М.М.Пришвин, В.Д.Пришвина
Мы с тобой
Дневник любви
Пролог
Москва. Зима 1939--40 года. Люди миллионами безвинно томятся и умирают в тюрьмах, ссылках, лагерях. Над миром нависла черной тучей война. В это страшное небывалое время встречаются двое, и из их встречи рождается любовь.
Несмотря на точтолюбовь эта протекает среди общих страданий, перед лицом которых она должна бы укрыться в тени и неприметности, несмотря на то, что она рождается не просто, не сразу, самим любящим дается тяжело и писать о ней -- будто груз поднимать на плечи, несмотря на все это, мы должны о ней писать.
Впрочем, от себя рассказывать придется мало: перед нами лежат собственные записи двух уже ушедших из жизни людей -- их общий дневник. Открываем наугад, читаем: "Доведу любовь свою до конца и найду в конце ее начало бесконечной любви переходящих друг в друга людей. Пусть наши потомки знают, какие родники таились в эту эпоху под скалами зла и насилия".
Рукопись огромна. Бумага уже начинает желтеть, местами рассыпается на сгибах. Что выбрать?все здесь взаимосвязано, все важно. Мы берем ее начало. В нем -- близкое каждому, и пусть люди после нас будут читать его, как свое: остается жить с людьми то, что прикосновенно поэзии.
Это будет книга о любви, но мы не страшимся такой ограниченности темой: любовь нужна не меньше, чем хлеб, а о хлебе люди хлопочут откровенно, неутомимо.
В рассказе два основных лица. Писатель Михаил Пришвин, стоящий уже на пороге старости. Охотник, путешественник, он еще полон сил и писательских замыслов. Уже прошло три года, как он живет один в полученной им, наконец, после долгих хлопот московской квартире. До того он жил в небольшом подмосковном городке, где осталась его жена, куда приезжают взрослые семейные сыновья. Он навещает жену, подолгу гостит. Так, незаметно, не причиняя никому ненужной боли и не подчеркивая отдаления, осуществляет старый писатель давно задуманное им одиночество.
"С завтрашнего дня я начинаю это одиночество, которое будет вступлением к будущему одинокому житию в деревне",-- пишет он 5 июля 1937 года в дневнике. И через два года:"Надо уйти, как подготовил. Надо проститься, надо расстаться, не оскорбляя прошлого".
Почему пришел такой конец?Не будем здесь поднимать завесу над драмой чужой жизни. Так случилось.
Идут черные предвоенные годы. "Какая скорбь в душе, какая бесконечная, ужасная картина падения человека... Друг мой, чистый невинный человек, погиб, но и злой недруг полетел к чертям, и самый заскорузлый себялюбец, нашедший в бюрократизме себе защиту, теперь трепещет как осиновый лист. Друг мой погиб, но я готов завтра же разделить его участь: у меня все к этому приготовлено. Так зачем же унывать: день-то, кажется, еще мой ".
"Если устроюсь в квартире своей, может быть, почувствую через предметы искусства дыхание истинной культуры человечества, как чувствовал через пташек своих дыханье матери-земли" .
Михаил Михайлович Пришвин переезжает, наконец, в московскую квартиру и поселяется там один со своими охотничьими собаками -- Ладой и Боем. Пришли ли к нему в одиночестве крепость и утешение? "Вот желанная квартира, а жить не с кем... Один я... И думаешь не о работе, а о всех этих черепках".
В Москве живет у писателя милая девушка Аксюша. Ей уже лет 35. Она сирота и воспитанница суровой тетки и какого-то белорусского "старца", у которого была целая группа таких опекаемых им девушек-черничек. Писатель восхищается ею: "Аксюша -- это человек, в несчастьях крепнущий радостно духом, независимый от внешнего мира". Из голодной деревни, из страшной нужды выписала жена свою племянницу обслуживать и "глядеть" за ним. "Глядеть в прямом и переносном смысле",-- добродушно иронизирует Пришвин, рассказывая о своем недавнем прошлом. В переносном же смысле глядеть никогда за ним не приходилось. Если и бывала в прошлом измена, то лишь в мечте: жизнь прошла, по существу, как у юноши. Таким и прожил писатель свою долгую брачную жизнь -- "полу монахом", как он сам говорит о себе иронически в дневниках.
Все было просто и удивительно цельно в жизни этого человека, такое не часто встречается у людей. В далекой юности он влюбился в девушку-студентку: это было за границей, куда будущий писатель уехал для завершения образования после тюремного заключения и ссылки за революционную деятельность. Юноша не был еще готов к осуществлению деятельной любви: влюбленность была лишь поводом для его поэтического полета -- это был утонченный, трудно для самого различимый эгоизм. Юноша рос еще лично в себя, он не был готов к переключению себя на другого: не дозрел до совершенного внимания. Внимание как основная духовная сила человека -- это станет темой писателя в его зрелые годы.
Невеста с женской проницательностью все поняла и отказала. Юноша "взвился" от этого отказа еще выше -- так вспоминает под конец жизни писатель -- и неудовлетворенное чувство переключилось целиком на поэзию. Он вернулся на родину. Начинающий ученый, он бросил науку и утонул с головой в искусстве. Невеста осталась в Англии, увяла и засохла конторщицей банка.
На границе душевной болезни, страдая от одиночества, непрестанно думая о потерянной невесте, Пришвин сходится с простой неграмотной "первой попавшейся и очень хорошей женщиной" и живет с ней всю долгую жизнь. Но до старости он видит во сне утерянную невесту, и бывают ему эти сны тяжелы.
Вот сидят они с женой, Ефросинией Павловной, за утренним чаем. Пришвин силится и не может отогнать воспоминание -"абыло это двадцать пять лет тому назад". Ему больно так, что он невольно вслух застонал.
-- Что с тобой, что болит? -- тревожно спрашивает жена.
-- Да ничего,-- стрельнуло где-то около пятки больно,-- отвечает успокоительно он. Замолчали. Снова пьют чай.
Не было никогда подмены в любви -- никаких опытов: натура не позволяла. "В этом одном (то есть в любви) опыт не дает ничего, и даже наоборот: чем больше опыт, тем больше неведомой остается область любви... Так что есть область жизни, которая не открывается в опыте".
"Физический романтизм" -- так определяет Пришвин под конец жизни это свойство своей натуры.
Второе лицо в дневнике писателя -- женщина. Ей уже под сорок. Прошло уже несколько лет, как она рассталась с мужем. В юности у нее, как и у Пришвина, тоже начиналась большая любовь. И так же, как он, она не сумела воплотить мечту в дело жизни.
Это было в начале двадцатых годов, ей встретился юноша. Оба они по молодой неопытности становятся жертвами сложного переходного времени, переживаемого на их родине. В поисках истинного пути, не умея трезво оценить и понять все происходящее в России, Олег уходит в дикие еще тогда, не обжитые человеком горы, чтобы жить там сурово, не рассеянно и работать: он пишет свою систему философии, долженствующую, по его надежде, разрешить все больные вопросы современности.
Олег любит девушку, не смея этого понять в себе до конца: он "гнушается" браком, видя перед собой более возвышенный идеал отношений. Этот идеал был воспитан предыдущим поколение их отцов: Толстой, Соловьев -их было много, таких идеалистов,-- художников и мыслителей на Руси. И, конечно, революционеры с их проповедью: "раньше социальная революция -потом личная жизнь" -- они были такими же, очень русскими мечтателями-идеалистами. "Жизнь коротка, ее надо безраздельно отдать делу во имя спасения от страданий всего живого!" -- так думали отцы, так думал и наш юноша, хотя мотивы его были много глубже...
Девушка всецело отражала в себе его мысли, подобно воде, отражающей свет. Юноша зовет ее за собой, чтоб вместе осуществить высокую небывалую жизнь. Но она не может покинуть мать, беспомощную, любимую...
Олег погибает. Она выходит замуж за давно добивавшегося ее руки друга. Она надеется создать жизнь "как у всех" и тем успокоить мать. Но в расчете своем (или в слабости) она терпит крушение: идеал духовной близости, владевший ее воображением с детства и подкрепленный встречей с Олегом, продолжает жить в ней как ее единственное призвание. Это та же сила, которую писатель назвал в себе "физическим романтизмом": нет полного духовного соответствия -- нет ничего. Девушка не обладает тем удивительным смирением, которое вело Пришвина в подвиге его писательской и семейной жизни. Из душевной безысходности, однако, находится выход: суровый и радикальный. Это неожиданный арест ее и мужа по ложному доносу. Их отправляют в ссылку, так называемую "вольную, занедоказанностью преступления", как и многих в те лихие годы.
Три года совместного пребывания в ссылке помогли ей утвердиться в мысли, что надо им разойтись. Мириться с жизнью вдвоем по одному лишь долгу она больше не в силах. Возвращаются в Москву. Она ставит мужа перед необходимостью расставанья.
Теперь ей приходится странствовать по Москве, бесплодно стараясь обменять комнату матери, чтоб поселиться с ней. Жить трудно: надо жить, сжав зубы, надо зарабатывать на хлеб, и самое трудное : надо к матери всегда приходить со спокойным лицом. Так надо.
Она работает преподавателем литературы и языка в заводской школе рабочих.
Теперь, когда оба действующие лица нам знакомы, предоставим слово им самим.
Канун Нового Года
Шел конец 1939 года. В тот день уроки в заводской школе кончились по какой-то причине очень рано.
-- Давайте,-- сказала я своему спутнику, преподавателю математики в той же школе Птицыну,-- зайдем в Третьяковскую галерею, я не была там с детства.
Мы вышли из трамвая у Каменного моста и скоро свернули в Лаврушенский переулок. Мы шли мимо большого нового дома, выросшего напротив галереи.
-- Я так давно здесь не была. Что это за дом? Его выстроили художникам?
-- Нет,-- ответил Птицын,-- я слышал, что это дом для писателей.
Еще были совсем прозрачные и голубые сумерки, но дом уже горел по всем окнам яркими огнями. Там шла какая-то своя таинственная богатая и, конечно, совсем не похожая на нашу жизнь.
-- Не падайте духом,-- говорил мне тем временем мой математик,-- не удается обмен, а вдруг и удастся. Жизнь щедрее нашего воображения.
--Знаете,-- сказала я,-- сколько ни таится в нашей судьбе неожиданностей, но некоторые вещи мы можем предвидеть с безошибочной уверенностью.
-- Например?
-- Например...-- я замялась в поисках ответа.-- Ну, хотя бы,-- шутливо сказала я,-- сколько ни буду я заниматься обменом, в этом доме мне не жить.
Как знать! -- засмеялся в ответ на мою шутку Птицын, и мы вошли вгалерею.
Один из живущих в этом доме, это был Михаил Михайлович Пришвин, не побоялся записать в те дни в своем дневнике: "Вот у меня прекрасная квартира, но я в ней как в гостинице. Вчера Федин позвонил мне и с удивлением сказал: -- Я сейчас только узнал, что вы живете со мной в одном доме.-- И целый год,-- сказал я.-- Целый год! -- повторил он... А раньше, бывая в Ленинграде, я заезжал к нему, и он, бывая в Москве, заезжал. И так все писатели живут, скрывая друг от друга свою личную жизнь, как будто вместе сообща делают какое-то скверное дело и в частной жизни им противно друг на друга глядеть".
"Остаются только твои семейные, да еще два-три старичка, с которыми можно говорить обо всем без опасения, чтоб слова твои не превратились в легенду или чтоб собеседник не подумал о тебе как о провокаторе... Что-то вроде школы самого отъявленного индивидуализма. Так в условиях высшей формы коммунизма люди России воспитываются такими индивидуалистами, каких на Руси никогда не было". "Говорят, комнаты в Москве подешевели, можно за пять тысяч купить. Это оттого, что высылают мужчин, а женщины, отправляясь к мужьям, ликвидируют квартиры.Известно, что в Москве слово "дом", в смысле личного человеческого общения, заменилось словом "жилплощадь", то есть, как будто слово стало бездомным и живет на площади".
Так думали в те годы все русские люди, и удачливые, жившие в роскошных домах, и те, кто подобно мне шел по улице в поисках так называемой "жилплощади".
Мы с Птицыным тут же забыли бы о нашем разговоре, но его пришлось вспомнить очень скоро -- через несколько дней. Дело в том, что другой мой давний друг, Удинцев Борис Дмитриевич, зашел к маме и сказал, что он был по делам у писателя Пришвина и тот ищет себе сотрудника по изучению и приведению в порядок многолетних его дневников. Он ищет человека, которому можно довериться в наше время. Мой друг рекомендовал меня.