Значит, махнем под Сталинград,— шепнул механик-водитель Федоров своему соседу, на что тот слегка развел руками: а как же, мол, иначе, Георгий Степанович ясно выразился.
Август подходил к концу. По ночам стало прохладнее. А днем под лучами солнца березы начали отливать бледно-бордовым блеском. Порозовели нарядные тополя.
Майор Грязнов вызвал после ужина дежурного по батальону лейтенанта Садомского и предупредил его о необходимости именно сегодня ночью нести дежурство с особой бдительностью. Впрочем, танкисты и сами понимали, что период переформирования бригады заканчивается, и служба во всех сферах учебно-боевой деятельности подразделений шла без малейших послаблений.
В эту же ночь, 25 августа, за два часа до обычной побудки личный состав был поднят по тревоге. Комбат объявил приказ командира бригады о выступлении в Действующую армию..
И снова потекли дни и ночи под перестук вагонных колес, с короткими остановками для получения горячей пищи, а потом, поближе к фронту, и с тревожным ожиданием воздушного нападения противника.
Ночью на одном из полустанков эшелон с танкистами сделал очередную остановку.
Комиссар, небо усыпано звездами. Надо полагать, вражеская авиация дремать не будет,— выглянув в открытую дверь, промолвил Грязнов.
Когда это было, чтобы гитлеровцы держали прифронтовые станции без контроля,— отозвался Набоков.
Сколько будем стоять? — спросил комбат у проходившего мимо вагона дежурного по эшелону воентехника Побережца.
Двадцать минут,— доложил лейтенант.
Тогда успеем,— проговорил комбат и передал приказание: — Танковым экипажам выйти из вагонов и построиться вдоль железнодорожной платформы.
Когда танкисты выполнили распоряжение, Грязнов вышел на середину строя и сказал:
Мы находимся в прифронтовой полосе. Небо, смотрите, какое чистое. Следует ожидать нападения гитлеровской авиации. Поэтому на каждой машине приготовить кувалду, лом и топор для быстрого освобождения танков от креплений и быть готовыми к разгрузке техники без специальных площадок.
И снова эшелон в пути.
...До станции назначения Арчеда оставалось не более километра, как вдруг поезд резко затормозил и, ударив буферами, остановился. Вдоль вагонов пробежал железнодорожник в красной фуражке и с красным флажком в руке.
Минут десять назад немцы разбомбили впереди путь,— сообщил он выскочившему из вагона майору Грязнову.— Дальше ходу нет.
По обе стороны железной дороги — широкое открытое поле, заросшее кустами диких слив. На каждом кустике видны редкие синие плоды. На небе по-прежнему ни облачка.
Мотострелковой роте разгружать вагоны со снарядами,— распорядился комбат.— Экипажам, кроме механиков-водителей, из шпал построить временную площадку для разгрузки техники.
Очень скоро были готовы три площадки. Выгрузкой вместе с воентехниками Оганесяном, Катком и Побережцем руководил помпотех бригады майор Кисленко. Разворачиваясь на платформах, три танка одновременно сползали на сложенные и скрепленные друг с другом шпалы. Подавался сигнал машинисту, чтобы подвигал следующую платформу. Если кто-то из механиков-водителей проявлял нерешительность или нерасторопность, за рычаги садились воентехники.
Сошедшие с платформы танки, взяв на свои борта по нескольку ящиков со снарядами, сразу же устремлялись в балку, находившуюся в пятистах метрах от места выгрузки.
Вскоре все увидели до полутора десятков «юнкерсов». Первый заход они сделали на станцию. Поняв, что там пусто, начали пикировать на железнодорожный состав, но было уже поздно: все танки успели укрыться в густо заросшей кустарником балке. Три платформы, уже пустые, были перевернуты. Попали бомбы и в два крытых вагона — как раз те, где пять минут назад находились снаряды.
Следом за 152-м шел эшелон с личным составом и техникой 149-го танкового батальона. И здесь, около станции, ему тоже не удалось избежать вражеского воздушного нападения. Людям пришлось прыгать на ходу. Танки, к счастью, не пострадали.
К концу дня оба батальона сосредоточились в населенном пункте Нижние Липки, а затем передислоцировались в балку в районе Челюскин.
Все это происходило 4 сентября. А в ночь на 5 сентября комбриг Агафонов получил приказ прорвать оборону противника в направлении населенных пунктов Ерзовка, Дубовка, Пичуга, что севернее Сталинграда, и двигаться дальше на соединение с обороняющими город нашими войсками.
2.
Экипажи танков готовились к завтрашним боям. Немало хлопот было и у секретаря партийного бюро батальона Иллариона Гавриловича Феоктистова. Прежде всего, надо хотя бы накоротке провести партийное собрание.
После ужина коммунисты собрались в балке, на опушке мелкого кустарника. Вид у Феоктистова был усталый. Он загорел, вокруг глаз легла сетка морщин. Взгляд его стал еще острее и строже. Белый подворотничок резко выделялся на крепкой смуглой шее.
За раскладным столом, кроме секретаря, в качестве членов президиума собрания сидели батальонный комиссар Полукаров, майор Грязнов, комиссар Набоков и старший лейтенант Гоголев.
Слово взял комбат. Он проинформировал коммунистов о приказе на завтрашнее наступление.
— Немецко-фашистские войска плотным кольцом обложили город,— сказал он. — Гитлер объявил, что Сталинград им покорен, и поклялся «перед богом и историей», что никогда не отдаст «уже захваченный город». Да только Волга,— голос Грязнова окреп,— никогда не покорится врагу! Героические защитники Сталинграда стойко отражают все попытки врага продвинуться вперед. Позиции по нескольку раз переходят из рук в руки... Теперь вот и нам слово предоставлено. Мы до этого воевали на Северо-Западном фронте, получили опыт действий на лесисто-болотистой местности. А тут, как видите, кругом степь, одни ковыли, выгоревшая рыжая трава да кое-где редкие кустарники. Значит, к новым условиям надо приспосабливаться, учиться использовать складки местности — овраги, балки. И главное — запомнить как дважды два, что сейчас для нас самый важный и наилучший вид боевых действий — это наступление, решительная атака, захват вражеских позиций.
Комиссар батальона Набоков, взявший слово после комбата, остановился на мобилизующей роли коммунистов в предстоящих боях.
Отступать дальше, в глубь страны, мы не имеем права,— заявил он и резко провел рукой слева направо. — Хватит отступлений! Пора остановить врага и здесь. Остановить и разбить! Каждый воин, и прежде всего коммунист, должен сказать самому себе: ни шагу назад! И до конца выполнить свой долг.
С интересом слушали участники собрания выступление механика-водителя Федорова.
В боях я бывал много раз,— говорил он,— и хорошо знаю гитлеровских вояк, на себе испщал, как они дерутся. Ничего не скажешь, драться умеют. Недооценивать нельзя. Однако надо и то признать, что они сильны и смелы, когда нас мало, а их больше. И если на них нажать решительно, даже с меньшими силами,— бегут. Фашисты страшны только для трусов и паникеров. Однажды мы столкнулись с итальянскими танками. Раза в полтора их больше было. Однако не выдержали они ни огня, ни скорости наших танков, побежали. Мы их уничтожали уже вдогонку.
Потом говорил еще один механик-водитель, Докетов.
Я тоже неоднократно встречался в боях с фашистскими молодчиками. Правильно говорит Федоров! Надо смелее наступать, не надо бояться их. В общем, от имени коммунистов нашей первой роты заверяю партийное собрание, что будем драться в первых рядах и беспощадно уничтожать фашистскую нечисть.
Последним выступил начальник политотдела Полукаров. Его слова проникали не только в сознание, но и в сердце каждого коммуниста.
Да, именно здесь, в Сталинграде и под Сталинградом, решается теперь судьба нашей Отчизны. Этот город на своем веку повидал многое. Здесь в свое время ратники Серебрянского разгромили османских завоевателей и крымских татар. Тут встречали струги Степана Разина и слышали боевой клич Емельяна Пугачева. О великий волжский бастион разбились белоказачьи банды Мамонтова и Краснова. Сталинград станет непреодолимым утесом и для гитлеровских полчищ. Уверен, что сталинградская земля окажется для них могилой.
Когда группа командиров, возглавляемая подполковником Агафоновым, возвратилась с рекогносцировки, комбриг подытожил:
— Вы все убедились, что степь изобилует холмами. Между ними много мелких и глубоких балок, оврагов, промоин. В большинстве склоны их отвесные. Это, с одной стороны, хорошо: удобно укрываться от авиации и танков противника, накапливать силы для ударов. А с другой — будет трудно при атаках. Преодолевать эти естественные препятствия придется обходными маневрами. Не пойдешь же колонной по дну оврага.
Командир бригады отыскал глазами своего помощника по хозяйственной части капитана Зубца, спросил:
А как вы думаете использовать местность? И где воду будете добывать?
Тылы, штаб и боевую технику придется сосредоточить под отвесными склонами балок. Что касается воды... Подвезем из населенных пунктов и из ближайших речек,— ответил капитан.
Хорошо,— согласился комбриг.— И насчет воды верно, колодцы рыть некогда. Да и не дороешься тут... Таким образом, балки и овраги для нас — и защита и препятствие. Вывод: надо умело использовать их защитную сторону и умело преодолевать, когда окажутся препятствием.
Атака началась на рассвете 5 сентября после небольшой артиллерийской подготовки. Танки рот старших лейтенантов Гоголева и Веселова, освободившись от маскировки, с автоматчиками на бортах один за другим вышли из укрытий и, развернувшись в линию, ринулись в направлении села Ерзовка.
Степь закачалась. Изрыгая огонь, ожили холмы, овраги, балки. Загорелась степная трава, все вокруг моментально заволокло едким сизым дымом. Сопротивление врага с каждой минутой становилось ожесточенней. Автоматчики спрыгнули с танков и короткими перебежками, вместе с бойцами 120-й десантной дивизии, побежали за машинами. Однако по мере усиления вражеского огня их продвижение постепенно замедлилось, и вскоре они залегли. А танкам без пехоты ох как нелегко!..
— Хитров, стой на месте! Я — к пехотинцам! — крикнул младший лейтенант Магомед Гаджиев и выскочил из танка. Пробежав несколько десятков метров назад, он увидел политрука роты мотострелкового батальона бригады Галактиона Тимофеева. Гаджиев знал его хорошо. При встречах они всегда в шутку приветствовали друг друга своеобразным манером: «Галактион, ну что тебе пишут из дома? Как живут?» — «Живут в моей Чувашии так же хорошо, как и в твоем Дагестане»,— отвечал другу Галактион.
Но теперь им было не до шуток.