- Она недавно вышла замуж, - сказал Берк. - Я первый с ней познакомился, - добавил он, помолчав.
Меня это совсем не интересовало, и я, знай себе, уплетал за обе щеки.
Когда мы поели... Когда я поел... мы пошли в кино.
- Смотреть Чарли Чаплина, - сказал Берк.
Когда мы вошли в зал, свет еще не погасили, и мы только стали спускаться вниз, как Берк кому-то сказал:
- Привет.
Девушка с рыжими волосами ответила ему:
- Привет.
Они сидела рядом с парнем в штатском. А потом мы с Берком тоже где-то сели, и я спросил его, не та ли это девушка, о которой он говорил мне в ресторане. Берк кивнул, и сразу же началось кино.
Я так все время смеялся, что все вокруг, верно, слышали, как у меня звенят медали. Берк же не стал смотреть до конца. Где-то на середине чаплиновского фильма он мне прошептал:
- Ты оставайся, парень. Я буду снаружи.
Когда кино кончилось, я вышел из кинотеатра и спросил его:
- Что случилось, мистер Берк? Вам совсем не нравится Чарли Чаплин?
У меня даже живот болел, так я смеялся над Чарли.
- Да нет, с ним все в порядке, - ответил Берк. - Просто не люблю я, когда большие парни гоняются за маленьким смешным человечком. У него и девушки нет. Никогда.
Мы с Берком вернулись в казарму. Я не знал, какие печальные мысли занимают Берка, да я и не думал об этом, меня больше занимало, должен я ему сразу отдать медали или нет. Потом я ужасно мучился, что был тогда таким дураком и не нашел никаких приятных слов для Берка. Мог бы я ему сказать, что -он лучше той рыжей, с которой он был знаком. Может быть, не это, но что-то же я должен был ему сказать. Смешно, правда? Такой настоящий парень, в самом деле настоящий, всю жизнь может прожить, и только человек двадцать-тридцать будут знать, какой он настоящий, и, голову даю на отсечение, никто ему не скажет об этом. И женщины у него нет. Может быть, какие-нибудь простушки, но не такие, которые не виляют задом, когда ходят, а просто идут себе. Девушки, которые нравились Берку, не замечали его из-за его уродства и смешного голоса. Разве это правильно?
Когда мы вернулись в казарму, Берк мне сказал:
- Если хочешь, подержи пока медали у себя, парень.
- Хочу, - ответил я. - А можно?
- Почему нет? Пусть они побудут у тебя, если хочешь.
- А вам они не нужны?
- На мне они не так смотрятся, - ответил Берк. - Спокойной ночи, парень.
И он пошел спать.
Каким же я был тогда мальчишкой! Три недели я не снимал медали с нижней рубахи. Я не снимал их, даже когда умывался по утрам. И никто из взрослых парней ничего мне не сказал. Ведь у меня были медали Берка. Они не знали ничего о Берке, но шестьдесят процентов парней были с ним во Франции. Если Берк сам дал мне свои медали, чтобы я носил их на нижней рубашке, значит, так и надо. Никто не смеялся надо мной и не пытался меня задеть.
А потом я их снял, чтобы отдать Берку. Это было в тот день, когда его повысили в звании. Он сидел один в канцелярии... Он всегда был один... И было уже полдевятого вечера. Я подошел к нему и положил медали на стол в точности в том виде, в каком он мне их дал, когда я в первый день сидел на своей койке.
- Они мне больше не нужны, - сказал я. - Спасибо.
- Ладно, парень.
И он снова принялся за свой рисунок. Он рисовал волосы девушки, а к медалям даже не притронулся.
Я хотел было уйти, но он остановил меня.
- Скажи, - попросил он. - Скажи мне, если я неправ. Когда ты сидел на своей койке и плакал...
- Я не плакал, - возразил я. (Ну и мальчишка!)
- Ладно. Когда ты сидел на своей койке и смеялся, запрокинув голову, ты не думал о том, что тебе хочется лежать на полке в купе поезда, который остановился в городе, и чтобы двери были полуоткрыты и солнце пригревало тебе лицо?
- Похоже, - подтвердил я. - А откуда вы знаете?
- Парень, я здесь не из Вест-Пойнта[2], - сказал Берк.
Я не знал, что такое Вест-Пойнт, поэтому продолжал молча смотреть, как он рисует.
- Похожа, - потом сказал я.
- Правда? - переспросил он. - Спокойной ночи, парень.
Я направился к двери. Но Берк окликнул меня.
- Завтра, парень, ты отсюда уезжаешь. Я направлю тебя в авиацию. Там хорошие ребята.
- Спасибо, - сказал я.
Берк дал мне последний совет, когда я уже переступил порог:
- Расти большой и не режь никому горло.
Корабль отплыл в десять часов на другое утро, и больше я никогда не видел Берка. Ни разу с ним не встретился за все годы. Я даже не знал, как ему написать. Понимаете, не очень-то я много писал в то время. Да даже если бы я знал, как, Берк был не из тех парней, которым пишут письма. Он был слишком сильный. По крайней мере, для меня он был такой.
Я не знал, что Берк тоже перешел в авиацию, и не узнал бы, если бы не получил письмо от Фрэнки Миклоса. Фрэнки знает Перл-Харбор не понаслышке. Он написал мне это письмо. Он хотел рассказать мне о парне со смешным голосом... об учителе с девятью смертельными ранами. По фамилии Берк.
Берк был убит. Его черед пришел в Перл-Харбор. Только он погиб не так, как все остальные парни. Берк сам выбрал свою смерть. Фрэнки все видел, поэтому он мне написал.
Тяжелые японские самолеты летали совсем низко, над крышами, и бросали бомбы, а легкие шныряли повсюду в небе, и в казармах было небезопасно, поэтому парни, которые потеряли своих начальников, метались в поисках хоть какого-нибудь убежища. Фрэнки написал, что невозможно было спастись от прицельного огня с самолетов, как будто стрелков специально натренировали поражать беспорядочно движущиеся мишени. Вокруг рвались бомбы, написал Фрэнки, и казалось, что сходишь с ума.
Фрэнки, Берк и еще один парень успели хорошо укрыться.
Фрэнки написал, что они пробыли в своем укрытии минут десять, как ввалились еще трое парней.
Один из них сразу стал рассказывать, что он видел. А видел он, как три солдата-индейца, которые прибежали в столовую за своим энзэ, закрылись в огромном холодильнике, считая, что там их пули не достанут.