Уезжали мы полностью удовлетворёнными. Каталам был рад, что я пропесочил нерадивого командира, а я был доволен, что удалось сберечь жизнь важного для моих планов человека. Конечно, идея передачи формирования новой армии в ответственность Каталама меня тоже посещала. Но это могло вызвать проблемы. Местные вояки, как я понял, существа обидчивые. И если бы я потребовал нечто подобное у короля в присутствии Яннаха, добром бы это не кончилось. Возможно, я бы нажил себе врага, а не приобрёл шаткого союзника.
Когда карета вновь припарковалась у ступеней дворца, я предвкушал ушат с чистой водой и вкусный ужин. Но и в этот раз расслабиться не получилось. У входа меня поджидал неожиданный посланец.
Металлические пластины в виде ожерелья тряслись, когда посланец нетерпеливо пританцовывал у ступеней. И он сам, и с десяток мужиков, одетых в белые одежды, устали ждать. И едва я отворил дверь кареты, он бросился навстречу.
— Аниран Иван, прошу простить, — храмовник поклонился без видимых усилий с его стороны. — Но тебя давно ждёт Его Святейшество. У него есть желание с тобой переговорить, и заставлять его ждать лучше не стоит.
— Легаш Хаббард, если я не ошибаюсь? — я устал. И последнее, что я хотел, общаться с первосвященником.
— Так точно.
— Перенеси встречу на завтра. У меня не желания на ночь глядя отправляться в храм…
— Его Святейшество прибыли во дворец и ждут тебя в личных покоях в восточном крыле, — моментально ответил он.
— Что-то важное?
Легаш пожал плечами:
— Я лишь исполняю указания. Его Святейшество желают тебя увидеть немедленно.
Хоть я не горел ответным желанием, отказываться не стал. С момента знакомства, а затем напряжённых переговоров по поводу книги, я видел Эоанита лишь пару раз. Да и то общая температура нашего общения равнялась нулевой отметке — если не минусовой. Эоанит вообще не желал помогать, хоть и не демонстрировал особой неприязни. Казалось, он чего-то ожидал. Или присматривался, собирая информацию.
Так или иначе, прояснить отношения нам бы не помешало. Особенно в свете того, как я собирался поступить с пропагандируемой им религией.
Я ни на грамм не доверял храмовникам, а потому с собой взял всех, кого мог: и Иберика, и Каталама, и Бертрама со своими людьми. Даже охрану увёл от врат королевского дворца. Поэтому довольно большой процессией мы шли по цветущей территории мимо прудов и заборов из остриженных кустов.
У Его Святейшества, как оказалось, был собственный небольшой домишко в пределах территории дворца. Домишко, этажа эдак в три. Прислуги сновало в этом домишке ничуть не меньше, чем на первом званом ужине у короля. Эти испуганные люди разбегались, когда слышали топот множества ног и подозрительно смотрели в спину.
— Его Святейшество ждёт анирана одного, — легаш Хаббард любезно указал на беседку, где высокий человек чинно употреблял напитки и лениво перелистывал какие-то бумаги.
— Ни на шаг отсюда, Бертрам, — скомандовал я, подозрительно осматриваясь. — Ты сам всё знаешь.
— Никто из нас не двинется с места. Ни мы, ни они, — сурово отрапортовал Бертрам, кивнув головой в сторону храмовников. Как я успел узнать, он не терпел их на уровне с Каталамом. У обоих были какие-то счёты к ним.
Словам Бертрама я мог верить. Если придётся, он первым обнажит меч и убьёт каждого, кто посмеет навредить анирану.
Я направился к беседке и остановился у небольшого деревянного столика. Сидевшего за ним человека я едва узнал. Его Святейшество, без обязательного макияжа и жутких, с моей точки зрения, одежд, был похож на самого обычного человека. Высокого, худощавого и довольно строгого.
— Некрасиво заставлять меня ждать, — начал он, даже не оторвав взгляда от бумаг.
— Ваша Святость, — я намеренно исковеркал его титул, чтобы он понял, что я не намерен плясать под его дудку. — Я едва прибыл из долгой поездки. И, вместо отдыха, вынужден был решать не терпящие отлагательства вопросы. А затем, когда вернулся и надеялся хотя бы пожрать, ваши нервные люди опять перехватили меня. Поэтому сейчас я лишь надеюсь, что разговор не затянется.
Эоанит склонил голову, изучая меня. Я взгляда не отвёл.
— Моё Святейшество, — поправил он и пригласил присаживаться. Затем щёлкнул пальцами, как делали все власть предержащие в этом мире, и приказал возникшему, как чёртик из табакерки, слуге. — Крайне быстро принеси анирану лёгкий перекус. И мармасского ещё.
— Благодарю, — не стал я выпендриваться и приземлился.
— Всё в трудах, да в трудах, аниран? — улыбнулся он. — Как прошла поездка?
— Всё под контролем, — уверенно отстрелялся я. — Меня видят, меня слушают. Как и должно быть.
— А мои дела немножко ухудшились, — слегка разочарованно произнёс Эоанит.
— Надеюсь, не я стал тому причиной?
— Конечно же ты, — Эоанит, видимо, никогда не искал обходных путей и практически сходу рубил правду-матку. — Сборы в храме уменьшились наполовину, — он указал рукой на бумаги, которые лежали перед ним на столе. — И примерно такая же ситуация в местечковых приходах. Чернь больше не желает славить Триединого. Не желает оставлять подаяния. Все говорят лишь об аниране.
— Разве ж это не прекрасно? — я тоже не умел играть в дипломатичность. — Наконец-то овцы перестанут ими быть. И вспомнят, что они люди…
— Не понял, о чём ты? — Эоанит нахмурился.
— Так, мысли в слух, Ваше Святейшество.
— Я не шучу! Доходы церкви упали. И в том твоя вина, ведь в своих речах ты не упоминаешь Триединого. Ты не говоришь про нас — пастырей его и наместников. Ты не требуешь от черни послушания и покаяния. Ты требуешь от них веры не в НЕГО, а в себя. Ты — всего лишь посланник! Мелкая сошка по сравнению с НИМ!
Вечер очень быстро перестал быть томным. Я почувствовал, как где-то глубоко внутри зарождается негодование. Оно поднималось и желало быть извергнутым наружу.
— Я бы не хотел пускаться в религиозный диспут, ведь мало в этом смыслю…
— В этом твоя правда несомненна, — моментально среагировал Эоанит. Он, как я понял, был очень большим любителем засаживать под ногти мелкие иголки.
— Но почему они должны славить ЕГО? — я совсем не обиделся, и повёл бровями вверх, указывая на небо. — Он покарал вас. Лишил всего: счастья, надежды, уверенности в завтрашнем дне. Почему люди должны молиться ему, а не проклинать?
— Не сметь! — костлявый кулак засадил по столу, сбив глиняную тарелку с яствами для анирана, которую только-только принесли. Впрочем, я не расстроился. Есть из рук Эоанита было слишком стрёмно. — Ты говоришь, как апостат! Это неприемлемо! Мало того, что ты сосредоточил внимание всей столицы на себе, ты продвигаешь в народ идеи, идущие в разрез с идеями церкви. Ты действительно считаешь себя такой важной персоной? Ты не уникален. Ты — один из. Почему ты считаешь, что вера черни должна сосредоточиться на тебе, как вере в нечто равносильное Триединому?
— Потому! Что я! Могу! Вас спасти! — чётко отчеканивая каждое слово, выплюнул я. — Я, а не ОН! Я не желал оказываться здесь. Я хотел жить в своём мире и пользоваться его благами. Но всё же я здесь. С этим уже ничего не поделать. Я смирился со своей участью. И, наблюдая за вашим мерзопакостным миром, я принял несколько важных для себя решений. Я решил вас спасать… Да, именно так! Я спасу вас через веру в самого себя. Я дам толчок вашей цивилизации. Я постараюсь её возродить и исцелить…
— Исцелить? Забавно, — усмехнулся Эоанит. — Ты можешь нас спасти? Но как? Ты обрюхатил хоть одну девку? Нет? Нет, конечно же. Никто из аниранов не способен на это. Уж я бы узнал. У того же Белого Великана девок в избытке, но ни одного отпрыска, способного стать будущим Великаном, почему-то нет. Из Флазирии тоже нет достойных внимания вестей. А ты? Что скажешь ты?
Я превратился в каменную статую и про себя молился, чтобы по моему лицу Эоанит ничего не смог прочесть.
— То-то же, — хмыкнул он, неправильно оценив мою напряжённость. — Вы все бесплодны. Бесполезны, сколько бы вас не вышло из тени рано или поздно. Вы здесь с другой целью. Но ты… Да, именно ты начал меня беспокоить очень сильно. Твоя активность мне не нравится. Ты слишком быстро решил приступить к изменению сложившегося уклада. Это крайне опасно. И если ты действительно прочёл священную книгу, а не заснул на её страницах, ты должен это понимать.
— Всё, что я делаю, во благо Астризии. Во благо этого мира.
— Ты хочешь стать милихом?
— Я желаю лишь одного — дать вам шанс на спасение.
— А может, ты драксадар?
— Что? — я опять напрягся. Опять всплыло это слово. Опять этот чёртов "драксадар". А я ведь про него толком ничего не узнал. Так, лишь то, что это слово — антоним слова "милих".
— Все люди двуличны, — Эоанит заговорил с каменным лицом. Будто и о себе говорил. — Но аниранов это касается ещё больше. Они мастера маскировки. Мастера притворства и обмана. Им нельзя верить, ведь они могут причинить много бед. Осознавая или не осознавая тяжесть своих поступков. Мы не можем предвидеть результатов их действий. Всё, что они вытворяют, может вести как к добру, так и ко злу. И как один из них действительно может стать милихом, так легко он сойдёт с верного пути и обратится в драксадара.
— Я не могу уловить смысла речей Его Святейшества, — я скривился, будто укусил лимон. — Он желает всё оставить как есть? Хочет гнить и загибаться? Не хочет попытаться что-либо изменить, чтобы хотя бы посмотреть на результаты?
— Меня больше волнует пылающее пламя истребительных войн, — лицо первосвященника оставалось каменным. — Драксадар, как и будущий милих, обязан быть деятельным. Это верно. И те анираны, о которых я знаю, такие и есть. Они меняют наш мир своими поступками. Но драксадар не удовлетворится малым. О, нет. Он захочет большего. Захочет больше, чем достоин. В погоне за властью, за удовлетворением собственного величия, он бросит вызов самому Триединому Богу. Весь мир он поставит на колени, чтобы затем бросить вызов Богу. И если он это сделает, Бог его испепелит. А с ним и наш многострадальный мир.
— Информация полезная, но я всё равно не могу понять…
— Не устраивай никаких религиозных реформ, — наконец-то мы перешли к сути. — Не смей ничего менять и подвергать сомнению истинную веру. Единственную веру, много зим позволяющую держать чернь в повиновении. И не смей будоражить разум короля. Не ободряй его возможностью будущих завоеваний. Не обещай ему сладость мести тем, кто является нашим соседом. Никто из вас не справится с этой ношей.
— А то что? — ехидно поинтересовался я. Разогрелся я уже достаточно, чтобы потирать метки на ладонях, с сильным желанием их активировать.
— А то пожалеешь, — Эоанит, видимо, совсем меня не боялся. — Ты, наверное, не понял, куда попал. Ты всего лишь песчинка. Стоит дунуть — она улетит и развеется на ветру. У тебя нет ни реальной власти, ни сторонников. Тебе никто не верит, и никто не пойдёт за тобой. Знать не захочет поддержать, опасаясь потерять, что имеет. Король будет делать, что ему скажут. А армия, армия, которой ты так обеспокоен, не защитит тебя. Ведь даже в Обертоне есть армия более сильная. Моя армия. Не говоря об армиях тех, кто в любой момент готов вторгнуться в Астризию и отобрать всё, что ещё осталось.
Хоть мне было не смешно, я хмыкнул через силу, чтобы показать Эоаниту, что тоже его не боюсь.
— Ты — всего лишь местечковый тиран, Эоанит, — я перешёл в наступление. — Вижу, шпионы твои не дремлют и многое подмечают. Но страх твой — это не страх перед драксадаром. Тебе на него так же наплевать, как и на милиха. Ты, я уверен, прекрасно знаешь, что, как бы не складывались дела у аниранов, до победного или пораженческого конца не доживёшь. Ты даже будешь рад, если на протяжении всей твоей жизни ничего не произойдёт. Ничего не изменится. Ты хочешь жить, как жил. Перемены страшат тебя больше всего, вот что я тебе скажу. Страшат, потому что ты опасаешься потерять влияние, опасаешься потерять власть. Власть над королём, армией, народом. Неважно. Ты уже чувствуешь себя Триединым Богом. Ты, а не потенциальный драксадар. Ты возомнил себя тем, кто ты не есть и никогда не будешь. Это тебя страшит больше всего. Не пылающий огонь войны, а зарождение нового мира, который пошатнёт твои позиции.
— Ты ничего не понимаешь в том, что происходит! — Эоанит опять ударил кулаком по столу. Видимо, сдерживал он себя с большим трудом. Это неудивительно, ведь ему перечить вряд ли кто решался в последнее время. — Я готовился к этому моменту много зим. Я изучал хроники, подмечал важные детали и размышлял. Поэтому, когда начался конклав, именно я получил поддержку. Моим словам братья по вере поверили. Поверили, потому что согласились с выводами об аниранах, к которым я пришёл. Вы слишком опасны, чтобы дать вам свободу. Вы слишком невежественны, чтобы передать управление. Зло, которое вы с собой принесли, обязательно вырвется наружу. Обязательно подчинит слабую волю. И это зло, которое вы собой олицетворяете, неизбежно погубит всех нас.
Сразу подобрать ответа я не смог. Потому что переваривал информацию и, наконец-то, понял, о чём говорит Эоанит. Голос в голове… Эмбрион… Божественная сущность… Та самая сущность, которая, возможно, совсем не божественная. Эоанит действительно опасается того, кем может стать один из аниранов, — спасителем или вредителем. И он уже решил, что я несу лишь вред.
Хотя, говоря по правде, я пока не совершил ни одного поступка, который бы помог ему прийти к таким выводам. Всё, что я делал, я делал во благо. И, по моему разумению, после моих дел становилось лучше, а не хуже.
— И что ты хочешь от меня? Хочешь, чтобы я сделал себе харакири?… Прирезал самого себя?
— Это была бы неплохая развязка, — рассмеялся он, будто почувствовал, что взял верх в разговоре. — Но пока не стоит подходить к вопросу столь радикально. Просто знай своё место. Не открывай рот шире, чем тебе позволяют укусить. Пользуйся моим расположением и расположением Его Величества. Но не суйся туда, где тебя не ждут. Будь, как Белый Великан, — хвастайся, позволяй себя ублажать и развлекайся. Большего анирану и не надо. Ты меня понял?
Блин, как же захотелось засадить в длинный нос после этих слов. Его нос был на расстоянии вытянутой руки и мой кулак вполне мог скривить его набок. Я даже не думал активировать метки, чтобы снести ему башку. Я просто хотел врезать со всего размаха.
Но я так же понимал, что этого делать нельзя. По крайней мере, пока. Сама конфронтация с первосвященником могла нарушить мои планы. А нападение на него в собственной беседке, несомненно закончилось бы катастрофой. В глобальном смысле слова. Уверен, если бы я нагло прикончил его на глазах прислуги и храмовников, весь Обертон бы вздрогнул. Не только все остальные святые отцы, не только магистры, послы и жополизы короля. Вздрогнул бы сам король. Вздрогнул бы так, что перепугался бы до жути. Ему бы, несомненно, показалось, что так аниран способен поступить и с ним самим. Поэтому вся поддержка тут же бы прекратилась. И король вполне мог погнать на меня гессеров, а не приказывать оберегать жизнь.
Так что откровенное убийство мерзавца, который меня безумно раздражает, надо исключить из повестки. Он — несомненное зло для меня. Несомненно будет ставить палки в колёса. Но сейчас я должен с этим смириться. Двигаться дальше по намеченному пути и не сворачивать.
Я поднялся.
— Спасибо за угощение, Ваша Святость. Было невкусно и неприятно. Надеюсь, больше вместе обедать нам не придётся, — я постарался топорно вонзить под ноготь ответную иголку.
— Аниран, — окликнул он меня, когда я удалялся. Лицо его сияло.
— Да?
— Моё Святейшество, — улыбаясь, он вновь поправил меня.
Я заскрежетал зубами. Осмотрелся и увидел пополнение в рядах храмовников. Рядом с легашем их толпилось уже более трёх десятков. Почти в два раза больше, чем гессеров.
— Ваше Святейшество, — поправился.
Затем отправился дальше, прекрасно понимая, что у меня появился первый по-настоящему опасный враг.