Едет по лесу кощеева охота…
Впереди Симеон-царевич на сером волке. Хоть и царства никакого за ним отродясь не водилось, но стать уже видна. Молодой ещё, резвится, так и положено ему, по годам-то его, да и перед девицей красуется. Ну так то дело молодое, куда ж без этого. Вот и рыщет волчище. Прянет вправо, бросится влево, царевич сидит на нём, как влитой, по сторонам смотрит, стрелы мечет. Не часто, но метко. Уже троих тетеревов взял. А зазря он что ли по эльфятникамто лазил? Вот и вспомнил детство. Ловчих не ждёт, не ленится сам наклониться, добычу с земли подхватить.
Следом плотной кучкой едут старшие. Сам Кощей на своём чёрном коне, покрытом чёрными латами, с ним Басов, Юсуфов, другие начальники. Едут, о чём-то судят между собой. Тут каждый со своим оружием. Кощей с самострелом[1], Басов с Юсуфовым двустволки прихватили, другие — кто с винтовкой трёхлинейной, кто с "Сайгой" современной. Лясы они точат, но тоже, по сторонам поглядывают, постреливают. Но они-то за зайцами и прочей дичиной не нагибаются, не барское это дело, до земли кланяться, на то Кощей на охоту челяди прихватил. Те учёные, всё подберут, распишут, кто что подстрелил, уложат. Будут начальники потом добычей хвастаться.
Славяна Яковлевна пристроилась им в хвост. Едет на Сивке без седла и узды, да и зачем они? Сивка друг верный, старинный, не уронит, не тряхнёт лишний раз. Да и сама Славяна в конном деле дока, на любом коне усидит, с любым сладит. А сейчас вспоминает, как дядя Яков сдался на её капризы и взял в первый раз на охоту. Было ей тогда всего десять годков, а охоту вёл сам царь Пётр Алексеевич. Тот держался просто, если не знать кто таков, то и за простого ловчего принять можно было. А рядом с ним компания яркая, одни только Лефорт с Меньшиковым чего стоили, два щёголя. А дядя Яков скромненько держался, всё за дочкой присматривал, как она с детским мушкетиком своим обращалась. А она хорошо управлялась, тогда, помнится, трёх зайцев подстрелила и лису.
Следом нестройной колонной едет публика помельче. В этой толпе и Феодор Периклыч, как и Кощей, с самострелом. Тоже поддался азарту, по сторонам зыркает, постреливает. Тоже не мажет, уже взял зайца и тетерева. Но, скажем прямо, мухлюет наш псионик. Что ему стоит мыслью своею приморозить дичину, чтоб сидела и стрелу ждала? Да ничего не стоит. А меткости чтоб в сидячего зайца попасть у него хватает. Басов от своих ребят требует, чтобы огневая подготовка была выше среднего. Вот и пригодилось.
Долго ли, коротко ли они так ехали, но вдруг Серый остановился, повёл носом.
"Так! Где-то тут они проходили!"
Ткнулся своим чутким носом в землю, прянул туда, сюда, пробежался по кругу и вышел прямиком на свиную тропу. Мощные звери, хорошо пропахали снег. А Серый рыкнул, ругнулся, значит, по-своему, по-волчьи.
— Что не так, — уточняет Семён.
"Хитрые, сволочи! Идут так, чтобы быть от нас под ветром. Они нас чуют, а я их нет. Так и уйдут опять за Смородину."
— А они там не сварятся? Речка-то не простая.
"Простые бы и сварились, а у этих шкуры дублёные, их и адской смолой не в раз обварит."
Посудили ещё, порядили немного, настоял всё же Семён, чтобы остальных предупредить. Волчара фыркнул, но вынужден был согласиться: стаей гнать этих свиней сподручнее. Так и побежали к основной охоте.
Услышав новость, охотники подобрались, убрали лёгкое оружие, взялись за серьёзное. У кого охотничьи ружья — вынули дробовые патроны, стали снаряжаться пулями по серьёзнее, заговоренными особым образом, такими и слона свалить можно. Кощей же самострел разрядил и за спину повесил, в руки взял свой любимый топор. Молодняк незаметно оттеснили во второй ряд: свиньи эти — звери опасные, нечего неопытным под клыки и копыта лезть. А вот царевич наш, как-то само собой оказался среди старших. Тоже тетиву с лука снял, убрал его в колчан. Под насмешливым взглядом Басова и одобрительным Кощея перебросил из-за спины рогатину[2].
Посудили, порядили, умишком пораскинули, но как ни крути, а много не надумаешь. Издревле, ещё от волков повелось, как вести эту охоту: раскинулись широкой цепью и погнали стадо. Царевич же пристроился на фланге, что заходил вдоль Смородины, отрезая свиньям путь к бегству. Тут, значит и Серый подсобил: бежит, завывает, свиньи чуют волка, да ещё такого, испугаться должны, повернуть.
Должны…
А они знают, что должны?
На поляну в пойме они выскочили одновременно. Семён-царевич на Сером волке и огромный секач, вожак и хозяин стада. Старый, огромного роста, в холке если и уступает Серому, то не на много. Этот не привык отступать. Ещё подсвинком дрался с такими же, всегда побеждал, потом гонял волков и медведей, других секачей в землю втаптывал. Что ему этот человечишка со своей тыкалкой? Да и волка, хоть и сказочного, он не испугался. Видал таких, не раз на клыки поднимал.
Семён спешился, выставил вперёд рогатину. Тут ясно, будет битва, после которой останется только один. Бежать не получится, даже если б гонором не заедало. Этот свиной догонит, затопчет и разорвёт. А вот Федьку, что за ним увязался, лучше отсюда убрать, потому и крикнул:
— Периклыч! Скачи, зови наших!
И тут кабан бросился вперёд. Федя и рад бы выполнить команду товарища, но лошадка, поначалу смирная, испугалась, встала на дыбы, лягнула и рванулась прочь из этого страшного места. Федя из седла вылетел, хорошо хоть в стременах не запутался, а когда из сугроба вылез, битва уже была в разгаре: Семён насадил секача на рогатину, навалился на древко всем телом, удерживая его под нужным углом, не давая свиному опрокинуть оружие, и пытался достать врага по шее засапожным ножом. А секач, с налитыми кровью глазами, с визгом, переходящим в рык, рвался вперёд, метясь во врага клыками и копытами. Серый вылез из сугроба, куда только что отлетел вверх тормашками, отряхнулся и со сдавленным рычанием снова вцепился секачу в заднюю ногу, стараясь перегрызть сухожилие, да и оттащить зверя немного назад, ослабить давление на человека. Но кабан снова лягнул и волк снова улетел в кусты.
Федя, видя это, сделал пару шагов назад и вдруг упёрся спиной в берёзу. Внутри всё оборвалось. Сейчас это чудовище затопчет Семёна и тогда… Но вместе с этим пришло что-то такое, ранее неведомое. Лингвист-книгочей поднял свой самострел и влупил стрелу в свиную морду. Болт[3] вошёл по самые перья, но кабан даже и пятачком не повёл, только с большей яростью рванул вперёд. Федя рывком взвёл оружие и выпустил следующий болт…
А дела у Семёна шли не лучшим образом. С каждым рывком кабан всё больше и больше сокращал дистанцию. Как? Почему? Рогатина была надёжная, древко из ясеня, в руку толщиной, да ещё самой Ягой заговоренное, да и не слышно было, чтоб оно треснуло, крестовину кабан тоже не сломал, иначе рванулся бы вперёд так, что не удержишь. И всё же древко всё убывало и убывало, словно сокращалось куда-то вниз. Вот уже кабан почти упёрся своим пятачком Семёну в лицо.
— Да беги же ты! — не выдержал Федя.
— Зови наших! — рыкнул в ответ Семён и ударил секача ножом в шею.
Свиной в ответ то-ли хрюкнул, то-ли рыкнул и очередным рывком подмял царевича под себя, надавил рылом на грудь, вдавливая доспех. Тот слегка поддался, в груди что-то хрустнуло, дышать стало тяжело. Семён схватил чудовище за морду, за передние зубы, удерживая рыло, не давая раздавить себя окончательно, благо перчатка была крепкая, свиные зубы прорезать её не могли. И всё равно, мышцы и кости трещали. Нож, подаренный Ягой раз за разом легко входил в толстую шею огромного кабана, но коротковат он был для такой туши! Поди, проковыряйся там до крупной артерии. Да и перебьёшь артерию, свинтус не сразу сдохнет.
— Наших зови!… — прохрипел он снова, но Федя уже не слышал. С каким-то утробным рёвом он раз за разом посылал в свиную морду арбалетные болты, причем в темпе, который подходит больше не для арбалета, а для магазинной винтовки.
Однако эта деятельность принесла свои плоды: их услышали и уже через пару минут на поляну наскакал Кощей. Он сходу обрушил свой чудовищный топор на шею чудовищного хряка, разом прекращая битву. Тут же спешился и с изрядной натугой отвалил тушу, придавившую Семёна. Тот закашлялся, но к нему уже бежала по сугробам Славяна.
Семён попытался встать, но Ягична удержала его, провела ладонями вдоль груди, закусив губу сосредоточилась, сделала движение, словно что-то подтягивает. В грудной клетке что-то хрустнуло, булькнуло, царевич закашлялся. Славя провела рукой снизу вверх, словно доставая что-то и из его горла выскочил кровавый сгусток. Дышать стало легче. Семён снова попытался подняться, но Ягична стукнула его кулачком по лбу:
— Да лежи ты! У тебя половина рёбер сломана! Со смещением! Ну почему, если царевич — обязательно дурак! — закончила она чуть не плача.
— Да нет, всё правильно сделал, — парировал на это Кощей. — От такого зверя не убежать. Только чего с твоей рогатиной, герой?
— Не знаю, — признался Семён. — То-ли сломал он её, то ли сожрал…
Сказав это, Семён снова закашлялся и Славяне пришлось опять его лечить. Кощей же наклонился, поднатужился и со словами: "Сожрал… значит… говоришь…", выдернул из земли целое копьё. Рогатина ушла в мёрзлый грунт по самую крестовину.
— В землю забил! — с восхищением воскликнул Юсуфов, который уже какое-то время тусовался тут рядом, но помалкивал.
— Аки гвоздь! — подтвердил Кощей и тут соизволил обратить внимание на Феодора Периклыча. — На, вот, глотни для успокоения нервов.
— Федя! Нет! — успела крикнуть Славяна, но было поздно.
Периклыч, у которого ловчие уже успели отобрать оружие, всё так же стоял, прижавшись спиной к берёзе, весь белый и с трясущимися губами. На автомате он взял из рук Кощея фляжку и глотнул. После этого глотка икнул, глаза на секунду вылезли из орбит, потом закрылись и он тихо сполз вдоль ствола.
— Ну что ты за чудовище! — возмущённо воскликнула Славяна.
— Упс… забылся слегка, — ответил Кощей в явном смущении, забирая из обмякшей фединой руки флягу. — Да ладно, до завтра проспится, будет как новенький.
— А что такого? — искренне удивился Семён.
— Да он у себя в Тридесятом царстве такую сивуху гонит, от неё даже зомби падают, сама видела! — с искренним возмущением ответила Славя.
— Ну, зомби, может и падают, а Кондрат Вениаминыч забегает иногда, чарочку пропустить да потрепаться за жизнь! — обиженно возразил Кощей. — А тебя послушать, так я вообще, какую-то отраву гоню!
На это Семён подумал, что не зря, ой не зря, Яга Басова бесом величает.
Дальше завертелось: Кощей с Басовым и Юсуфовым пошли рубить молодые ёлочки, чтобы сделать для Семёна волокуши, ловчие погрузили окосевшего Федю на его же лошадку, повезли в сторону Яги. А Семён нежно погладил Славю по щеке и тихо сказал:
— Прости, что заставил тебя нервничать…
— Ну что с тобой делать… — Славяна тоже погладила его по щеке. — Ты же и дальше будешь во всякие передряги влезать…
— Буду, — признался царевич, — работа такая. Буду стараться потом до тебя доползти, а ты уж заштопаешь…
На это Славяна то-ли выдохнула, то-ли всхлипнула, опустила голову совсем близко к лицу своего суженого. Так они и оставались какое-то время. А там Семён заметил Волка, который стоял в сторонке и виновато шевелил хвостом.
— Ой! — встрепенулась Славяна. — А ну-ка, иди сюда! Что у тебя с мордой?
Морда была перекошена, по причине выбитой челюсти. Видать не прошло для Серого даром покусанное свиное копытце. Славя провела рукой вдоль челюсти, словно ощупывая, одним ловким движением поставила выбитую кость на место, подлечила немного руками. Волк, словно пробуя результат, открыл пасть, закрыл, лёг рядом и говорит:
"Прости, царевич, мало чем я смог тебе помочь."
— Но уж! Сколько-то его отвлёк, всё хорошо. Но зверюга и правда страшный.
"Да! Страшного зверя ты завалил! Ещё бы немного и он бы отсюда к людям вырвался. А там бы он бед натворил. Такого ни пушкой не остановишь, ни танком."
— А как же я его порезал? Только ножом и рогатиной. Да и убил его не я…
"Важно не чем его бить, а чья рука. Ты его изранил, почти добил, Если б не это, Кощей ему ничего бы сделать не смог."
— Так я что? Выходит сильнее Кощея? — удивился Семён.
"Здесь — да. — отрезал Волк. — А теперь слушай внимательно! Требуй себе с туши печень и сердце, что с ними делать, она скажет!", — сказав это, Волк ткнул носом Славяну. Та в ответ потрепала его за ухом.
Дальше стали тушу тут же, на месте разделывать. Тут уж Семён не сплоховал, потребовал, как Волк советовал, себе от кабана печень и сердце. А дальше сделал как Славяна сказала — каждого из охотников, от Кощея до простых ловчих, угостил ломтиком того и другого. Сам резать не мог, попросил Славяну, а она так ловко управилась, как никто б не смог: каждому кусочек достался, даже Волку, и лишнего не осталось. А себе с Семёном она один кусок на двоих выделила, но по больше чем прочие. Взяла этот кусок в зубы, а Семён с другого конца, так и жевали его с двух сторон, а как доели до средины, губами встретились. Так его в поцелуе и поделили.
Ну а дальше пустились в обратную дорогу. Добычу по седельным сумкам да вьюкам разложили, Семёна на волокуши водрузили, волокуши верёвками к сёдлам привязали, Басов с Юсуфовым. Так и едут обратно: первым Кощей, следом начальники, раненого царевича тащат, Семён на еловых волокушах с комфортом, а по бокам от него Волк с одной стороны бежит, а с другой Славяна на Сивке.
Как к Яге на двор въехали, она своим цепким взглядом сразу всё выглядела, сразу на Кощея напустилась:
— Ну вот что ты за чудовище костлявое, а? Только девка себе парня по сердцу нашла, так ты его тут же секачу под копыта сплавил! Да мало того, ещё и Федьку своей сивухой напоил!
— Ладно тебе, старая, всё ты не довольна! — возмутился Кощей, но было видно, что он чувствует себя виноватым. — Ну поранился парень на охоте, бывает! Да и зверя такого взять! Честь! А Феодор Периклыч отоспится, ничего с ним не сделается.
— Ох, балбесы вы, мужики, как есть дубины стоеросовые! Ладно, заноси всё это в дом, да и сам заходи, не держать же тебя на дворе.
Тут опять всё завертелось, Семёна уложили в одной из комнат, отгороженных занавесками, и пока все были заняты чем-то другим, он призвал домового. Велел расстегнуть ремешки на зерцале, снял с помощью Тихона нагрудную пластину, изрядно помятую, дальше сел. Освободиться от зерцала оказалось просто, а вот снять кольчугу сложнее, но совместными усилиями Семён и домовой справились. А когда стали снимать с Семёна стёганку, зашла Славяна. Всплеснула руками и отругала обоих: Нельзя сейчас Семёна так тревожить, надо было и кольчугу и стёганку разрезать!
— Ну! — возмутился царевич. — Твой подарок портить?!…
На это ему пришлось выслушивать гневную тираду на тему: "А иначе испортиться можешь ты!". Но всё оказалось не так страшно: домовой у Яги учёный, опытный, вытряхнул раненого из шмоток нежно, почти без повреждений. Видать, не впервой… А там и Яга заглянула, принесла свежего бульона из свежеубитой дичины. Тут Семён и обратился:
— Бабушка… Царица Эрешкигаль…
— О как официально! Чего задумал?
— Помните того масона, которого дядька убил?
— Которого из?
— Нашего…
— Запомни, касатик, среди них наших нет. Ну и чего ты задумал?
— Вы можете восстановить душу российского?
— А зачем тебе?
— За это можно стрясти с Великого мастера какое-то количество мелких услуг.
— Никак уже договорился?
— Конечно!
— А если нельзя? — ехидно спросила бабка.
— Значит не стрясу, только и всего.
Тут Семёну пришлось подробно рассказать про договор, который он заключил с Великим мастером.
— Вот ведь хитрая морда! — воскликнула Яга с явным уважением. — Хорошо, сделаю для тебя.
— А можно ещё англичанина запихнуть в какой-нибудь артефакт, чтобы потом из этого артефакта вернуть в тело?
— Можно-то можно, вот только ты понимаешь, что восстановить можно только одного? А из второго такое получится…
— Овощ? — деловым тоном уточнил Семён.
— Щаз! Здесь от личности останется такая окрошка, прям салат "оливье"! Чего ты с ним делать-то будешь?
— А мне-то зачем? Это англичане будут что-то делать.
— Прям через посольство им и передашь?
— Зачем? Для этого Казимирыч есть. Вот он и будет с англичанами разбираться.
— Ох ты морда хитрая! — медленно произнесла Яга с плохо скрываемым восхищением. — Узнаю царскую стать. Сделаю тебе такое! Чую, весело будет!
---------------------
[1] самострел — русское название арбалета.
[2] рогатина — здесь: специальное охотничье копьё с длинным толстым древком, широким и длинным наконечником и поперечной перекладиной в основании наконечника. Использовали при охоте на крупного зверя: медведя, кабана, лося. Зверя ловили на наконечник, упирая второй конец рогатины в землю, при этом поперечина не позволяла зверю насадиться на копьё и достать охотника, который добивал добычу ножом. Охота с рогатиной всегда требовала большой ловкости, смелости и силы, даже опытные охотники, случается, погибают на такой охоте.
[3] болт — второе, а по сути — первое и правильное — название арбалетной стрелы.