— Бездельничаете, бездари!
Мы с рыцарем молча закатили глаза и перед тем, как повернуться к учителю натянули на лица свои самые доброжелательные улыбки.
— Курятник сам себя не почистит! — Старушка сегодня была настроена на редкость благожелательно, и даже не вытянула нас поперек хребтов палкой. Только угрожающе помахала ею в воздухе.
— Я же почистила! — Удивилась я.
— Да? — Учитель деланно усмехнулась. — Почему же он тогда такой грязный?
Мы недоумевающе переглянулись. Но старушка грозно похлопала палкой по сухой морщинистой ладони, и мы послушно побрели в указанном направлении. Правда еще пара угрожающих хлопков прибавили нам скорости.
Курятник и впрямь потрясал наше воображение. Пол был загажен, а в самом курятнике зияли огромные дыры. И если мои глаза меня не обманывали, то пол был загажен не столько самими курицами, сколько людскими экскрементами. С учетом их количества, было просто непонятно, откуда столько взяли. Словно всей Академией ходили сюда справлять нужду.
— Ну и как вы убилась? — Грозно спросила учитель. — Да здесь годами не убирали.
— Это не курицы! — Вякнул рыцарь.
— Я незаметно пнула его ногой.
— Простите, учитель. — Смиренно пробормотала я. — Мы уберем еще раз.
— И курятник почините. — Учитель грозно хлопнула палкой. — Небось, от постройки туалета доски еще остались.
Я закивала, отбивая поклоны.
— Ну и почему ты дерешься? — Грозно спросил Роланд, стоило учителю скрыться из вида.
— Не стоит злить учителя. — Миролюбиво заметила я. — Она и сама прекрасно видела, что это не курицы. Небось, сама и гадила сидела.
Рыцарь прыснул в ладошку, видимо представив себе этот процесс.
— Ничего святого у вас, узкоглазых нет. — Буркнул он.
— На себя посмотри, каланча. — Буркнула я. — Где ты только такое воспитание получил, словно не благородный, а мужлан неотесанный.
Рыцарь вспыхнул, но промолчал.
— Иди, — махнул он рукой, — убирай в очередной раз свой курятник.
— Э, нет. — Довольно протянула я. — Ты проиграл. Обещал сам почистить курятник.
Рыцарь побледнел и уже другими глазами посмотрел на курятник.
— Ша! — Воскликнул он. — Ну, пожалуйста, я же не могу копаться в этом?!
— Что же тебе мешает? — Удивилась я, с относительным комфортом располагаясь на хлипкой ограде. — Когда мы чинили туалет, вполне мог.
— Ша! — Взгляд рыцаря стал совсем умоляющим. — ну помоги!
— Спор есть спор! — Воскликнула я. — Так что лопату в руки и вперед.
— Ты тогда читай лекцию! — Зло буркнул рыцарь, в самом деле берясь за лопату.
— Да, легко. Махнула я рукой. — Первый курятник был построен лично первым птичником Великого Императора Эр Шихуанди. Пусть дарует ему Небо всяческих благ! А до этого птицу держали в доме. А этот мудрый человек воскликнул: «Не место птице в доме! Птица, хоть и близка к небожителям, а все же курица!» Ну и построил отдельный сарайчик для птиц. Посмотрел на дело рук своих и понял, что это хорошо.
Я врала вдохновленно, рассказывая о несуществующих людях, что привносили свой вклад в развитие содержания куриц. На самом деле, откуда мне домашней девочке из приличной семьи, знать устройство курятника и правила содержания куриц.
— И тогда возникла традиция делать курятники из камня. — Закончила я свою речь.
— Что за бред. — Воскликнул рыцарь, тяжело опираясь на лопату. — Кто будет делать курятник из камня. Тратить дорогой камень, если полно других материалов.
— Почему бред. — Пожала я плечами. — Это у тебя на Родине камень дорогой, а дерево дешевое, у нас есть места где наоборот.
— А еще надо обязательно сделать окна! — Воскликнула я. — Здесь курочки так плохо несутся, потому что им темно. И, наверное, страшно! Были бы у них окна, было бы им веселее.
— Чувствую, дуришь ты меня! — Воскликнул Роланд. — Ну, какие окна, они же разбегутся по округе просто.
Я задумчиво почесала голову.
— Еще как разбегутся. — Я покивала. — А мы их будем ловить.
— Зачем же для этого делать окна?! — Серьезно спросил парень. — Можно же просто досочку не до конца приладить, ты ночью подкоп сделаешь, да выкрадешь нам курочку. А утром скажем, ой, убежала.
— Смотрю, ты схватываешь налету! — Одобрительно покивала я. — А ты знал, что первых куриц завели не для мяса или яиц?
Рыцарь удивленно вытаращился на меня.
— Да-да. — Я покивала, почесав зудящую голову. — Петушиные бои были очень популярны при дворе самого Великого Императора. Пусть дарует ему Небо всяческих благ! Вот помню, отец держал петухов. А куриц нет. Яйца тетя Ли на базаре всегда покупала.
— От этого курятника, одна вонь! — Передразнила я дражайшую тетушку, которую никогда не любила. Впрочем, наши отношения были вполне взаимными.
— Еще из фактов курятников. — Припомнила я. — Для того чтобы курицы исправно неслись, петух им совсем не обязателен. А вот если цыплят разводить, тогда да, без петуха никак. Почему бы здесь им не завести еще одного петуха?!
— Сразу видно, — рассмеялся рыцарь, — что в устройстве курятника ты все же ничего не понимаешь. Кто же будет держать двух петухов. Они только и будут делать, что драться. Нервировать куриц, они начнут хуже нестись, и зачем это. Я тебя подловил, ты ничего не смыслишь в курятниках.
— Зато я смыслю в курице. — Раздраженно буркнула я, уличенная во вранье. — А ты я смотрю решил до вечера тут возиться.
— Так а куда мне торопиться. — Усмехнулся рыцарь. — Если меня спросит учитель, то я скажу, что ты мне не помогала. Поэтому я так долго возился.
— Ах ты, засранец! — Разозлилась я окончательно. — Ты, куриный потрох.
— Сама дура, и имя у тебя дурацкое! — Показал мне язык рыцарь.
— Можно подумать, твое имя лучше. — Усмехнулась я, неожиданно успокаиваясь. — Лонадэ- «добродетельная монета». Глупость какая.
— А называться «дурак» типа гораздо лучше? — Усмехнулся рыцарь.
— Конечно. — Покивала я. — Это же отпугивает злых духов. Уберегает от глупости на самом деле. А тебя твое имя уберегает только от богатства.
— Мое имя значит «Прославивший страну»! — Ответил Роланд. — А не дурацкие монеты.
— Ну так и опозоришь ее. — Отмахнулась я. — Надеюсь, только что свою, а не мою. А ты приперся тут позориться. Что у себя дома не сиделось?
— А тебе? — Роланд начал злиться. — В твоем почтенном возрасте положено детей рожать, дома сидеть, шелка носить, мужа ублажать.
— Тебя забыла спросить, что мне делать. — Разозлилась я окончательно.
И кинула в парня камушком. Тот тоже не стал нежничать и кинул в меня содержимым лопаты. Но не попал. Я вовремя прогнулась в спине, и содержимое лопаты просвистело мимо. Одновременно я зачерпнула ладонью горсть мелких камушков, крутанулась на пятке и отправила камни в сторону рыцаря. Тот тоже, впрочем, в Академии не только навоз чистил, и легко от большей части отмахнулся той же лопатой, разбрызгивая ее содержимое. Камушки разлетелись веером, пара чиркнула по щеке Роланду, часть срикошетила от сарая, и впилась ему в шею. Ко всему прочему и с лопаты часть гуано брызнуло на рыцарское породистое лицо.
— Вот дьявол! — Ругнулся Роланд. — Ты мне за это ответишь!
Он бросил лопату и погнался за мной. Здесь я признаться порядком струхнула, все же он огромная машина, словно созданная для убийства мне подобных. Поэтому я развернулась и дала стрекача. Рыцарь бегал тоже неплохо. Впрочем, на середине лестницы он здорово подустал, я же полная адреналина скакала сразу через три ступеньки, стараясь не смотреть по сторонам и не потерять концентрацию.
Однако в какой-то момент моя нога подвернулась, и я полетела вниз.
— Ша! — Закричал Роланд, прибавляя ходу.
Я попыталась извернуться в воздухе и вцепиться хоть в какую-то точку опоры, но руки неизменно ловили пустоту. Наконец, как-то нелепо раскорячившись, я затормозила. В руке что-то хрустнуло, но бесконтрольное падение прекратилось.
— Фуф! — Рыцарь добежал до меня. — Ты живая?
Я с сомнением покивала. Попробовала подняться, вначале на четвереньки, потом целиком. Ноги дрожали и не хотели держать мое тело, меня ощутимо шатало.
— Держись, неудачница. — Рыцарь подставил мне плечо.
— Фу. — Я скривила нос. — Кто бы говорил. Ты весь в какахах.
— Ну, тогда иди сама. — Не стал настаивать Роланд. — Не боись, бить не буду. Наносить тебе тяжелых увечий все равно не входило в мои планы.
Кое-как, ковыляя, и потихоньку переставляя ноги, я добралась до верха лестницы. Сзади меня бдительно контролировал рыцарь.
— Добаловались, шакальи дети. — Злобно встретила нас вверху учитель. — Ты, — ее узловатый палец ткнул в рыцаря, — чтоб шел дочистил курятник. Да, чтоб там с пола есть можно было. А ты, — пребольно ткнула она мне в бедро, — живо за мной.
Учитель привела меня в свою келью. До этого момента я никогда не была в месте проживания учителей и поэтому вовсю крутила головой. Келья была более чем скромной: узкая лавка, низкий столик со стопкой циновок, и ряд полок со всякими снадобьями, притираниями и свитками.
— Не вертись, шавка драная. — Дернула меня за подол рубахи учитель. — Сюда ляг.
Она заставила меня лечь на пол, где был постелена плетеная из бамбука циновка. Задрала мою рубаху и ощупала своими длинными узловатыми пальцами.
Достала мешочек игл и начала втыкать их в живую меня.
— Учитель! — Застонала я, уже на первой иголке. — За что! Ну, побегали немного. Это же пытки!
— Лежи, дура. Это иглоукалывание называется. Лечу я тебя, бестолочь неуклюжую.
— Но у меня ничего не болит! — Воскликнула я.
Я слышала про иглоукалывание, но прежде на здоровье мне жаловаться не приходилось, поэтому я и помыслить не могла, что это настолько больно.
— Да? — Удивилась учитель. — И даже сломанная рука?
Она как-то хитро коснулась моей левой руки, и тут я ощутила дикую волну боли в этой конечности.
Крик сдержать я смогла, но не слезы, что неудержимо покатились по щекам.
— А еще воин великий. — Нахмурилась учитель. — Терпи, дурная.
— Пустите. — Во избежание еще больших болевых ощущений, я старалась не вертеться и не отмахиваться, но сдержать поток слез было выше моих сил.
— Теперь я знаю, как вас наказывать. — Довольно усмехалась учитель, продолжая тыкать в меня иголками.
Превратив меня в подобие ежа, она достала толстые сигары, подожгла и стала окуривать меня.
Лежать было трудно, иглы при каждом моем вздохе пульсировали в теле, рождая новые волны боли, от сигар горели легкие, хотелось кашлять, но кашлять ни в коем случае было нельзя, это приводило к содроганию всего тела и новым болевым виткам. Кажется, пытка продолжалась вечность. Но, когда учитель вынула из меня иглы, и привязала мою руку между двумя досками, а затем и отпустила, то солнце на улице едва сменило свое положение.
Помахивая зафиксированной рукой, я предвкушала облегчение трудовой повинности, а то и уменьшение тренировок.
— Куда пошла. — Рыкнула учитель. — А ну быстро на площадку. Отрабатывай «стойку всадника». Раз уж ныне безрукая.
На площадке было жарко. Занятия проходили под палящим солнцем, мы могли часами стоять в одной и той же позе, причем даже дышать можно было лишь строго определенным образом.
С забинтованной рукой стоять в нужной позе было ужасно неудобно. Дело в том, что помимо согнутых ног, расположенных параллельно друг другу и прямой поясницы, руки надо было держать согнутыми в локтях и со сжатыми кулаками. Одну руку я расположила надлежащим образом, вторую же, в повязке пришлось оставить безвольно висящей вдоль тела.
— Ужасно. — Учитель Цин поправила мою стойку палкой, пребольно ткнув меня под коленку.
Я послушно поправила ноги.
Палка ткнула меня в поясницу.
Пришлось и там прогнуться посильнее.
Палка очертила в воздухе круг, но к руке претензий не было.
Я так стояла очень долго. Очень. Солнце продолжало свой неизменный путь по небесному своду. По моим вискам текли капли пота, но я не смела пошевелиться. Ног я уже давно не чувствовала, рук и всего остального, впрочем, тоже. Был лишь стук крови в ушах, который вскоре сменился спасительной темнотой.
***
Очнулась я вновь утыканная иголками. Перед глазами плясали мошки, голова кружилась, а во рту было так сухо, что облизывание губ языком ничуть не помогло.
— Я считала, что вы повыносливее будете. — Поймала мой взгляд учитель. — Не дергайся, — посоветовала она мне, — хуже будет.
Я подумала, что хуже уже вряд ли будет, и попробовала встать.
Сухая морщинистая рука легко пригвоздила меня обратно к циновке. И это оказалось правильным решением. За те несколько секунд я почувствовала жуткую слабость и тошноту. А уж как болела рука.
— Пей. — Ворчливо произнесла учитель. Губ моих коснулось живительное питье, и я радостно сделала глоток. Учитель торопливо зажала мне нос и рот. Мне не осталось ничего иного, кроме как глотнуть. Это было ужасно: горькое и одновременно кислое, с мерзким тошнотным привкусом. Сделав первый глоток, я была уверена, что уж второй-то раз не попадусь на удочку учителя, но вновь мой нос зажат, и не смотря на попытки терпеть, рот вновь наполнен этой гадостью. Я бы хотела сказать, что сама не заметила, как все выпила, но нет, каждый глоток я заметила, и каждый был не легче пытки иглами.
— Вот и молодец! — Потрепала меня по щеке учитель. — А теперь лежи еще немного, потом я вытащу иглы и будем делать массаж.
Я честно старалась просто лежать.
— У тебя сильный жар в печени. — Задумчиво произнесла учитель, втыкая в бедную меня еще пару лишних игл. — А в легких, наоборот холод. Из-за этого течение ци в организме нарушено. Ты и руку сломала из-за нарушенной ци.
Я старалась лежать тихо. Впрочем, не так-то просто спокойно лежать, когда в тебя тычут иголки. И я впервые столкнулась с тем, чтобы путали причину и следствие.
Наконец, учитель перестала бубнить и начала вынимать иглы. Кстати, если раньше я думала, что их больно только втыкать, то я была не права. Вынимать тоже было больно. Гораздо больнее, нежели просто воткнуть иголку в живого человека. В месте прокола возникала тянущая пульсация, которая кругами расходилась по организму. И, осмелюсь надеяться, что приводила в порядок течение этой ци, грела холод и охлаждала жар.
Я думала, что иглы- это больно? Я ошибалась. Массаж от учителя Цин оказался еще больнее. Своими крепкими руками она разминала каждую клеточку тела, кроме поврежденной руки. Ее она словно не видела. Во время массажа она втирала какие-то пахучие мази и окуривала мое бедное тело своими вонючими сигарами.
Но наконец и эта пытка закончилась.
— Мне и самой интересно, что из этого получится. — Глубокомысленно заметила учитель. — Как жаль, что ты уже такая старая.
Я послушно покивала головой. Не знаю, что из меня выйдет, но уверена, что ничего хорошего. Все хорошее нужно мне самой, не хотелось бы, чтобы оно вышло и ушло.
— На полянку, пока не заживет рука не ходи. — Заметила учитель. — Зато можешь сходить на ужин.
Я радостно подхватилась. Пришлось, правда, придержаться за пол рукой, когда перед глазами опять замельтешили черные мушки.
— Аккуратнее. — Воскликнула учитель. — Я извела на тебя кучу своих средств, не хочу чтоб мои усилия были зазря.
Я послушно выпрямилась и пошла ровнее.
Для начала я заглянула в трапезную. Там уже, конечно, никого не было, но у меня теплились смутные надежды, что возможно где-то завалялась хоть одна пресная лепешка. Ибо манипуляции учителя — это, конечно, хорошо, но хотелось бы и еды подкинуть моему бедному организму.
К сожалению, дежурил сегодня Линь. С одной стороны, это давало надежду, что еда осталась. С другой стороны, если еда осталась, это говорило бы только о том, что есть ее было совершенно невозможно.
— А, это ты. — Уныло протянул Линь- нескладный худой подросток с ушами разного размера. — Рис будешь?
Я полагала, что рис невозможно испортить. Я ошибалась. Он был разварен в какую-то невнятную клейкую массу, пресного вкуса и с дымным подгорелым запахом. Впрочем, мне не приходилось привыкать, и я зажав нос, старательно запихала в себя эту массу. Благо лепешки явно пек кто-то другой, и мне удалось обманом выклянчить аж целых две. Которые я поторопилась съесть, пока кто-нибудь не отобрал.
Радостная от осознания, что сегодня мне достался ужин, я поспешила скрыться в нашей узкой и холодной келье. Где нынче обитало аж с десяток послушников. И лишь я да, Хуа были женского пола. Впрочем, усмиряли плоть в этой Академии весьма хорошо. У учеников вечером не оставалось сил, чтобы безобразничать, а если бы и оставались, вероятно, учителя полагали бы это нашими с Хуа проблемами.
Впрочем, с нами жил рыцарь. Вот уж кто отличался поистине странным благородством.
— Скажи, — я ткнула пальцем в бок парню, — ты испугался, когда я начала падать?
— Конечно. — Глухо ответил Роланд. — Больше так не делай.
— Как так?! — Я легко плюхнулась на циновку рядом с ним и приготовилась опять безнаказанно тыкать в него пальцем. Я пользовалась тем, остальные сейчас на вечерней тренировке, а меня учитель Цин вроде как отпустила до завтра. Чем же рыцарь заслужил себе подобную поблажку, даже думать не хотелось.
— Больше не пытайся убиться. — Серьезно ответил рыцарь. — Давай вообще побратаемся?
— Что? — Уставилась я на него. — С чего бы это?
— Ну, ты мой первый друг здесь. — Ответил рыцарь. — Иногда ты мне помогаешь, а иногда ужасно раздражаешь!
— Ты меня тоже! — Призналась я. — Но, — я прислушалась к своим ощущениям, — я к тебе привыкла?!
— Я к тебе тоже. — Признался рыцарь. — Ладно, раз ты не хочешь брататься, то я потом на тебе женюсь.
— Да ты с ума сошел! — Вскочила я. — К демону!
— Ты чё? — Воскликнул рыцарь. — Я — хорошая партия, да и ты не благородная принцесса.
— Не собираюсь замуж. — Отчеканила я. — Не для того я тут здоровье гроблю, чтоб замуж потом выйти.
— Это же самое главное для женщины! — Удивился рыцарь.
— Учитель Цин не замужем. — Привела я, убойный с моей точки зрения аргумент.
— Ну, — рассудительно заметил Роланд, — во-первых, мы не знаем. Во-вторых, может, замужем. В-третьих, может вдова. В-четвертых, может, она хотела, но ее просто никто не взял.
Я склонила голову, признавая свое поражение.
— Нет. — Все же ответила я. — Давай пока просто дружить. Нам здесь не до всяких глупостей.
— С одной стороны ты права. — Задумался рыцарь.
Я знатно напряглась. Обычно он так задумывается, перед тем как сотворить очередную глупость.
— Пойдем. — Поднялся рыцарь. — Мы пойдем к учителю и спросим у нее.
— Ты дурак! — Воскликнула я. — Зачем мы к ней пойдем. — Сейчас она про нас не помнит, мы можем немного полежать. А так мы сами к ней придем, и она нас заставить работать. Или тренироваться. Или еще что-нибудь придумает, гадостное.
— Ну тренироваться нам надо. — Заметил рыцарь. — Мы сюда за этим и пришли.
— Но зачем нам злить учителя?! — Ныла я, тащась следом за рыцарем. Самым разумным было бы лечь спать, но я зачем-то шла следом за ним.
— Учитель. — Рыцарь поклонился почти правильно. Я скоромно склонилась следом, своим видом пытаясь показать, что я не с ним.
Учитель легко спрыгнула с беседки, где стояла в вертикальном шпагате. Помню, дедушка меня тоже так заставлял стоять, я плакала, а он лишь смеялся и говорил, что я смогу, я же тоже крови Хоу.
— Вы никак решили потренироваться лишний раз? — Удивилась учитель. — Похвально-похвально.
— Это так, учитель. — Склонил голову рыцарь. — Но еще мы бы хотели припасть к Вашей мудрости.
— Хм. — Удивилась учитель. — Ну, припади. Тут прям?
Рыцарь покраснел и начал вяло оправдываться.
— Так чего хотел-то? — Прервала его словоизлияния учитель Цин.
— Я хотел спросить, может ли Ша выйти за меня замуж.
— Хм. — Учитель задумалась. — Я думаю, что не сможет.
Наконец произнесла она.
— А вы замужем? — Выпалил рыцарь.
— Ты думаешь, раз она не может, то хотя бы я смогу? — Удивилась учитель. — Все настолько плохо?
Рыцарь покраснел.
— Нет, — заикаясь, начал он. — Я имел в виду, что может быть женщинам-воинам нельзя выходить замуж и все такое.
— Ну, вот ученикам точно нельзя все такое. — Передразнила учитель. — Вам полагается смирять плоть и все такое. — На слове «и все такое» голос учителя становился особенно противным. — Но мы все прекрасно знаем, что в соседней деревне вы прекрасно сбрасываете напряжение. Так с чего ты вдруг воспылал земной любовью к бабушке?!
Рыцарь стоял красный как рак, и уже не пытался оправдываться, прекрасно осознавая, что с каждым новым словом он будет обсмеян лишь сильнее.
И тут я согнулась и меня начало неудержимо рвать.
— Хм! — Задумчиво произнесла учитель, глядя, как меня выворачивает.
— Ша! — Воскликнул рыцарь, на всякий случай, отходя подальше. — А ты заразная?
— Ты же сам предлагал пожениться. — Прохрипела я между спазмами. — Как там у вас говорят, в горе и радости до самой смерти…
— Я, похоже, погорячился. — Пробормотал Роланд, но я его услышала.
— Я не заразная, если ты не ел стряпню Линя. — Ответила я. — Но я сейчас все равно умру.
Мне было ужасно плохо.
Через какое-то время учитель принесла очередной отвар. На вкус он был ничуть не лучше предыдущего, но я мужественно пила. Я делала глоток, меня выворачивало, я делала еще один, та же реакция. Все было бесполезно, и я в самом деле была уверена, что скоро умру. Вскоре я легла на землю, ноги меня больше не держали.
Учитель принесла еще одну кружку. У этого отвара вкус был другой.
— Мне кажется, вы хотите угробить ее? — Мрачно сказал рыцарь, заметив, что мне от лечения становится только хуже.
— В чем смысл прихода Бодхидхармы с Запада? — Спросила я.
Учитель тут же подсунула мне новую кружку. — И, о чудо! Мне стало немного легче.
— Ты как думаешь? — Спросила меня учитель.
— А откуда он еще мог прийти, если застава без врат? — Спросила я и засмеялась булькающим смехом. — А обладает ли собака природой Будды?
Учитель задумалась.
— Ну, да. — Задумчиво ответил рыцарь.
— Почему же тогда она все еще ютится в этом теле? — Спросила учитель.
— Она делает это осознанно. — Серьезно ответила я и изобразила хлопок одной ладонью.
— Кажется, она достигла просветления. — Буркнула учитель и куда-то умчалась.
Потом все было как в тумане. Я сидела на земле, хихикала и давала дурацкие ответы. Играла на дудочке без отверстий и хлопала себя по коленке.
— Собака заключена внутри ее породы- кармы! — Кричала я. — Она и обладает природой Будды и не обладает. Когда ненависти и любви нет, есть свет и ясность. Путь- великая вселенная избытка и недостатка нет.
Вокруг меня собрались ученики и учителя.
— Станешь гоняться за пустотой- отвернешься от нее. — Произнес учитель Мао.
— Если много говоришь и мало думаешь- несоответствий еще больше. — Ответила я ему.
— Не застревай в двух крайностях, ищи обретения их. — Произнес учитель Мао, опускаясь рядом со мной.
— Прекрати слова и мысли — сможешь проникать без препятствий во все. — Ответила ему я.
— Она достигла просветления. — Подтвердил учитель. — Завтра пусть перейдет во внутренний круг. — Отныне я буду твоим учителем. — Обратился он ко мне. Я на это лишь рассмеялась.