Да степной бурьян...
В эти дни немало дел было у политработников. Полукаров рекомендовал комиссарам и секретарям партийных и комсомольских бюро батальонов заявления о вступлении в партию и комсомол рассматривать на открытых собраниях. Пусть все знают, с каким настроением, боевым порывом вливаются лучшие бойцы и командиры бригады в ряды ленинской партии и Ленинского Союза Молодежи, какие клятвы и обязательства дают при этом, и убедятся потом, с какой самоотверженностью выполнять их будут.
Уже рассмотрено около шестидесяти заявлений о приеме в партию. Кроме собраний, в ротах ведется обмен боевым опытом по специальностям. Налажена регулярная доставка свежих газет. Хотя бойцы замысла командования и не знали, но, осведомленные о массовом сосредоточении наших войск, догадывались, что готовится нечто грандиозное. Кое-кто поговаривал:
Скоро тут Гитлеру выдернут одну ноту.
Благодаря безотказной работе «солдатского телеграфа» сведения об ожидаемых значительных переменах проникли и в бригадный медпункт. В результате за одну ночь около тридцати раненых тайком покинули лазарет и вернулись в свои подразделения. Прибежал в батальон и командир роты Петр Гоголев.
Товарищ комбриг, ну что же мне делать — разбежались мои раненые! — удрученно докладывал Прованову военврач 2 ранга Степанов.
И правильно сделали, дорогой Александр Иванович,— с озорной улыбкой отвечал тот.— Ну кому хочется в такое время торчать в вашем пропахшем лекарствами блиндаже! — Потом, вздохнув, Прованов сказал уже серьезно: — Ваш лазарет скоро пополнится новыми ранеными. Так что готовьтесь...
Впрочем, танкистов можно было понять. Образ жизни, который они вели сейчас, стал им основательно надоедать. Активных боевых действий не вели, а от артиллерийского огня и бомбардировок противника, которые время от времени возобновлялись, появлялись раненые, а то и убитые. Бойцы и командиры рвались в бой. К комбатам ежедневно обращались с одним и тем же вопросом:
Когда нас пустите в бой?
Капитан Гладченко в этом случае отвечал:
Придет время — не пущу, а прикажу.
Подготовка бригады к участию в контрнаступлении наших войск с целью окружения гитлеровской сталинградской группировки была завершена. Боевую задачу довели до каждого бойца. Вечером 18 ноября во всех ротах была завершена рекогносцировочная работа с командирами танковых экипажей. Комбаты доложили Прованову, что все вопросы по взаимодействию с командирами подразделений стрелковых полков согласованы.
Товарищ Гладченко,— распорядился комбриг,— подберите толковых командиров для головной походной заставы и через полчаса пришлите ко мне, проинструктирую их лично.
У меня бестолковых командиров нет,— погладив мундштуком трубки усы, с улыбкой проговорил Гладченко,
Тем лучше,— не принял шутки Прованов и посмотрел на часы. — А к двадцати ноль-ноль начальник штаба соберет весь командный состав бригады.
Через тридцать минут адъютант комбрига лейтенант Александров доложил старшему батальонному комиссару о том, что капитан Гладченко и отобранные им командиры прибыли.
Зови их сюда.
Танкисты вошли в землянку комбрига. Прованов приблизился к продолговатому столу, достал из кармана гимнастерки расческу, причесал густые черные волосы и кивком предложил всем сесть к столу. Внимательно осмотрел прибывших, остановил взгляд на начальнике штаба батальона Лебедеве.
Насколько мне известно, Николай Александрович, вы — инженер?
Так точно, товарищ старший батальонный комиссар. Инженер-гидротехник.
И работали в Сталинграде?
Да, товарищ комбриг. Тут в сороковом в девятнадцатой изыскательской партии технического участка Волжского берегового управления проходил преддипломную практику.
Стало быть, город знаете?
Разумеется. В свободное время часами бродил по улицам и берегу реки, любовался красотой и города, и Волги.
Да, Сталинград...— задумчиво промолвил комбриг.
Подумать только, во что превратили гитлеровцы этот красавец-город. В сплошные развалины! — с возмущением произнес комиссар бригады Полукаров.
Восстановим,— сказал Прованов.— Так что работы после войны хватит и вам, инженерам.— Он снова взглянул на Лебедева.
Григорий Васильевич, а Иван Иванович Климов тоже инженер,— заметил Полукаров.— Инженер-строитель.
Даже так? — повернулся комбриг к командиру роты.— Тогда вам — тем более, как говорится, карты в руки. Ну, а до этого надо /победоносно завершить войну. А для начала прихлопнуть Паулюса со всем его воинством.
Своеобразная словесная разминка была закончена, я комбриг перешел к делу, ради которого собрал танкистов.
Итак, товарищ Клименко, три танка вашей роты составляют головную походную заставу. Сами с ротой двигаетесь впереди общей колонны. Вы первыми будете встречать гитлеровцев. Действовать решительно, но разумно. Никакая помеха не должна остановить или задержать хотя бы на минуту наше продвижение вперед. Об обстановке докладывать непосредственно мне. А комбаты услышат и ваш доклад и мои указания.
Наконец, обсудили все детали предстоящих действий. В это время в землянку вошел начальник штаба бригады Алифанов и доложил, что командный состав в сборе.
Комбриг одобрительно кивнул.
Вопросы есть?
Вопросов не было.
Тогда пошли в штабную землянку,— пригласил Прованов.
На совещании он выслушал доклады начальников служб об их готовности к завтрашним действиям, затем дал слово майору Алифанову. Тот по схеме изложил обстановку:
Наша бригада вводится в прорыв и будет взаимодействовать с частями и подразделениями двадцать первой армии. В полосе наступления обороняется румынская армия...
Далее майор ознакомил собравшихся с планом наступления, рассказал о поэтапном освобождении населенных пунктов, овладении укрепленными рубежами противника, о порядке преодоления водных преград и других препятствий.
В заключение выступил комбриг.
Предстоит великое сражение,— тихо и несколько торжественно сказал он,— к которому мы столько готовились, которого ждали. Сумеем быстро захлопнуть кольцо окружения немецко-фашистских войск — смертельно раним Гитлера. Это зависит и от нас с вами, и я надеюсь, что поставленную задачу мы выполним с честью. Приказ командующего двадцать первой армией,— добавил он, обращаясь к начальнику штаба бригады, — зачитать личному составу завтра перед рассветом,
...Раннее утро 19 ноября. Мороз не больше минус десяти. Все вокруг покрыто белым ковром — ночью выпал снег.
До полного рассвета еще около трех часов. Первыми проснулись Гладченко с комиссаром и заместителем комбата Гоголевым (в последние дни Гоголев был повышен в должности и получил очередное воинское звание «капитан»).
Тишина-то какая, товарищи. Чудно! А скоро тут заварится такая каша...— подал голос Гоголев.
Далеко на горизонте изредка вспыхивали осветительные ракеты.
Пора будить людей,— отозвался Феоктистов.
Гладченко, как всегда, в первую очередь занялся трубкой. Раскурив, сказал твердо, с убежденностью:
Заварится тут такое, что запишут потом большими буквами в историю военного искусства Красной Армии. Это уж точно. И долго изучать будут, как ценнейший опыт.
Ты прав, Кузьмич, так оно и будет,— согласился Феоктистов.— А сейчас пойду поднимать наших славных ратников. А то, не ровен час, проспят, и никто ни в какую историю нас не запишет.