Сразу из Хитроу[1] брат Абрахам направился в Ложу. То-есть как направился? У трапа его уже ждали, посадили в машину и, минуя паспортный и таможенный контроль, повезли на аудиенцию с Великим мастером.
Великий мастер встретил брата Абрахама на удивление приветливо: сам поднялся со своего места ему навстречу, усадил на стоящую вдоль стен храма[2] скамью, сел рядом, извинился за столь стремительный вызов на аудиенцию и только после перешёл к сути дела:
— Каково ваше мнение о причинах случившегося?
— Причина очевидна: брат Джозеф каким-то образом выдал себя, а этот русский… Остап, по моему, был личным учеником их Великого мастера, к тому же у них были какие-то особые личные отношения. Вот русский и психанул. Пока это всё, что я могу сказать.
— Какие-то версии причин провала у вас имеются?
— К сожалению, нет. Разве что… как я уже сказал, этот Остап был очень близок их Великому мастеру и тот мог заметить мелкие изменения в поведении, тихо провести расследование. Какие бы они ни были варвары, но Ковальчик — сильный и опытный маг, вполне мог разобраться в ситуации. Простите, сэр, я могу узнать, что говорит сам брат Джозеф?
— Обязательно, брат Абрахам! Сейчас с ним работают психологи, телепаты и аналитики. Как только удастся получить хоть какую-то информацию, вам её передадут.
— Как только?
— Так вы не в курсе? Русские смогли каким-то образом обратить операцию, проведённую для внедрения брата Джозефа. Не знаю уж, что у них получилось с этим… Как вы его назвали?… Да не важно! Главное, что сознание брата Джозефа разрушено, причём весьма оригинальным образом. Сейчас оно состоит из полутора десятков субличностей, которые, к тому же, пересекаются, разделяя некоторые воспоминания и активно взаимодействуют между собой. Причём, большей частью, далеко не мирным образом. И каждая субличность активно достраивает свою историю ложными воспоминаниями.
— Это возмутительно! Так обойтись с нашим братом! — брат Абрахам даже вскочил, правда тут же извинился за свою вспышку.
— Вам не за что извиняться и вы абсолютно правы! — решительно заявил Великий мастер. — Но сейчас, пока у русских на руках та запись, о которой вы сообщили, мы не можем ничего предпринять. Даже устранить Ковальчика, потому что нет гарантии, что он не предусмотрел механизм автоматического обнародования этой записи в случае наших ответных действий.
— Неужели у Братства нет способов поставить этих зарвавшихся варваров на место?!
— Сила Братства в терпении, друг мой! Со временем актуальность данного… документа снизится, мы соберём нужную информацию, восстановим своё влияние в России и привлечём мятежников, а выходка Ковальчика — это ни что иное, как мятеж против Братства, к ответственности. Но сейчас всех нас волнует другое: Кто стоит за случившимся? Ведь даже мы, старейшее братство Европы, не смогли бы обратить операцию захвата и подчинения души! А русские тем более!
— Вы предполагаете, что в деле замешана Яга или кто-то из ей подобных?
— Напрямую или через СКУНП. Или Ковальчик спутался с тем врагом, которого ему приказали ликвидировать. В любом случае, в деле замешаны силы очень высокого порядка. И мы должны знать, что это за силы и чего они добиваются.
На это брат Абрахам только вздохнул:
— Этим будет заниматься уже новая миссия.
— Которую вы и подготовите. Займитесь этим вопросом со всей тщательностью и без ненужной спешки. Думаю, пяти дней вам хватит, чтобы подготовить свои соображения по составу.
— Даже более чем! Я могу…
— Не стоит спешить, брат Абрахам! Ситуация сложная и опасная, поэтому её обсуждали на Верховном Совете[3]. Было принято решение, на время заморозить ситуацию и наши отношения с русскими. Контакт с ними можно поддерживать через их миссию здесь, что удобно для нас и неудобно для них, а политически это продемонстрирует им нашу позицию гораздо лучше любых заявлений, заставит нервничать, принимать необдуманные решения.
— Это так, сэр, но…
— …есть и определённые издержки, — продолжил за него Великий мастер. — Поверьте, Верховный совет обсуждал этот вопрос очень долго и остро. И мы пришли к решению, которое я вам передаю. Так что работайте спокойно, размеренно, без лишней суеты. В случае каких либо вопросов и вообще по ходу работы, обращайтесь непосредственно ко мне.
На этом Великий мастер протянул Абрахаму визитную карточку.
***
Патриарх принял отца Онуфрия сразу, как будто ждал. Преподобный поцеловал подставленную на автомате руку, патриарх благословил его крестным знамением, после чего спросил:
— Как продвигаются дела у нашего блудного брата Теодора?
— Никак, Ваше Святейшество. Иногда мне кажется, что с ним мы просто теряем время.
— Вот как? Что же, в какой-то мере ты прав.
Услышав это, отец Онуфрий даже покачнулся:
— Ваше Святейшество! Но… Простите, но я пребываю в глубочайшем сомнении. — надо сказать, что церковный конрразведчик быстро взял себя в руки.
— Желаешь исповедаться, сын мой? — в глазах патриарха блеснули лукавые искры, хотя они и не изгнали общего тревожного выражения.
— Исповедаться вам — великая честь, — ответил священник с некоторой опаской. В исповедь он верил и не раскрыть душу патриарху не мог. Но, в то же время, в каждой душе есть что-то, что боишься раскрыть даже себе и одно дело, открыться перед духовником, человеком во многом нейтральным, совсем другое — перед руководителем организации, которой служишь. Но отступать было уже некуда, что патриарх и подтвердил:
— Тогда, открой мне свои сомнения.
— Я усомнился в своём задании, Ваше Святейшество. Так ли нам необходимо сотрудничать с отступниками? Тем более, что преподобный Теодор, как вы сами сказали, на самом деле не пытается найти объект. Скорее уводит нас в ненужную сторону… Разве что… моя задача тоже состоит в том, чтобы увести их в сторону, отвести Теодору глаза?
— И тебя это обижает, — констатировал патриарх. Что ни говори, а в душах человеческих он, за свою долгую жизнь и работу в сфере духовной, разбираться научился. И очень хорошо научился. — Что же, должен тебя успокоить: это тоже очень важная задача, которую нельзя поручить кому угодно. Впрочем, ты и сам должен понимать это. Также, мы работаем на своей территории, а представители сестринской церкви — на нашей. Их возможности значительно скромнее наших и связывая одну их руку, мы ограничиваем их гораздо сильнее, чем они в этой же ситуации нас. И, последнее: Твой контакт с Теодором — официальный канал связи с католиками. Если мы по этому каналу зададим вопрос, они вынуждены будут поделиться с нами толикой информации. Если они это не сделают, или утаят что-то, про что мы знаем, что они знают, у нас будет хороший повод на ответную нелюбезность, причём, возможно, в совсем другой области. Так что они будут вынуждены либо быть искренними, либо, при необходимости, промолчать в нашу пользу. Церковь устраивают оба варианта. Я рассеял твои сомнения?
— Не все, Отче. Главное моё сомнение: а так ли необходимо нам искать этого мифического царя? Ведь по сути, он никто и как только попытается выйти из этого состояния, светская власть разберётся с ним быстро и эффективно.
Вот тут патриарх задумался. Вопрос был очень серьёзный и главное: Что можно сказать Онуфрию, а что нельзя? И всё же, Его Святейшество решился:
— Сын мой! Не будь столь легкомысленным в отношении того, с чем мы столкнулись. Истинные государи, как их описывают известные нам источники, обладают чудовищными силами, главная из которых — умение влиять на людей. И даже, если он не займёт никаких официальных должностей, его след в истории, в душах человеческих будет огромен и будет влиять на ход событий ещё многие века. И вот тут мы подходим к главному. К нашей вере. Но сейчас я должен буду сказать тебе то, что мы не только никогда не говорим на проповедях, но и между собой стараемся не произносить. Хотя знают это многие, а понимают ещё больше. Готов ли ты нести в своём сердце главную тайну Церкви? Нести, не раскрывая её нигде, даже в минуты самых страшных сомнений?
— Никто не может быть духовником самому себе… — хрипло ответил священник. — Если вы считаете: что я достоин, просветите меня, если нет, мне останется просто веровать!
— Даже Спаситель испытывал сомнения в час испытаний… Слушай же! В вере нашей всё и дело. Вера наша особенная, она не связана с жизнью земной и даже противопоставляет себя жизни сей. Награда наша лежит после окончания жизненного пути, в тех областях, которые мы не можем ни проверить, ни исследовать. Мы должны принять нашу веру… сейчас это называется "как есть", отказавшись от всякого желания на проверку и доказательства. Главным же и единственным способом достижения награды, кроме самой веры, является страдание, ибо лишь страдание открывает врата Царствия Небесного. И не зря святыми отцами сказано: "Кого Господь любит, тому посылает мученический венец". И это тоже суть нашей веры. Но человек в массе своей слаб, человек хочет счастья и радости здесь, на земле, поэтому и отклоняется от веры, отвергает венец мученический, положенный ему Господом в награду, как только получает хоть толику свободы. Поэтому стадо наше[4] не может удержаться там, где ему положено пребывать, не будучи принуждено к этому силой. С этим, кстати и связан упадок Церкви в эпоху большевистской тирании. Не с какими-то там гонениями, которые были, скажем прямо, откровенно малы, а с тем, что большевики отказались исполнять работу псов, стерегущих стадо церковное не столько от волков внешних, сколько от стремления разбрестись из той ограды, которая определена для них Церковью. Хотя Церковь и предлагала большевикам должную идейную поддержку. Более того, они вбросили в массы очень привлекательную идею построения счастливой жизни здесь, на земле. Вот наше стадо и разбежалось. Понятно ли тебе сказанное и почему знания эти не должны иметь широкого хождения?
— Да, Ваше Святейшество. Но какое это имеет отношение к тому, что мы ищем?
— Самое прямое. Какой след оставит в ткани мироздания этот нежданный царь? Укрепит ли он правильное отношение государства к его обязанностям в отношении церкви, или наоборот, поспособствует укреплению лживых идей о не нужной совершенно свободе совести? Как минимум, мы должны знать, чего нам ждать от этого царя, как максимум, направить его в правильное русло. В своё время, Церковь заключила очень важный договор с императором Константином и это привело Церковь к величию. Возможно, настало время повторить и расширить этот опыт. И ты, сын мой, волею божией пребываешь на острие этого дела. И, запомни: наши аналитики считают, что этот самый Теодор вполне может вывести тебя на этого новоявленного царя или, как минимум, показать путь к нему. Так что твоя миссия гораздо важнее, чем просто следить за представителем сестринской, но забывшей о родстве церкви.
Отец Онуфрий проникся. Склонив голову он тихо вопросил:
— Вынесу ли? Святый отче!
— Даже Иисус сомневался, но когда настал час, он взял свой крест и понёс. Веруй и ты. А теперь ответь, известно ли тебе о склоке между нашими и английскими масонами?
— Нет, Ваше Святейшество! Я как-то не следил за этим направлением.
— Наши выставили из страны всю английскую миссию и кучу народа сверх того. Англичане взяли паузу. Подумай, не может ли это быть связано с тем, что ты ищешь? Вот здесь подробная информация, — с этими словами патриарх протянул Онуфрию папку.
— Должен ли я поделиться полученным знанием с представителем сестринской церкви?
— Думаю, это ты должен решить сам, сын мой. С учётом всего, что я сказал.
***
К большому удивлению Семёна, организовать то самое знакомство семьями оказалось довольно сложно. То Яга куда-то уматывала по своим тёмным делам, то родители заняты, то его самого плотно занимали и в Академии, и в СКУНП. В результате утрясти всё так, чтобы вывезти своих на знакомство к Яге удалось только в конце марта. Перед этой, совершенно обязательной в процессе женитьбы, операцией Семён изрядно нервничал: Как-то подействует на его родителей это волшебное место? Юсуфов уже успел объяснить ему некоторые особенности, присущие особам царской крови, которые позволили Семёну относительно безболезненно пережить первые встречи с Ягой и всем, что её окружает, но родители-то — простые люди!
Когда въезжали на территорию коттеджного посёлка, папа с явным неодобрением процедил:
— Да, богатая, похоже, у тебя невеста…
— Это всё ширма, — тихо ответил Семён. — Этих сюда специально пустили, чтобы контролировать тех, кто будет лазить к Яге.
— Яга это подпольная кличка?
— Это сущность. Баба Яга, слышали про такую? Вот она и есть бабушка Славяны.
— И избушка на курьих ножках? — скепсиса в голосе отца прибавилось.
— Увидите…
У самых ворот Семён сказал родителям:
— Внимательно посмотрите на забор и что из-за него видно. А потом сравните с тем, что внутри.
Мать, которая была в курсе похождений Семёна чуть больше чем отец, уточнила:
— А что? Большая разница?
— Увидите… — ответил царевич и трижды нажал на клаксон.
Ворота открылись и он въехал на двор.
— Не понял?… — заявил папа после минутного размышления.
— А что? — уточнила мама, которая смотрела по сторонам не столь внимательно.
— Участок как будто больше, чем кажется снаружи.
— Почем как будто? — уточнил Семён и указал на стоящие по бокам от избушки ели, высотой с десятиэтажный дом: — А это с улицы видно?
— Упс… — рассеянно ответил отец.
— А вход у них с другой стороны? — спросила мама, указывая на глухую стену "избушки".
— Увидите, — с загадочной улыбкой ответил Семён, открывая дверь. — Вы только не пугайтесь, если что, тут все свои.
Когда все вышли, он нарочито громко сказал:
— Избушка, избушка, встань по старому, как мать поставила, к лесу задом, ко мне передом.
— Упс… — снова сказал отец, когда на месте задней стены дома, без шума и пыли, появился парадный фасад с высоким крыльцом и резными наличниками. Мать вообще не нашлась что сказать.
Но тут из глубин бабко-ёжкиного парка, плавно переходящего в дремучий лес, донёсся дробный топот и размашистым галопом выскочили Волк и Кот. Баюн — зверь культурный, поэтому загодя перешёл на рысь, вежливо подбежал, сел рядышком и облизывается. Волчище, как водится, с разгону просвистел мимо, принялся тормозить всеми четырьмя лапами, прошёлся по двору юзом, хряснулся задницей об забор и только после этого, вертя хвостом, как пропеллером, подбежал к Семёну, ткнулся мокрым носом. По ходу, правда, равнодушно поводил тем же носом рядом с его родителями, но мгновенно потерял к ним интерес: царевич держит за своих, значит свои. Тем более, что просили же этих не пугать, значит, и не будем. А вот карасики, которыми Семён уже начал оделять своих дружков, это действительно важно!
— Жуть-то какая! — судорожно выдохнула мама.
— Тот самый Серый Волк? Из сказок? — тихим шёпотом уточнил отец.
— Тот самый, — весело ответил Семён, потрепав зверя за ухом. — Правда? На охоте мне помог, кабанчику чуть заднюю лапу не отгрыз. Да?
Волк виновато шмыгнул.
— Да ладно тебе! — успокоил его Семён. — И отгрыз бы, если б он тебе челюсть не выбил.
— Что же это за кабан такой был? — удивилась мама.
— Страшный кабан. Он рогатину в землю вогнал, как гвоздь, — ответила незаметно подошедшая Славяна, тоже почёсывая Серого за ухом. — Ладно, хватит уже этих обормотов кормить, пошли в дом!
А на крыльце их уже ждала Яга в своём любимом образе пожилой бизнес-леди. И, видимо, чтобы показать своё расположение Семёну, опиралась на подаренную им трость.
— Здравия вам, государь с государыней! — заявила она с коротким кивком.
— Да какие мы государи… — начала было Раиса Булатовна, но Яга её перебила:
— А как же! Царевича растите, а другой родни для него пока не найдено. А да даже если и найдётся, не те мать с отцом, что родили, а те, что вырастили. Так что звание вам положено. Заходите уж в дом, там побеседуем.
В избе все чинно сели за стол, последовали положенные приветствия и представления. И за этими представлениями родителей Семёна поджидал ещё один шок:
— Ну что же, — заявил осмелевший Пётр Иванович, — Если уж мы сейчас совсем официально, может Славяна Яковлевна представится по полной? Нет, я конечно, понимаю, вы как боги, с фамилиями…
— Да что уж там, — сварливо и ехидно парировала Яга, — нам стесняться нечего. Ну говори уж, по полной! Небось своему суженому раньше чем мне сказала, что там поняла.
Славяна смутилась, вспоминая, как действительно рассказала Семёну про отца на первом же свидании, которое и свиданием-то не было. Так, деловая встреча. Сказала, поддавшись какому-то непонятному наитию. Видать почуяла, куда ветры Судьбы уже несли её.
— Если уж совсем по всем правилам, то Славяна Яковлевна Брюс, — ответила она.
— Да ваш батюшка, совсем как… — начал было Пётр Иванович, но Яга его перебила, окончательно вгоняя родителей Семёна в культурный шок:
— Почему же как? Он и есть. Яков Вилимович, или, по ихнему, Джеймс Дэниэл.
--------------------
[1] Хитроу — крупнейший международный аэропорт Лондона, если кто забыл.
[2] ложа — не только масонская организация, но и помещение, где проводятся собрания. Храм — второе название ложи (в смысле — помещение для собраний). Оформляется в соответствии со строгими канонами.
[3] Верховный совет — (здесь) высший орган управления крупной масонской ложей, объединяющей другие, более мелкие ложи.
[4] стадо наше — напоминаю: паства, официальное церковное название общей массы верующих, по гречески так и означает: "стадо", а слово обозначающее священника — "пастырь" — пастух. Так что тут патриарх не сказал в адрес верующих ничего обидного.