– Да, совсем из головы вон, – спохватившись, перебил его Элан. – Познакомься, это Шерон Деверо.
– Без тебя знаю, – отрезал Том, – я как раз подходил к этому пункту…
Глаза Шерон лучились веселыми огоньками.
– Не расстраивайтесь так, мистер Льюис, – утешила она Тома. – В конце концов, вас ведь тоже упомянули в газете. Там ясно сказано: “Льюис и Мэйтлэнд”.
– И за такие крохи я буду благодарен вечно, – продекламировал Том и стал натягивать пальто. – Да, кстати, я отправляюсь на встречу с новым клиентом. Он хозяин рыбной лавки, и, насколько я осведомлен, у него возникли трудности с арендой. К несчастью, ему некого оставить вместо себя присматривать за рыбой, так что придется идти мне самому. Как ты посмотришь на роскошную тресковую котлетку к ужину?
– Да нет, спасибо. – покачал головой Элан. – Я собирался пригласить Шерон куда-нибудь поужинать.
– Я почему-то так и подумал, – признался Том. Когда они остались вдвоем, Элан заметил:
– Мне бы лучше взяться за аффидевит. Тогда уже завтра я смогу предстать перед судьей.
– Может, помочь? – предложила Шерон, улыбнувшись ему и мелькнув ямочкой на щеке. – Я еще и печатать умею.
– Пошли, – согласился Элан. Он взял ее за руку и повел в свою остекленную клетушку.
Все члены кабинета, за исключением трех отсутствовавших в Оттаве министров, собрались в аэропорту Аплэндс на проводы премьер-министра и сопровождавших его в Вашингтон лиц. В этом не было ничего необычного. Еще в первые дни своего правления Джеймс Хауден настоятельно дал понять, что хотел бы, чтобы его встречали и провожали не просто один-два министра, а все правительство в полном составе. Неписаное правило касалось не только каких-то особых случаев, но и самых обычных его поездок.
Между собой члены кабинета называли эту обязательную процедуру “построением на перекличку” и время от времени выражали по этому поводу недовольство, правда, довольно сдержанное. Слухи об этом как-то раз дошли и до Джеймса Хаудена. Премьер-министр, однако, решительно подтвердил неизменность своей позиции, заявив Брайану Ричардсону, доложившему о поступавших протестах, что видит в подобной церемонии демонстрацию солидарности и единства в партии и правительстве. Партийный организатор согласился с таким мнением. Премьер-министр, однако, утаил от Брайана Ричардсона, что неуступчивость в данном вопросе порождена на самом деле горькими воспоминаниями детства, нередко посещавшими его и по сей день.
Давным-давно юный Джеймс Хауден отправился в трехсотпятидесятимильное путешествие из сиротского приюта в школу в Эдмонтоне, где ему предстояло держать вступительные экзамены в университет Альберты <Провинция на юго-западе Канады.>. Его снабдили обратным билетом, и подросток в одиночку пустился в долгий путь. Через три дня, распираемый счастливым восторгом от успешной сдачи экзаменов, которым ему отчаянно не терпелось с кем-нибудь поделиться, он вернулся домой – на пустынную железнодорожную станцию, где его никто не ждал и не встречал. Так что ему пришлось прошагать со своим картонным чемоданчиком еще три мили до находившегося за городом приюта, и все его радостное возбуждение по дороге исчезло без следа. С тех пор он возненавидел одинокие отъезды и приезды в отсутствие встречающих или провожающих.
Сегодня одиночество ему не грозило. Помимо министров кабинета, в аэропорт на проводы прибыли и другие официальные лица. С заднего сиденья служебного “олдсмобиля” они с Маргарет видели затянутых в парадную форму начальников штабов сухопутных сил, ВМС и ВВС и неотлучно находившихся при них адъютантов, мэра Оттавы, комиссара Королевской конной полиции, председателей нескольких правительственных комитетов, а также скромно державшегося в задних рядах его превосходительства Филиппа Энгроува, посла США в Канаде. Отдельной группой стояла неизбежная толпа репортеров и фотографов, среди которых находились также Брайан Ричардсон и Милли Фридмэн.
– Силы небесные! – шепнула Хаудену Маргарет. – Можно подумать, будто мы в Китай миссионерами едем.
– Понимаю, что это занудная формальность, – ответил он. – Но люди, похоже, считают, что так нужно.
– Не говори глупостей, – вполголоса сказала Маргарет. – Тебе самому это все нравится, и я тебя прекрасно понимаю.
Лимузин описал широкий полукруг и плавно остановился у “Вэнгарда”, самолета, предназначенного для “особо важных лиц”. Вдоль его сверкающего в лучах утреннего солнца фюзеляжа по стойке “смирно” выстроился экипаж из состава Королевских канадских ВВС. Полисмен распахнул дверцу автомобиля, из него вышла Маргарет, за ней Джеймс Хауден. Военные и полицейские вытянулись в струнку, четкими заученными движениями отдавая честь, и премьер-министр в ответ приподнял новенькую перламутрово-серую шляпу, которую Маргарет приобрела во время поездки за покупками в Монреаль. На лицах собравшихся, заметил Джеймс Хауден, застыло выжидательно-напряженное выражение, хотя, возможно, причиной этому был холодный резкий ветер, гулявший по взлетному полю. И все же Хаудена кольнуло подозрение – удалось ли сохранить в тайне истинную цель его поездки или произошла утечка информации – относительно ее подлинной значимости.
Вперед шагнул сияющий улыбкой Стюарт Коустон. В отсутствие Хаудена Весельчак Стю как самый старший член кабинета будет исполнять обязанности премьер-министра.
– Приветствую вас, сэр… Маргарет, – обратился к ним министр финансов и, пожимая Хаудену руку, добавил:
– Как видите, здесь довольно многолюдно.
– Не вижу сводного оркестра, – прокомментировала это замечание Маргарет. – По-моему, только его и не хватает.
– Вообще-то это большой секрет, – подхватил Коустон, – но вам скажу. Мы его заблаговременно отправили в Вашингтон, только переодели в форму американских морских пехотинцев. Так что, если они вам там попадутся на глаза, так и знайте, что это свои.
Коустон тронул рукав премьер-министра, лицо его стало серьезным.
– Есть что-нибудь новенькое? Подтверждение или опровержение?
Джеймс Хауден молча покачал головой. Объяснений не требовалось: этот вопрос волновал весь мир вот уже сорок восемь часов – с того момента, как Москва победно возвестила об уничтожении американской атомной подводной лодки “Дифайэнт” в Восточно-Сибирском море. Согласно утверждению русских, тут же опровергнутому Вашингтоном, подлодка вторглась в советские территориальные воды. Инцидент вызвал резкое обострение международной напряженности, нагнетавшейся на протяжении нескольких недель.
– Какие же могут быть подтверждения, во всяком случае, в данный момент? – вполголоса проговорил Хауден. Собравшиеся бросали выжидательные взгляды на переговаривающуюся пару. – Я считаю это сознательной провокацией, и нам необходимо побороть соблазн нанести ответный удар. Я намерен настоятельно призвать Вашингтон к сдержанности, поскольку нам нужно выиграть как можно больше времени.
– Полностью согласен, – тихо ответил Коустон.
– Я распорядился воздержаться от каких-либо заявлений протеста с нашей стороны, – напомнил ему премьер-министр. – Если таковое потребуется, решать будем мы с Артуром в Вашингтоне. В этом случае заявление последует оттуда. Вам ясно?
– Вполне. Честно говоря, я рад, что вы с Артуром избавите меня от этого дела, – признался Коустон.
Они прошли к группе провожающих, и Джеймс Хауден стал обходить собравшихся, обмениваясь рукопожатием с каждым.
За ним следовали три министра: Артур Лексингтон, Адриан Несбитсон и Стайлс Брэкен, ведавший торговлей и коммерцией, – которые должны были сопровождать его во время визита.
Адриан Несбитсон выглядел намного лучше, чем в последний раз, когда он его видел, отметил про себя Хауден. Щеки старого бойца, плотно укутанного в шерстяной шарф, меховую шапку и теплое пальто, порозовели, держался он так, словно принимал парад, и явно получал удовольствие от происходившего, впрочем, как и всегда от любого рода церемоний. “Обязательно поговорю с ним во время полета, – решил Хауден, – а то после заседания комитета обороны времени для этого так и не выбрал, а старика надо поставить на место. Несмотря на то что Несбитсон не будет принимать непосредственного участия в переговорах с президентом, явные разногласия в рядах канадской делегации недопустимы”.
За Несбитсоном шагал Артур Лексингтон, слегка скучающим видом демонстрируя, что для министра иностранных дел поездки по всему миру стали делом заурядным. Холод его, похоже, совсем не беспокоил, и на министре были мягкая фетровая шляпа и легкое пальто, под которым виднелся его неизменный галстук-“бабочка”. Министр торговли и коммерции Брэкен, богач с запада, вошедший в кабинет всего несколько месяцев назад, был включен в состав делегации только для проформы, поскольку вопросы торговли были объявлены главной темой переговоров в Вашингтоне.
Харви Уоррендер стоял среди других выстроившихся в ряд членов кабинета.
– Плодотворного визита, – пожелал он Хаудену в безупречно корректной манере, не содержавшей даже намека на недавнюю стычку, и добавил:
– Вам тоже, Маргарет.
– Благодарю вас, – коротко ответил премьер-министр. Тон его был заметно не столь доброжелателен, как при обращении к другим коллегам.
Неожиданно даже для себя Маргарет спросила:
– А разве у вас не найдется для нас какого-нибудь подходящего к случаю латинского изречения, Харви?
Уоррендер перевел взгляд с Маргарет на Джеймса Хаудена.
– Иногда у меня создается впечатление, что вашему супругу не нравятся мои упражнения в латыни.
– Не обращайте внимания, – попросила Маргарет. – По-моему, они очень забавны.
На губах министра по делам иммиграции мелькнула едва заметная усмешка.
– В таком случае, извольте: vectatio, interque, et mu-tata regio vigorem dant.
– Насчет vigorem я что-то припоминаю, а остальное все что значит, Харви? – вмешался Стюарт Коустон.
– Это из Сенеки <Луций Анней Сенека (ок. 4 г. до н.э. – 65 г. н.э.) – римский политический деятель, философ и писатель.>. Звучит примерно так: “Движение, странствования и перемена мест вселяют силу и бодрость”, – перевел Уоррендер.
– Я и без странствований достаточно бодр, – сухо заявил Джеймс Хауден. Эпизод вызвал у него раздражение, и, твердо взяв Маргарет под руку, он двинулся к послу США, который, приподняв шляпу, пошел им навстречу. Остальные провожающие, словно интуитивно, остались на своих местах.
– Энгри, вот неожиданная радость! – приветствовал посла Хауден.