Как потом действительно выяснил Фелимид, прискакавший лишь только слух о бойне достиг королевского дворца, на месте сражения осталось лежать около сотни тел. Пятнадцать бойцов потеряли гессеры, погибло двенадцать горожан, пришедших на помощь, двадцать четыре человека были раздавлены в давке или же попали под горячую руку, когда улепётывали с площади. А нападавшие пали все — ровно сорок человек. Но поскольку медицинской экспертизы в этом мире не существовало, Фелимид так и не смог выяснить, кто это такие и откуда. Почти все тела были обезображены — раздетые и растоптанные. И отличить их от обычных жителей Обертона удалось лишь с трудом — повреждения именно на этих телах были самые страшные. Именно те сорок трупов больше походили на отбивные.
Разъярённый король, живо обо всём прознавший, потребовал от Фелимида отыскать того, кто отдал приказ. Он поклялся мне, что подобное произошло в первый и в последний раз. Даже увеличил количество гессеров, ежедневно меня охраняющих, до пятидесяти человек. Теперь, он пообещал, я буду ходить в плотном кольце охраны. Даже стрела не сможет пробить тот строй, который будет укрывать анирана. Ну и, конечно же, никаких больше благословений и ободряющих прикосновений к головам.
А затем король распорядился внести в хроники новый праздник. Праздник, который он учреждает своим повелением и называет — "Иванов день". Теперь именно в этот день лета каждую зиму вся Астризия будет его отмечать. День, когда аниран смог доказать свою божественную сущность и убедился, что народ верит в него. Что с именем его на устах готов сразиться с каждым врагом Астризии и обязательно придёт на помощь.
И хоть всё на самом деле обстояло немного не так, я не стал возражать. Любой праздник лучше, чем горестная дата. Пусть лучше народ отмечает победу, чем горюет над павшими. Пусть воздаёт хвалу своей смелости, чем стыдливо упоминает о трусости.
К тому же, этому народу действительно есть что отметить. По крайней мере, в моих глазах. Пришедшие на помощь люди ведь не стали сидеть на коленях, моля Фласэза о помощи. Как тогда в деревне под проливным дождём безвольные жители позволяли забирать своих детей, так сейчас в светлый летний день другие жители не позволили причинить вред анирану. Они побороли страх и пришли ему на помощь. Пусть даже при помощи лёгкого пинка. Неважно. Главное, что они переступили через самих себя. Переступили через стадный инстинкт. Возможно, на них повлиял мастер Сималион. А возможно, есть более глубокие корни — им помогла перебороть страх вера в анирана. Аниран появился в их городе и показал, что настроен серьёзно. Он не чурался их, разговаривал с ними и одаривал добрым словом. Он не прятался за каменными стенами и всегда был готов помогать. И они это запомнили. Они это оценили. И когда анирану потребовалась ответная помощь, они оказали её.
Я хотел в это верить. Я надеялся, что всё, что я делаю, всё не зря. Я надеялся, что зёрна веры в потенциального спасителя, которые я посадил, начали давать всходы.
***
Ночью я спал плохо. День жуткой схватки перешёл в вечер не менее жуткой пьянки. Как самый обычный человек, я тоже натерпелся страху, когда мне чуть не засадили под ребро клинок. И воспоминания об этом страхе я залил обалденным вином.
Но отмечали мы не только победу, но и новое назначение — приказом короля мастер Сималион был назначен моим телохранителем. Без отнекиваний и заявлений, что он этого недостоин, Сималион принёс присягу к великому удовольствию двоих — меня и Иберика. Пацан, как я понял, души не чаял в опытном мастере и всячески ему подражал. А я радовался тому, что отныне мою спину будут прикрывать не только гессеры, но и самые умелые руки Обертона.
Поэтому гулянка вышла на славу. Нажрался не только я, но и Каталам с Фелимидом. А короля вообще вынесли на руках. Лишь профессор Гуляев не стал заливать баки с краями, настаивая, что он слишком стар для этого.
А когда я на бровях всё же добрался до любимой перины и уснул раньше, чем голова коснулась подушки, мне приснился сон.
***
Перед глазами мелькали кадры цветущей природы. То лес промелькнул, то распаханные поля, то знакомый каменный тракт. То огромное озеро, окружённое с одной стороны зелёными лесами, а с другой — каменными стенами. Я стоял на месте и не мог пошевелиться. Я не парил над облаками, передо мной лишь мелькали картинки.
А затем я ощутил, как кто-то дал мне под зад. Я обернулся, планируя с ходу врезать в глаз тому, кто посмел дать пинка анирану. Но сзади никого не было. Лишь белая-белая пустота.
Я опять подпрыгнул от сильного удара. Да так подпрыгнул, что пробил головой деревянный настил. Взлетел и ударился о потолок. А как приземлимся возле здоровенной дыры, через которую видел тихие озёрные воды, понял, где нахожусь. Я находился в комнате профессора Гуляева, где ранее отмывался и готовился к званому ужину. Я узнал шторы, которыми он прикрывал карту. Я увидел балкон. Я увидел шкаф. Но самое главное, я увидел спящего хозяина, восстанавливающего силы после бурной ночи.
Сам того не желая, я стиснул зубы. Почему-то я ощутил злобу к этому старику, беспечно посапывающему на боку. Я метнулся в угол и схватил вешалку, на которой висели шляпки и беретики. Я брезгливо разбросал их, а затем, плохо понимая, что вытворяю, размахнулся и со всей дури приложился этой вешалкой по профессорской голове. А затем ещё раз. И ещё. И ещё.
Но мне этого показалось мало. Я не стал активировать свой дар. Я отбросил окровавленную вешалку и вырвал из ножен кинжал с золотой рукояткой. Затем подскочил к старику и принялся наносить удары. Бил, бил, бил, пока не вспотел.
Но и это я посчитал недостаточным. Я схватил стул и обрушил его на размозжённую голову. Затем подскочил к шкафу, вышвырнул всю одежду и, напрягшись, обрушил шкаф на кровать. Тело профессора уже скрылось под обломками, но я ещё не закончил. Я вырвал из уключины факел и подпалил кровать. А затем, злорадно улыбаясь, смотрел, как танцует вокруг меня пламя. Я был невероятно доволен своим поступком.
— Поторопись, — грозно-назидательно произнёс голос.
***
Я открыл глаза и резко сел на перине. Башка раскалывалась, во рту было меньше влаги, чем в пустыне Сахара.
— Сука, — я схватился за голову. — Опять эта падла очухалась. Опять пришла во сне и не дала выспаться. Как тебя вырезать оттуда?
Сон вышел совсем не иносказательный. Был бы я полным дауном, всё равно бы догадался, на что этот Голос намекает. Нечто подобное я уже видел во сне, хоть тогда Голос откровенно призывал нас с Джоном Казинсом убить друг друга. Сейчас он лишь выразил лёгкое негодование, что я не спешу исполнять то, что исполнить обязан — отобрать у другого анирана дар.
— Выкусишь, тварь! — сцепив зубы, я показал потолку кулак. — Я не стану выполнять твои требования. Я не стану твоей марионеткой.
Я выбрался из кровати, подошёл к столику и опустошил кувшин с водой. Мне немного полегчало. Но лишь чуть-чуть.
Я быстро оделся и отворил дверь в соседнюю комнату. Там без задних ног храпели братья — Иберик и истосковавшийся по всем нам Вилибальд. Он присутствовал на пьянке и выпил за своё здоровье раз двадцать.
Но так же там был готовый ко всему Бертрам. Он только завершил экипироваться и удивлённо посмотрел на меня.
— В чём дело, аниран?
— Бертрам, — тихо попросил я. — С этого дня в покоях анирана обязан присутствовать пучок листьев с дерева Юма.
Бертрам удивился. Он точно знал, что в наркоте нет ничего полезного. Гессерам запрещалось вдыхать дым под угрозой увольнения.
— Безрадостность бытия тебя беспокоит? — заученными словами знакомого магистра начал он. — Это не выход.
— Бертрам, не умничай, — сейчас меня беспокоил лишь бодун. — Ты даже не представляешь с чем мне приходится бороться. Будь неладна это божественная сущность…
Слова про "божественную сущность" показались Бертраму знакомыми. Поэтому он благоразумно промолчал. А в следующую секунду в дверь торопливо застучали, разбудив сонных братцев.
Нахмурившись, Бертрам ушёл открывать, одновременно спрятав за спиной острый стилет. Такой можно успеть вонзить во вражеское горло и уйти от ответной атаки.
Но опасности не было: вежливо кланяясь, за порогом стоял усатый мужичок, имя которого я давным-давно забыл. Я лишь знал, что он батрачит на Гуляева.
— Магистр Анумор просит анирана Ивана подняться к нему для разговора, — испуганно произнёс мужичок. — Он сказал, это срочно.
Сия просьба меня озадачила и напугала одновременно. После поганого сна, я чувствовал тревожность. Эдакую подозрительность по отношению к тому, кого убивал в том самом сне. И сейчас видеться с профессором я хотел в последнюю очередь, ведь опасался, что действительно попробую причинить ему вред.
— Это касается снов, — добавил мужичок, когда не рассмотрел на моём лице заинтересованности. — Магистр Анумор сказал, аниран поймёт.
— Бертрам, пойдёшь со мной, — я тут же отдал распоряжение. — И да — ещё пятерых захвати с собой.
— К Великому магистру с такой охраной?
— Бертрам, не надо вопросов. Исполняй.
Хоть порывался идти и Иберик, я запретил. Он выглядел слишком беспомощным. Ему половина дня понадобится, чтобы прийти в форму. А покои для мастера Сималиона ещё не подготовили, потому он дрых где-то в другом месте.
Лифт бы не потянул всех сразу, поэтому мы шли пешком. Я даже вспотел немного. Но это было больше хорошо, чем плохо — с пОтом из тела выходил отупляющий разум алкоголь.
Профессор меня уже ждал. Дверь была нараспашку, а он сам сидел на очень знакомой кровати и потягивал горячий отвар из деревянной кружки. С поверхности шёл пар и скользил по мрачному лицу. Мне стало очевидно, что профессор не в своей тарелке.
— Закройте дверь, — приказал он, заметив меня на пороге. — Ваших ушей это не касается… Присаживайся, Иван. Как ты? Бери вторую кружку. Он хоть горький, но бодрит.
— Спасибо, — я прикрыл за собой дверь, но не защёлкнул до щелчка. Если что случится, Бертраму меньше секунды понадобиться, чтобы ворваться внутрь. И от отвара я тоже отказался, опасаясь, что он может быть отравлен. Паранойя, порождённая сном, никак не хотела отступать. — На вас лица нет, проф. Хоть я не видел себя в зеркале, предположу, что выгляжу примерно так же. И не в алкоголе дело… Вы видели сон, ведь так?
Гуляев отставил кружку и потёр глаза.
— Очень-очень давно он ко мне не приходил. Голос, я имею в виду. Не мог пробиться через мой разум. Но сегодня ночью… Несмотря на мою старательность…
— Вы же говорили, что можете побеждать его силой воли, — беззлобно усмехнулся я, ведь точно знал, что противостоять голосу можно лишь с помощью наркоты или телепатии матанов.
— Мог, — поправил меня Гуляев. — Правда мог, если ты всё ещё не веришь… Силой своей воли я его побеждал. Он не мог пробиться сквозь неё…
— Проф, ну хватит, — закатил я глазки. — Лучше скажите, что вас так обеспокоило. Хотя нет, не говорите. Я сам догадаюсь: он подталкивал вас убить меня?
— Верно, — обречённо заявил Гуляев.
— Скажу вам так: это не в первый раз. У меня уже было такое, когда он сталкивал нас с Джоном Казинсом лбами… Ну, с тем анираном, которого я встретил в лагере.
— Он не просто меня на тебя натравливал. Он пообещал мне кое-что.
— Серьёзно? — я выпучил глаза, ведь мне Голос никогда ничего не обещал.
— Иносказательно, конечно. Не с прямой откровенностью.
— И что же он пообещал? Пообещал помочь выбраться из этой дыры?
— Не иронизируй. Ты прекрасно понимаешь, что это невозможно. Никто из нас не выберется отсюда, — он произнёс эти слова с таким фатализмом, что я испугался. Испугался того, что этот Голос пообещал и на что ради этого профессор теперь будет готов пойти.
Я развёл руками:
— Окей, проф. Я вас слушаю.
— Сначала я видел один из самых прекраснейших снов. Я был счастлив и доволен. Я бродил среди лесов и слушал пение птиц. Я вышел на поляну, словно выросшую из старых детских сказок — поляну абсолютного счастья. Там бил чистейший родник. Вода искрилась при свете солнца. И я точно знал, что это не простой родник — это источник вечной молодости. Я мечтал к нему припасть губами и вновь обрести молодость. Я хотел сохранить в себе те знания, которыми обладаю, но обрести молодое тело. И я побежал к нему. Я бежал по поляне и радовался, что вот-вот получу сказочную награду. Но затем появился ты. Ты насмехался надо мной и пресекал путь к источнику. Ты смеялся и перекрывал дорогу. Куда бы я не дёрнулся, как бы не пытался обойти, ты оказывался расторопнее и не пускал меня. И тогда Голос подсказал, что нужно делать, чтобы добраться до желаемой награды. Я схватил с земли булыжник и запустил в тебя. Я попал тебе в голову, но ты всё же устоял. Затем я накинулся на тебя. Я знал, что я слабее, а потому был вынужден действовать решительно. Я повалил тебя на землю, схватил булыжник и бил. Я бил до тех пор пока не стёр с твоего лица снисходительную усмешку. Усмешку, как бы говорящую, что ты — молодой и красивый, а я — старый и бесполезный. А когда Голос похвалил меня, я пополз на коленях к роднику. Я был несказанно рад, что смог преодолеть последнюю преграду и уже раскрывал рот в предвкушении сладкой воды. Но всё это оказалось химерой — родник исчез. Как и сказочная поляна. А кроме затухающего совета от Голоса, как стоит поступить, осталось лишь разочарование и неприязнь к тебе. Голос мне шептал, что ты виноват в том, что мне не удалось стать моложе. И подсказывал, что лишь забрав твой дар я смогу вернуть свою молодость… Да, ты прав. Он хочет, чтобы мы поубивали друг друга.
— Не поубивали, а один убил другого, — поправил я. — Ему наплевать кто убьёт кого. Ему главное — собраться воедино. Воедино в одном организме.
— Не понял, — профессор выкатил зенки. — В каком смысле?
— Подождите. Вы что, не читали этого в книге?
— Книгу читал. Но этого в книге не читал. Что значит собраться воедино?
— Так вот чего не хватает в копии "Книги Памяти Смертных", — я озадаченно потёр подбородок. — Вот что вырезали… Эоанит или кто-то до него.
— Может, ты меня просветишь? — Гуляев смотрел на меня не обречённо, а с интересом. Как учёный, а не как испуганный подросток.
И мне пришлось рассказать ему всё. От корки до корки. Не всю книгу пересказать, а часть про аниранов. Про божественную сущность, про двенадцать тех, кто поборется за право стать достойным. Про второе пришествие и будущего наместника, который соберёт в себе все части божественной сущности.
Профессор выслушал с нескрываемым интересом. Мне даже показалось, что на некоторые вещи я открыл ему глаза. Ничего подобного, как он признался, он даже не предполагал.
— Значит, это неизбежно, — спокойно произнёс он. Без всякого фатализма в голосе.
— Вопрос лишь во времени, — осторожно сказал я. — Неизвестно, как много времени потребуется самому сильному… простите, проф… самому достойному анирану собрать все части сущности.
— Это ты правильно поправился на слове "сильный", — нервно засмеялся Гуляев. — Увы, на самого сильного я не тяну. Куда мне даже до тебя — скелет ты ходячий… А давай на руках поборемся?
— Проф, — я понял, что его беспокоит и почему он отреагировал именно так — нервно и слегка неадекватно. — У нас ещё много времени впереди. Не бойтесь. Не бойтесь меня, если действительно боитесь. Я никогда не подниму на вас руки, уже поверьте. Ни одна тварь, сидящая в голове, не заставит меня это сделать. Как бы она не старалась, ей не удастся разделить нас…
— Разделяй и властвуй! — воскликнул Гуляев и засмеялся. — Ничего нового. Даже те, кто нас сюда отправил, ничего лучше не придумали. Тысячи лет человеческой эволюции и неизвестно сколько лет местной эволюции, а для получения абсолютной власти лишь одна рабочая тактика — столкнуть всех лбами и наблюдать, как они убивают друг друга.
— Наверное это так, потому что работает, — пожал я плечами. — Но ведь нам необязательно прислушиваться, верно? У нас же есть свои головы на плечах. У нас есть план, проф, и нам надо его придерживаться. Мы задумали… простите, я задумал многое изменить. У меня получилось посеять семя жизни, получилось решить несколько незначительных проблем. И я, с вашей помощью, буду уверенно двигаться вперёд. И ни одна тварь не сможет нас сбить с верного пути, проф. Ни голоса в голове, ни люди из плоти и крови.
Профессор Гуляев с улыбкой на меня посмотрел. Посмотрел, как на достойного ученика.
— Желания и настрой похвальны. Но готов ли ты отдать за них жизнь?
— Лучше б, конечно, забрать чужую… Но да, готов, — уверенно заявил я, хотя на самом деле был не уверен, что положу голову под гильотину раньше, чем узнаю, чем всё завершится. Я хотел прикоснуться к свету в конце тоннеля, а не позволить кому-то другому сделать это за меня.
— Вот именно, — профессор услышал, что хотел услышать. — Забрать чужую… Ты несомненно готов выполнить всё, для чего сюда прислан… В отличие от меня.
— Проф, не загоняйтесь, — по-простяцки сказал я. — Это всё вилами по воде писано. Давайте будем следовать плану, а от дурных снов спасаться, как я спасался в лагере — вдыхать дым. Если это работает, как говорится, будем пользоваться.
— Ты не слушаешь меня, Иван. Или слушаешь, но не слышишь, — в голосе Гуляева появилась строгость. Он поднял старческий безвольный зад с кровати, сделал шаг и крепко сжал мои плечи. — Тебе не нужен дым, чтобы одолеть его. Мне не нужен дым, чтобы одолеть его. Ты думаешь, он способен проникать в наш разум и контролировать тело? Чушь собачья! Да, через сны он указывает направление. Да, подталкивает, когда мы не выполняем его требования. Но он не властен над нами. Ты сам себе хозяин. Твоя воля ничуть не слабее его воли. Как не пробил мою волю, так не пробьёт он твою. Если ты будешь сопротивляться, ты обязательно его победишь. Тебе не нужен дым для этого. Ты достаточно силён. Не позволяй ему навязывать свою волю. Навязывай свою.
Звучало довольно-таки убедительно. Я даже поймал себя на мысли, что верю профессору. Что, наконец-то, поверил в то, что от Голоса он не закрывается наркотой, а научился игнорировать. Пусть не контролировать, но хотя бы игнорировать.
— Вы думаете, это реально?
— Я не думаю, я знаю, — уверенно произнёс Гуляев. — Пусть с нами что-то сотворили, контролировать наши мысли и наши поступки, они не умеют. Каждый аниран — сам себе хозяин, учти.
Я промолчал. Я знал, что бывает и наоборот. Я прочувствовал это на своей шкуре. Хоть тогда на тракте я не до конца потерял контроль над самим собой и помнил, что вытворял, всё же это был не я. Мною управляли, будто игровой фигурой. Ненависть и ярость давали божественной сущности доступ к рычагам управления. И если от приходящего во снах Голоса ещё можно было как-то защититься, не дать ненависти прорваться наружу было крайне проблематично. Далеко не каждый человек способен себя контролировать. А поскольку анираны — тоже люди, их это касается в не меньшей степени.
— Я учту, проф, — пообещал я. А себе пообещал, что в следующий раз, когда придёт Голос, я дам ему отпор. Я буду сопротивляться. — Вы только, пожалуйста, не бойтесь меня. Я никогда не причиню вам вреда. Вы просто помогайте мне, чтобы я смог исполнить задуманное.
— Я не боюсь смерти, — с улыбкой сказал Гуляев и погладил меня по волосам, будто любимого сына. И в этот момент я не испытывал перед ним страха. Я был уверен, что этот человек никогда не нанесёт подлого удара. — Чего боятся неизбежного? Я боюсь лишь не успеть всего, что хотел бы успеть.
— Я обещаю вам, Игорь Александрович, — я впервые назвал его по имени отчеству. — Я сделаю всё, чтобы изменить этот мир. Я приложу все усилия. И самое главное, я хочу, чтобы вы стояли рядом. Я хочу, чтобы вы смотрели, как он меняется, чувствовали надежду, которую мы с вами пробудили у обречённых людей, и верили в счастливый конец. Может, мы с вами не доживём до этого момента, но мы обязаны приближать его каждый день. Ведь, как мы оба знаем, кто, если не мы?
— А ты, я смотрю, подрос. Не в плане роста, конечно, — засмеялся он и прижал меня к своей груди. — Но изменения заметны невооружённым взглядом. Похоже, ты действительно достоин стать для местных мессией. Если ты действительно такой, каким кажешься, у тебя есть все шансы.
— Спасибо, проф, — я попытался выбраться из объятий. — А теперь, когда нам обоим полегчало, идёмте перекусим чего-нибудь. Я голоден, как волк.
— Идём, — Гуляев меня отпустил, но улыбаться не перестал. — Скажу тебе честно, Ваня: я рад, что судьба свела меня с тобой. Я буду рядом так долго, сколько тебе потребуется. И окажу помощь, даже если ты не станешь о ней просить.