В деревянную дверь постучали. Я даже вздрогнул от неожиданности, ведь подумал, что мой безвольно опустившийся кулак, невзначай врезался в столик.
— Великий магистр, — из-за двери раздался знакомый голос. — Вода нагрета и готова. Когда прикажете прийти портному и брадобрею?
— Так, ладно, — Гуляев ударил себя по коленям и резко встал. — Отложим пока все дальнейшие разговоры. И так увлеклись. Тебя надо отмыть и привести в порядок до званого ужина. А это дело не быстрое, уж поверь… Хе-хе. Видел бы ты себя. Чудо-юдо, а не аниран… Хватни что-нибудь, пока есть время. Ты, я вижу, не наелся. И идём мыться. Надеюсь, ты не стеснительный.
Профессор Гуляев очень быстро переключился с серьёзного разговора на проблемы гигиены. Он отворил дверь и пригласил меня пройти. Усатый мужичок уже мельтешил рядом и был готов разбиться в лепёшку. Ну куда сильнее меня беспокоили молодые девицы и крепкого вида парень, опустившие взгляды долу, но стоявшие у стены в готовности помочь понаехавшему примо принять ванну.
Когда мне объяснили, для чего здесь собралось столько народу, я решительно отказался от подобной помощи. Я хоть и не особо стеснительный, как опасался Гуляев, но представать обнажённым перед незнакомыми людьми не собирался. Потому потребовал всех удалить.
Гуляев спохватился не так что бы сразу, чтобы осознать, что именно показалось мне неприемлемым в процедуре публичного принятия ванны. Он озадаченно смотрел на меня пару секунд, а затем чуть ли не по лбу себя хлопнул. У меня даже закралась мысль, что сам он принимает ванны с чужой помощью. И, наверное, не сам себе голову намыливает. Привык, наверное, жить во дворце. Быть важной шишкой и раздавать указания.
Когда удалились почти все, я отвернулся к окну, сбросил всю одежду на пол и залез в ушат с водой, с поверхности которой шёл пар.
— Шариф, старую одежду примо сжечь, — приказал Гуляев усатому мужичку и брезгливо пихнул её носком ноги. — Затем брадобрея сюда и портного.
Так что понежиться в горячей воде не удалось. Последний раз я принимал ванну в доме Фелимида. И даже там я кайфовал дольше. А здесь, мне показалось, едва я залез в воду, вновь раздался стук в дверь. А может, я просто заснул, пригревшись.
Так или иначе, пришлось торопливо смывать с себя грязь и мылить голову самым настоящим пахучим мылом. Пахнущим приятными травами. И уже под скромным взглядом незнакомого лысого мужика вылезать из грязной воды.
Королевский брадобрей напомнил мне о "покаянниках". Но он, в отличие от любого из них, обладал героическими пропорциями, явно из-за того, что не страдал недоеданием. Он внимательно меня осмотрел, усадил на стул напротив самого настоящего бронзового зеркала в виде овального подноса и приступил к работе.
Во все стороны полетели космы, когда он осторожно работал очень острым лезвием. Он не только тщательно выбрил мои щёки, но и коротко остриг, как советовал профессор Гуляев, прохаживающийся туда-сюда и давая брадобрею советы.
Так что через несколько минут, когда я вновь посмотрел в зеркало, я не узнал себя. Вернее, узнал себя. Узнал того, каким я был до попадания в этот неприветливый мир. Возможно, я стал более худым. Жилистым, наверное. Голод, истощение, раны и болезнь давали о себе знать. Несмотря на регенерацию, повышенный метаболизм и невообразимую энергию, питающую моё тело, я потерял в весе. Мне даже показалось, когда я рассматривал себя со стороны, что процент жира в моём теле равен нулю, как любил говаривать один из тренеров, сравнивая успехи легкоатлетов с успехами футболистов.
Затем, когда вынесли воду и удалился брадобрей, унося мои благодарности, прибыла очередная делегация — портной с помощниками. Здесь я уже стесняться не стал. Мне передали нижнюю одежду, чтобы прикрыл срам, измеряли с ног до головы и сделали пометки.
— Подберу для гостя по размеру всё самое лучшее, — пообещал портной, низко кланяясь. — И сразу засяду за шитьё, чтобы подготовить нечто особенное.
— Ольфар, подготовь несколько комплектов одежды для моего друга, — Гуляев, видимо, чувствовал себя с этими людьми, как рыба в воде, и принялся, не стесняясь, загибать пальцы. — Ночных пижам пару, для выхода в люди что-нибудь, повседневную для работы, праздничную, для официальных встреч с Его Величеством что-нибудь строгое и, самое главное, для сегодняшнего ужина.
— Нужно нечто особенное? — спросил портной, бегая профессиональным взглядом по моей фигуре.
— Я думаю, плотный красный кафтан с золотым аксельбантом и золотыми эполетами, — изрёк Гуляев, как настоящий модник. — Мой друг физически крепок и жилист. Хочу, чтобы кафтан это подчёркивал. Ширину плеч, узкую талию, крепкую спину. Он должен произвести впечатление при дворе. Не только на Его Величество, но и на придворных.
— Примо миловиден, — согласился Ольфар, заставив меня неловко поёрзать ножкой. Такие слова я ни раз слышал в родном для меня мире. Но тогда я принимал комплименты, как само собой разумеющееся, ибо считал, что мне льстят, желая заручится вниманием известного в городе футболиста. — Пожалуй, стоит получше продумать композицию. Ещё и благовониями оросить кафтан. Эффект будет ярче.
— Соглашусь, — кивнул головой Гуляев. — Все, кто его увидит, должны быть им покорены.
— Будут, великий магистр, — поклонился Ольфар и торопливо удалился со своими помощниками.
— К чему это всё? — развёл руками я. — Меня внешний вид вообще не волну…
— Не здесь, — категорично отрезал Гуляев. — Здесь важна каждая деталь. Каждая мелочь. Ты, кажется, уже забыл то, что я просил не забывать? Тут все тебе не ровня. Запомни! Ты — аниран. Ты — потенциальный спаситель. Раз ты уже обозначил себя, тебе придётся соответствовать. А произвести хорошее первое впечатление — самая важная задача именно в этом месте. Здесь сразу смотрят на твою оболочку. И только затем начнут буравить, чтобы попытаться пробраться внутрь… Помнишь, как король на тебя смотрел? Ты был ему противен. До того момента, когда он поверил в то, кто ты такой, он смотрел лишь на твою оболочку. Для тех, кто обитает во дворце, кто может себе позволить больше, чем все остальные, кто имеет право казнить или миловать, внешность имеет большое значение. Здесь нет такого понятия, как "внешность обманчива". Впервые увидев тебя, они лишь обратят внимание. Но когда узнают кто ты такой, контраст только усилится. Выглядеть опрятным и красивым может лишь тот, кто действительно особенный. Так выглядеть может лишь аниран — самый настоящий посланник небес. И они с удовольствием поверят в это даже без демонстрации доказательств.
— Ерунда какая-то, — не удержался я от комментария. — Разве ж это важно? Тут мир надо спасать, а не думать об аксельбантах.
Гуляев хмыкнул.
— Я тебя знаю всего-ничего, но уже поражён твоим идеализмом. Ты действительно думаешь лишь о спасении этих несчастных? Ты же только прибыл. Тебе бы брюхо набить, отмыться да отоспаться… Возможно, не одному. С женщиной красивой под боком. Пока ещё здесь хватает женщин на любой вкус… Ты же молодой такой и, вроде, энергичный. А я от тебя только слышу: "раздать, поделить", "переплавить", "синтезировать лекарство", "не вести переговоры с террористами". Утро вечера мудренее. Расслабься и побудь в сказке хотя бы недолго.
— У меня нет времени на сказки, — хмуро ответил я, при упоминании о женщинах вновь вспомнив Дейдру. Я не знал что с ней, жива ли она и её попутчики. И хоть в моих стратегических планах не она занимала первое место, бросать её на произвол судьбы я не собирался. Я планировал по-любому отправиться в Валензон и приступить к её поискам. — Как нет времени у этого мира, профессор… магистр Анумор. Я не могу вернуться домой. Значит, моим новым домом станет этот мир. И дать ему умереть, точно зная, что я могу его спасти, я не могу. Поэтому я обязан действовать. Обязан двигаться только вперёд и не оглядываться назад.
— О чём ты? Ты что-то знаешь, чего не знаю я? Ты понял, как мы можем спасти этот мир?
Давать честный ответ на этот вопрос, я не стал. Что-то меня смутило в ремарке "мы". Поэтому я вновь удержался от рассказа про Дейдру.
— Скажу так, профессор: ваш король меня разочаровал. Я не ЭТО ожидал увидеть. Я сомневаюсь, что он может мне дать то, на что я рассчитывал — защиту и опеку. Значит, мне опять придётся полагаться только на себя. Как только я поставлю галочку в первой ячейке моих планов — прочту от корки до корки священную книгу — я перейду сразу к третьей — отправлюсь в Валензон. Вторую галочку — поддержку короля, — мне кажется, можно выбросить на помойку. Боюсь, он сам потребует поддержки. А я не настолько силён — я не физическую силу имею в виду, конечно, — чтобы поддерживать эту жирную бестолковую тушу.
Гуляев помрачнел лицом. Мои слова ему не понравились.
— Зачем тебе в Валензон? Тангвин совсем расклеился. Он практически утратил контроль на городом. Что тебе там делать? Ты должен остаться здесь и своим присутствием вдохнуть в короля жизнь. Неужели ты не понимаешь, как важен аниран? Своим наличием, своим присутствием. Особенно такой, как ты, — отважный и непоколебимый. Не такой, как седой старик. Я не могу стать тем, кем можешь стать ты. Не могу и не буду. Я помогал королю советами, указывал направление. Но во мне нет той искры, той энергии, которая пробуждает силу убеждения. Ему нужен воин! Решительный и бескомпромиссный. Тот, кто умеет выживать, кто закалён в битвах. Тот, кто напомнит королю о том, кем он когда-то был. Твоя задача номер один сейчас, та первая галочка, о которой ты говоришь, — произвести впечатление. Не только на короля, но на тех, кто его окружает. Кто шепчет ему на ухо, ест с его рук и грабит умирающее государство. Они все должны увидеть в тебе то, что ты сейчас демонстрируешь мне — непоколебимость и решительность. Они должны почувствовать твою силу, увидеть крепкую руку. И когда они это увидят… Если они это увидят… Мы посмотрим, что будет дальше. Посмотрим, куда это приведёт.
Я задумчиво почесал подбородок, разглядывая возбуждённого Гуляева. Как-то он быстро завёлся, с пол-оборота практически. Реально, что ли, опасается, что я, едва прибыв, оставлю его одного?
В дверь опять нерешительно постучали — вернулся портной.
— Хорошо, лже-магистр, — тихо произнёс я. — Я попробую присмотреться к королю. Обещаю дать ему второй шанс. Не пороть горячку и вести себя осторожно.
— Главное, следи за языком, — напомнил Гуляев. — Я постараюсь быть рядом и подскажу, как себя вести, если что. И помни: на званый ужин, чтобы похвастаться анираном, я уверен, король пригласит всех. И друзей, и врагов. Эта кодла паразитов и кровопийц будет внимательно тебя изучать. Смотри на них свысока. Не улыбайся им и не вступай в доверительные разговоры. Смотри сурово и не дай усомниться в своей богоизбранности… Заходи, Ольфар. Мы готовы.
***
Судя по песочным часам на столике в двухкомнатной каморке профессора Гуляева, мы провели минимум час, красуясь и примеряясь. Он пыхтел вокруг меня не меньше портного и его расторопных помощников. Они измеряли, прилаживали, подшивали и подтягивали. Заставили меня стоять по стойке "смирно" и расставить в стороны руки. А затем принялись экипировать. Одели просторные шёлковые штаны, белую рубашку, воротничок пришили. Шикарный красный кафтан надели, поправили аксельбант и прямо на мне подшили эполеты. Примерно такие, какие я когда-то видел на плечах Фелимида. Только, кажется, эти действительно были золотыми, судя по тяжести, которую я ощутил на своих плечах.
Но желание их сразу же сорвать, а затем отправить эти полезные куски драгоценного металла в ближайшую голодающую деревню, я сразу подавил. Об этом я всерьёз подумаю после. И, если надо, сорву эполеты с плеч каждого благородного примо. Сейчас же мне надо слушаться того, кто в этом месте ориентируется куда лучше — слушаться профессора. Постараться не ударить в грязь лицом и показать всем, кто придёт смотреть на анирана, что лежать на печи следующие тридцать три года, он не станет. Он обязательно что-нибудь предпримет…
Подгоняли одежду прямо на мне, уже когда горизонт окрасился оранжевым. Незаметные слуги зажгли факелы и тихо стояли в ожидании у двери в коридоре. На меня побрызгали какой-то пахучей водой — она точно содержала спирт, но пахла довольно-таки приятно. Затем повязали кожаный пояс и пристегнули ножны с искривлённым кинжалом. Рукоять кинжала, надо сказать, тоже была золотой… Обувью же мне стали крепкие ботинки прекрасной работы. Я несказанно удивился, когда узнал от Гуляева, что они сшиты из кожи самого натурального слона, убитого в далёкой Флазирии. И стоят в этом мире просто чудовищных денег. Но для меня всегда главным было в обуви — удобство и комфорт. В отличие от жены, когда мы выбирались на "шопинг", брендовость и дороговизна меня не интересовали.
— Прекрасная работа, Ольфар, — похвалил портного Гуляев, с улыбкой разглядывая меня.
— Рад стараться ради вас, магистр, и ради примо, — поклонился тот. — Надеюсь, вы не забудете упомянуть об моих заслугах перед королём…
Хоть эти слова показались мне странными, я не стал придавать им значения. Я смотрел на самого себя в бронзовое зеркало, щурился, строил рожицы и паясничал. Я был собой доволен.
Я всегда был смазливым парнем. Ещё в школе девчонки сами искали со мной контакта, хитро провоцируя разные ситуации, чтобы как бы невзначай оказаться рядом, сесть за одну парту во время урока, или пройтись пешком домой. Когда я начал взрослеть, эта странная детская харизма немного огрубела. Я стал выглядеть более жёстким, что ли. Но почему-то моим жениховским делам это пошло только на пользу. А с учётом того, что я всю жизнь занимался спортом, имел спортивное закалённое тело и был выносливым парнем, моя востребованность у представительниц прекрасного пола лишь возросла. И, в итоге, победила та, кто сама выглядела просто сногсшибательно, кто была мега активной, и кому было больше всех надо. Я даже нагуляться как следует не успел — меня захомутали очень быстро.
И теперь, разглядывая самого себя в зеркале, я убеждался, что не растерял былую харизму. Она притупилась немного из-за неопрятности, постоянной нужды и голода. Я долго не мылся, не брился, не чистил зубы. Я просто выживал и не думал о внешнем виде. Но сейчас, в идеально подогнанных одеждах, сильно исхудавший, а потому очень стройный, я выглядел на все сто. Как молодой офицер, собиравшийся побывать на светском рауте.
— Ну вот, вроде, и всё, — профессор Гуляев внимательно меня осмотрел и даже по рукавам ладонью пару раз провёл, стряхивая последние пылинки. — Ты готов. Причешись у зеркала — гребёнка на столике рядом — и подожди меня. Я переоденусь в более подходящие одежды.
Нисколько не сомневаясь, Гуляев вытянул худую руку и резко щёлкнул пальцами. Затем, не оборачиваясь, прошёл во вторую комнату. За ним, торопливо распахнув входную дверь, метнулись две молодые девицы и два молодца. Один молодец, не совершив не единого лишнего движения, открыл шкаф, достал тёмно-синюю мантию и, держа её на руках, как нетронутую невесту перед брачной ночью, зашёл следом за Гуляевым. Второй парень прикрыл дверь, но я успел заметить, как девушки помогают старику снимать одежды. Он лишь расставил руки, а они всё делали за него.
— Противно, — фыркнул я. — Он реально привык к сладкой жизни. Великий магистр, мать его так.
Я натурально сплюнул, затем взял грубую расчёску и расчесал на пробор остриженные волосы. Вдохнул прохладный вечерний воздух и вышел на балкон.
Вид с него открывался воистину фантастический. Водная гладь, подсвеченная местными лунами, искрилась. Где-то далеко ещё плавали рыбацкие лодки. Я рассмотрел, как три из них, выстроившись в линию, словно конвой, плыли на запад. Слева заиграл огонёк. Затем их появилось несколько. Я облокотился на перила балкона и заметил, как зажигают огни на далёкой пристани. Где-то там, левее каменных стен, на самом берегу озера, бурлила жизнь.
Сверху прилетел знакомый каркающий звук. Я задрал голову, увидел широкую круглую башню, уходившую ввысь прямо над покоями Гуляева, и рассмотрел силуэт птицы на самой вершине. Птица, прыгая как воробей, соскользнула со скатной крыши, и приземлилась на краю каменного окна, из которого пробивался оранжевый свет, создаваемый пламенем. Сирей ещё раз каркнул очень знакомо, а затем заурчал, как кот, когда в окне показалась тонкая веснушчатая рука и погладила его по крыльям. А в следующее мгновение сирей уже скрылся внутри. Рука потянулась и захлопнула ставни.
— Интересные соседи у Гуляева, — пробормотал я. — Неужели сама королева? Неужели она обучена обращению с сиреем?
За дверью раздался топот ног. Затем в неё постучали.
— Великий магистр, — я узнал голос Бертрама. — Я пришёл за вами и… и примо. Пора.
— Ну, что ж, пора — так пора, — я бросил взгляд на запертые ставни в башне и пошёл открывать дверь.