День 70.
Самуил все же делает выводы, рад заметить, что влияют не только на меня, но и я понемногу воздействую на своих вольных или невольных наставников. Он принес карту мира. Первое что бросилось в глаза — будто она смесь политической карты с географической, приглядевшись понял, что политическая, но, кроме стран, на ней выделены места компактного проживания людей и нелюдей. Второе — представьте мое изумление, когда я понял, что очертания суши почти полностью идентичны очертаниям ее в моем привычном мире. Чем больше я изучал карту, тем больше мне хотелось набить кому-то морду, хотя и чувство юмора нельзя было не отметить.
Россия была размерами как после побед в Русско-Японской и Первой мировых войнах, плюс Гавайские острова и Аляска. Манчжурия наша! Однако. Ого, сколько эльфов проживает на просторах необъятной! Привычная мне Якутия наполовину эльфийская. И чукчи здесь не чукчи, а снежные эльфы. Забавно. Что же Кавказ? Горные эльфы, чудесно. Урал, поволжье — вкрапления эльфийских земель. Кроме людей да эльфов и нет никикого! А мои любимые орки где? Ахахахаха, вот же они. Вся западная Европа, с вкраплениями уже людей. Получается, что Европа заселена орками. А как же америка? Вот уж где мозаика так мозаика! Люди, эльфы, орки, гномы, "резервация кентавров"(!), и много-много черных точек, обозначенных как вампирские кланы, особенно жирные точки на месте Нью-Йорка и Вашингтона. С юмором у Создателя здесь все действительно в порядке, нельзя не признать. Но города никак не обозначены. Почему?
Африка, Южная Америка — эльфов не меньше половины. Сильно. Китай непривычно мал, поскольку Тибет относится к Индии. Населен людьми, но с безлюдными "проплешинами", названными "местами силы".
Австралия… Ах, вот где обещанные драконы. Постойте, но ведь получается, что драконы разумны? Антарктида. Территория свободных демократических пингвинов. Да, я уже что-то понял о Создателе.
Когда я попросил оставить карту мне, Самуил неожиданно заупрямился. Я было удивился, но оказалось, что дело в деньгах. Зачем отдавать, если можно продать, так, видимо рассуждал мой смуглый кучерявый друг. Я и не против, тем более, что помогло немного прояснить финансовый вопрос. Во-первых у меня они (деньги) есть и немало для человека в одной поношеной рубашонке и штанишках. Около семи тысяч серебрянных монет. Хранятся они в неком "Сберегающем Доме" (Создатель. Я до тебя доберусь.). Забрать их я могу, только зачем? Все что мне нужно принесет Самуил, который по сути мне как опекун и приказчик! От меня требуется лишь правильно формулировать просьбу, и, если просимое не входит в запрещенное, то будет доставлено мне за мой счет. По конской цене, как понял я уточнение о "незначительной наценке, учитывающей время и место".
Признаюсь, что в тот момент впервые испытал подобие гнева в адрес своего "друга". Я ведь неоднократно интересовался как там поживают мои честно заработанные читерством кровные, и что можно на них приобрести, не получая в ответ ничего конкретного. Пришлось взять паузу, помолчать, досчитать до ста и мысленно пробежаться по прошлым разговорам. Вывод не порадовал. Судя по всему случилась наглядная ошибка взаимонепонимания на разнице культур. Маг, как коренной житель куда более "конкретного" мира, привык "не понимать" намеков, за которые можно чего-либо лишиться без компенсации, и не реагировал на то, что воспринимал пустословием, максимум — рассуждениями вслух. Я же думал, что произношу понятные и прямые просьбы, а отсутствие реакции оценивал как свое малознание (что оказалось верной мыслью, но не настолько же!) и не настаивал, не проявлял упорства, добавляя еще и косвенное в копилку несерьезности. Да, в такие моменты во мне просыпался "Максим из иного мира", но, поостыв, я нашел определенную пользу и от такой глупой несуразицы, все-таки помогает не забываться, в самом широком смысле.
Так или иначе, а я сердито выговорил Самуилу, что он своим неверием в мой провал памяти ставит меня в глупое положение, и я очень хочу пользоваться своими средствами, пусть с наценкой (говорить что все равно не знаю цен поостерегся, лучше пускай думает, что знаю), но без конкретного ассортимента выбирать сложно, а потому я был бы чрезвычайно признателен любому, кто просветит меня относительно того, что я мог бы приобрести. Самуил оглядел меня неподражаемым взглядом, казалось, что хотел что-то возразить, но просто кивнул.
Вернусь к карте мира. К тому самому "почти", касаемо похожести с привычной мне земной. Все очертания материков и островов были аналогичны тому, что я учил на уроках географии в школе, за одним существенным исключением. Между Австралией и Южной Америкой распологался еще один материк. Большой, крупнее Африки, по форме напоминающий аккуратно подстриженное дерево. Так вот, на этом самом материке не было никаких обозначений. Вообще. Ни стран, ни кто населяет. Просто кусок суши и на этом все.
День 77.
Я несу Правду во имя Справедливости! Отличный день. Сегодня было мое двадцать первое выступление на Арене, и впервые я видел зрителей, если не считать лиц заинтересованных. Группа мужчин сурового, но поистрепавшегося вида, принялась всячески подбадривать меня, едва завидев.
— Давай, пацан, порви ее!
— И отодрать не забудь!
— Не будь овцелюбом, парень, натяни ее!
— Порви эту тварь!
— Расчлени ее!
— Жги, щенок, а то овсянка остынет.
Поначалу я опешил. Остановившись, пригляделся к неожиданным советникам. Мужчины неопределенного возраста и занятий. Кто-то выглядел почти как буржуа с картинок о старой доброй Англии, кто-то гордым почти оборванцем при оружии, подобно нищим испанским идальго. Мелькнула догадка, что это друзья или приятели Ивана, возможно сослуживцы, было в них нечто общее, воинственное и простоватое. Внешне. Иван далеко не прост, но неуловимая схожесть в них просматривалась. Да и кто еще мог притащить суда толпу в десятка полтора подобных типов? На одежде некоторых виднелись металлические бляхи, почти у каждого на поясе висел нож, а то и что покрупнее, у одного из рваного сапога торчала палка, растительность на лице тоже внушала, укрепляя меня в своей догадке. Самого же "дядьки" видно не было.
На Арене, как я привык мысленно называть площадку, стояла женщина. Мгновение спустя я осознал свою ошибку. Это была эльфийка. Сочетание силы и хрупкости. Могущества и мудрости мироздания. Материнской доброты, понимания и непреклонности к непослушным. Все это было в ее глазах, пристально глядящих на меня. Не только "дядька", но и Самуил предупреждали меня по-возможности не смотреть в глаза эльфам, и никогда — эльфийкам.
— Ведьмы они! — Рявкал Иван и грозно сплевывал. — Чихнуть не успеешь, как все — пропал. Загляделся и смягчил удар. А то и похуже — не ударил вовсе. А потом у самого глаза как у барана и "я не мог ударить красоту", или "я видел ту, которая меня понимает". Это если жив остался, а не подох когда эта "красота" твои кишки вокруг дерева намотала! После того как собственный член сожрать заставила.
— Да, — поддакивал маг, — с ними надо быть очень осторожным. Очень. И магия тут не всегда поможет. Собственной магии у них нет, в нашем понимании, но что-то есть. Обман и шарлатанство! Только представь, что это шарлатанство оттачивалось веками, из поколение в поколение! С непривычки показаться может всякое. И что мысли читают, и что доброты ты такой у людей не встречал, и что вот она — человечность, хоть и не люди они. Лжа это все!
— П…..ж! — Продолжил Иван. — Никогда, ни при каких обстоятельствах, не признают они в тебе равного. Что равного — права на жизнь у тебя для них нету. Хоть что делай. Был у меня друг, шел однажды, встретил семью этих тварей. Не воинов, не охотников, обычный мирняк. Беда у них стряслась, дочка оступилась, да в болотную трясину шагнула. Держится, но вытянуть не получается у папаши с мамашей. Так этот дурень помог, вместо того, чтобы и этих в топь покидать! Вытащили с ним вместе! Выискался благодетель! Так они его там и прирезали. А отчего же, спрашивается, не прирезать, если обед сам пришел? Людоеды они. Сами ведь не люди, ну и… Да того не учли, что один он не шел, а с отрядом, только вперед ушел, непоседа. Так их прямо за обедом и накрыли. Ну и к березкам привязали, да… Одно запомни накрепко — в глаза их бабам не смотри. Посмотрел — считай половины сил лишился, дух помутился и погиб. Они нас за равных никогда не признают. Силе подчиняются, только и всего. Но земля это их была, а люди отняли. Такое не прощается и не забывается. Помни, Максим.
Само собой, я наплевал на все благие пожелания, во все глаза разглядывая эльфийку. Интерес был чересчур велик. Ну что сказать. Красивая. Черноволосая, глаза манящие. Похожа на Монику Белуччи в юности. Только лучше, и взгляд взрослее.
Не знаю как долго мы обменивались взглядами. Ее глаза притягивали, и мне нравилось глядеть в них, затем прерываться, разглядывать что-то еще, то же оружие соперницы, лук, даже с расстояния казавшийся шедевром, короткие клинки в ножнах из (я почему-то понял это) человеческой кожи, подобие боло на наборном поясе, но через паузу вновь возвращаться к необыкновенным глазам нелюди. Тепло и покой. Непривычное спокойствие и уверенность. Искренняя симпатия и (неужели?!) любовь — вот что в них было, и все это вместе складывалось в ощущение удивительной радости и счастья, охватывающего меня, лаского окутывающего чувства собственного совершенства и гармонии.
Она засмеялась. "Ого, вот и контрольный в голову", — подумал я, наслаждаясь звуками ее голоса. Теплый, мягкий, глубокий, переливающйся, еще какой-то, мне не нужны были эпитеты, это было чистое удовольствие и я улыбался. Доугих голосов слышно не было даже на периферии слуха, видимо эльфийка "отсекла" их, лишь боковым зрением я видел как беснуется "группа поддержки".
Девушка (не представлял сколько ей лет, но выглядела то она как девушка) плавным, чарующим движением взялась за лук. Наложив на тетиву стрелу, она улыбнулась и посмотрела на меня с такой нежностью, что я совсем превратился в статую. Подозреваю, что тоже улыбался в тот момент, но не более как кретин.
Стрелы пошли так, как и не мог представить что возможно без магии. В загустевшем воздухе перед моим лицом зависло все содержимое ее колчана, выпущенное секунд за десять. "Три в секунду? — Изумился я, — да как возможно подобное?" И целилась именно в лицо, не в тело. Что бы было с моей головой, достигни она цели?
Красавица была уже совсем близко, и долго раздумывать не приходилось. Девушка все с той же безмятежностью попыталась воткнуть в меня (и опять в голову!) свои стилеты, как я псле рассмотрел ее клинки. Магическое ускорение, вот что спасло мне жизнь, уйдя вбок, я отвесил ей подзатыльник мечом плашмя, отчего она упала на колени и завалилась на бок. Конфисковав ее то ли боло, то ли лассо, не до того было, чтобы выяснять, я связал ей руки как мог крепко. Вблизи эльфийка казалась еще прекраснее, и впервые мне показалось, что я действительно теряю контроль. Странно, ведь нельзя было смотреть ей в глаза, я осознал это на личном опыте, но почему когда ее глаза закрылись меня повело намного сильнее? "Елена, прости меня, — пробежала мысль, когда я снимал свои штанишки, — но это великая сила любви".
………..
Мужики были вполне довольны бесплатным порнографическим представлением, и без устали отпускали свои шутливые комментарии еще долго после того как все закончилось. Нарисовался Иван, это действительно оказались его друзья, с деловым видом собрал с каждого деньги (!), и вывел. То есть открыл дверь одного из окружаюших Арену "домиков" и затолкал в нее всю компанию. Однако. Это что же получается, вот они "ворота", или вход или выход, сделанный под обычную "камеру"? И сразу вслед за ними прошли "искатели Правды" со стороны моей соперницы, трое взрослых эльфов-мужчин и двое подростков. Даже со спины было заметно, что они не только не разгневаны увиденным, но, напротив, полны некой торжественности и будто довольны.
Я так удивился, что даже забыл окликнуть Ивана что за история с деньгами, собранными со зрителей, и не положено ли мне там что-то.
Эльфийка, тем временем, пришла в себя.
Я улыбнулся, вновь видя эти божественные глаза. Омуты, в которых ты твердо знаешь, что водятся черти, но самих чертей не видишь. Ощущение обволакивающего теплого ветра вернулось, и я просто глядел на чудо, наслаждаясь каждым мгновением. Девушка улыбалась.
— Мне кажется, — не то сказала, не то пропела она, — что проникновение все-таки было.
— Вы правы, — отвечал я, — и это было волшебно.
Эльфийка изобразила скепсис на лице, но и это вышло у нее столь чарующе, что я был близок к повторению сделанного.
— Вы меня изнасиловали.
— Вы меня околдовали.
— На глазах у толпы людишек!
— Я видел лишь вас. Вы слишком красивы. Не будь вы смертной, я бы признал вас божеством. Хотя кому я вру, я и без этого вижу в вас нечто божественное. Что-то, что много сильнее меня.
— Вы убьете меня?
— Не знаю. Но если вы не сдвинете ноги хотя бы, то разговор наш прервется на время.
— Проживу немного дольше. Она улыбалась и провоцировала.
— Признаюсь, вы ошеломили меня, и я воспользовался ситуацией, но не могу сказать, что мне хоть немножечко стыдно. Я поступил бы так же, даже знай, что у вас там зубы.
Девушка окрыто засмеялась, совершенно не стеснясь собственной позы.
— Зубы у меня там, где определила природа, но если вы так же добры, как сильны, и сохраните мне жизнь, то вам не стоит их опасаться.
— Я опасаюсь не ваших зубов, а вас целиком, — признать очевидное было легко, — но вместе с тем, мне не хотелось бы расставаться с вами, не говоря об убийстве.
— Тогда, мой развратный победитель, я могла бы принести вам присягу слуги, и вам бы не пришлось больше насиловать бедную бесчувственную девушку, разве что вам нравится подобная роль, конечно. Я не против.
— И вы не будете пытаться меня убить? — решив, что ухватил бога за бороду, от внезапного волнения я замер, боясь спугнуть.
— Нет, мой благороднейший господин. Это невозможно. Эльфийка избразила печаль, от чего стала еще прекраснее, хотя это и казалось невозможным, и сразу лукаво и немного беспомощно улыбнулась. — Слово?
— Слово. — Я прохрипел.
— Тогда я, Сафра Игуавон, семьи Бореев, присягаю верно и правдиво служить вам как своему господину, выполняя все ваши приказы, не порочащие чести и достоинства ваши, сроком на… — Она замялась.
— Тридцать лет! — Выпалил я не подумав.
— Тридцать лет, — послушно повторила эльфийка. — Теперь вы, господин мой, можете развязать меня, если желаете, и, видя ваше нетерпение, ваша покорная слуга сможет доказать вам, что ее зубы вовсе не помеха и не опасность для вас.
………
— Кретин! Дебил! Идиот! Умалишенный! Дурак законченный! Дегенерат! — Иван был в совершенной ярости. Он двигался какими-то полушагами, полурывками вокруг нас с Сафрой, размахивая руками и обзываясь. Порою просто рыча.
— Сафра, милая, ты не знаешь, что хочет мне сказать сей храбрый муж? — Мое настроение не испортил бы и скачущий слон.
— Знаю, господин. Сей храбрый муж негодует от вашей необоротистости. И желает сказать, что вместо клятвы слуги на несчастные тридцать лет, вам стоило потребовать пожизненную клятву рабыни.
Я был ошеломлен.
— А… Что, так можно было?! Ведь рабство запрещено!
— Нужно. — Девушка нежно улыбалась. — Рабство запрещено? Для людей — возможно, хотя вы очень ловко и неуклюже одновременно, обходите собственные законы. Но я не человек, я эльф.
А еще этот доблестный воин негодует от того, что вы допустили несколько расплывчатые формулировки о чести и достоинстве.
— Расплывчатые?
— Да. А еще он очень раздражен тем что вы делали со своей покорной слугой, а он не делал.
Иван побагровел столь сильно, и сделал при этом столь зверскую рожу, что подумалось — или сам помрет, или убьет кого-нибудь. Нас, например. Вместо этого, он прорычал нечто совсем уж нечленораздельное и пошел прочь, к той двери, куда ранее отправлял моих болельщиков. Вспомнилось о деньгах, но момент показался неподходящим и я не стал ничего говорить.
— Она и сейчас слукавила, мой юный друг, — проскрипел всевидящий Самуил, оказываясь рядом. — Не просто клятву рабыни, а магическую клятву рабыни должно было требовать.
Маг выглядел спокойным, хотя недовольство его тоже ощущалось.
— Магическую? Но ведь у эльфов нет магии (Сафра насмешливо хмыкнула), вы сами говорили, как бы она ее принесла?
— Иван погорячился, — улыбнулся маг, — но в некоторых определениях он, увы, оказался совершенно прав. Вы маг, Максим, вы. И вы должны были составлять клятву. А вышло так, словно наемный работник пришел наниматься со своими представлениями о том как должно быть, и все его требования немедленно удовлетворили. Хотя вам грех жаловаться на недостаток удовлетворения, понимаю, но все же…
— Но пойми и меня, Самуил, — я понял, что круглый дурак, и сам, добровольно лишил себя большего чем получил, и жалко попытался оправдаться, по-мужски все свалив на женщин, — у меня ведь не то что такой красавицы, у меня вообще женщин почти три месяца не было! Вот и поплыл немного… Однако же хваленый эльфийский взгляд на меня не подействовал!
— Да. — Маг все больше погружался в задумчивость. — И это непонятно. Который уже раз непонятно… Словно он и подействовал, и, одновременно, не подействовал. Будто вы не один, а два человека, Максим. Что действует на одного — не действует на второго. Но так не бывает, и вы не сумасшедший… В чем же дело?
— Господина зовут Максим! — констатировала девушка.
— А? Что? Нет! — Встрепенулся Самуил. — Мы называем его Максим лишь потому, что он сам так называет себя, ну и надо же как-то называть. Вообще у него нет имени. А пора бы уже.
— Что? — Как это нет имени? Вы ведь сами рассказывали как меня доставили сюда без ничего, но имя было!
— А так, мой юный друг. Мало ли кто куда и чего доставил. На Арене не выступают под собственными именами. Они в прошлом. У всех номера. Имя дается после десятка побед как минимум, иначе и резона нет. Зачем имя покойнику? Вот Сафра назвала настоящее имя при присяге, а так она… Впрочем, уже неважно. Если бы ты, Максим, хоть иногда вслушивался в обьявления, то знал бы свой номер 19371488666, но тебе неинтересны не только сути дел, на весы которых ты кладешь свою Правду, но даже и это. Зато интересуешься какой-то совершенной чепухой о сообществе пингвинов. Ну как так?
— Ничего себе номер! Это что же получается, почти 20 миллиардов участвовало на Арене?
— Нет, номера составляются несколько иначе.
— Господину нужно имя! — Ого. Моя коварная слуга умеет топать ногами в присутствии мужчин!
— Да.. — Из мага будто выпустили воздух, и он сгорбился. — На время жизни на Арене, тем кто дожил до хотя бы десятка побед, как и говорил, дается имя. Оно и является отныне официальным именем, и никакое другое. Выбирать можно самому. У тебя есть имя на примете, Максим?
Я задумался. С одной стороны, мне было все равно, с другой — имя такая вещь, с которой жить. Сколько жить? Сколько получится. Говорят будто год на Арене — приговор (такс, а если я погибну ранее тридцати лет, то Сафра что — свободна? Раз не рабыня, которая, вероятно досталась бы в собственность… Кстати, а кого?), но я подозреваю, что со мною выйдет исключение. Я здесь как мальчик который выжил после того как помочился в трансформаторную будку. Мальчик который выжил. Мальчик который… А почему нет?
— Гарри. Меня зовут Гарри.
— Ты что, орк?
— Нет. Я не орк. Но меня зовут Гарри.
— Это оркское имя. У нас так собак называют и кошек.
— Я. Сказал. Меня. Зовут. Гарри.
— Да хоть Джон. Тебе решать. Гарри так Гарри.
— Кровавый. — Вдруг произнесла девушка. — Вы извините, господин, воля ваша, но мне бы тоже было бы не очень радостно служить столь милому, доброму, честному, могучему магу, но с кличкой какого-то пса. Мои зубы могут совершенно непроизвольно вновь стать опасными от одной мысли, что перед ними орган собаки, а потому прошу вас добавить немного воинственности, что вам так идет.
— А у тебя какое имя Арены? И почему если "прошлое имя в прошлом", то при присяге ты произнесла его? Самуил?!
— Ее зовут Медная Куница. Почему — сам узнавай. А прошлое имя назвала, потому что побежденный на арене — мертвец. Живой мертвый. Медная Куница проиграла и умерла. Осталось лишь имя из прошлого. Но ты даровал ей жизнь, потому она вновь Медная Куница. Что опять непонятно?!
— Ты ведь сказал, что имя прошлого тоже уже нет, раз попал на Арену, откуда тогда оно взялось вновь?
Но Самуил только глаза закатил. Ладно, достанем до печенок в другой раз. Пока же надо разъяснить еще один вопрос.
— А где она будет жить? В смысле спать?
— У тебя, Кровавый Гарри, где же еще. Одеяло, и новый матрац, если надо, принесу, то есть сам купишь.
Кровавый Гарри, значит. Отлично.