколько напрягся, вероятно ожидая какой-нибудь выходки с моей стороны, и развил привычное словоблудие. Дескать, это он так, вспомнил слова одного мудреца древности, когда времена были очень суровы и негуманны, не то что в наше благословенное настоящее, в котором рабства нет вовсе. И вот суровая реальность дней былого перекочевала в юмор настоящего, когда госслужащие (он сказал "слуги государевы") чисто чтобы посмеяться над собой иногда так шуткуют.
А так как "слуги государевы" решительно все, то и юмор всеобъемлющий у них. Во-первых, как можно не считать таковым доблестных бойцов Арены? А во-вторых, с учетом закрепления рабочих контрактов (решил это отметить, так как не помнил за собой ничего подобного) магическими клятвами, то и нарушить их нельзя, что и способствует живучести подобных шуток.
В конце концов он даже попенял мне тем, что уж не избалованному столь персональным отношением мне жаловаться, когда со мной возится сам маг-наблюдатель, да и Иван тратит времени больше, чем на всех остальных (тех самых, что я так и не видел). Я и не жаловался.
Мое спокойствие не привело к ожидаемому действию, напротив, ощущалось, что маг действительно нервничает и беспокоится все сильнее от моей реакции, вернее ее отсутствия. Бедняга вообразил, что я что-то замыслил и потому такой тихий, стою и улыбаюсь. Во избежание каких-либо неожиданностей, я спросил его прямо:
— Самуил, зачем ты нервничаешь? Я может и не помню многое, но не первый день живу на свете, и отлично представляю реалии. Люди вообще не властны над многим в своей жизни, какими бы могучими магами не были, но ты будто думаешь, что я начну буянить из-за шутки, пускай и грубоватой. Не стану. Да и не представляю я как буянить, что поломать-то? Кровать, ведро, зеркало?
С трудом, но мне удалось если не погасить, то снизить напряженность, овладевшую Самуилом. Тот выдохнул, и, совершенно неожиданно для меня, извинился. Немного помолчав, он добавил, что назвать рабом представителя знати — примерно как самому вызвать стихийное бедствие, с вероятностью близкой к стопроцентной, и никакой текущий официальный статус для буйства не помеха. А ему вовсе не улыбалось разгребать возможные последствия, если вообще будет кому разгребать, поскольку по голой силе я его превосхожу.
Вот это, сказанное как всем очевидное, было и правда неожиданно. Как мало я еще знаю об этом мире. Недостаток знания, наряду с непрошедшим все еще наслаждением от обладания магией, главные причины моего спокойствия, инстинктивного желания плыть по течению, собирая крупицы информации. Зарубку в памяти, однако, оставил. Что мое пребывание здесь — наказание, я понял давно и прекрасно. А вот что это еще и унижение — только сейчас.